— Где ты это нашел?

— В моем шкафчике несколько минут назад. Я им редко пользуюсь. Замок был цел, и я подумал, что это от герцога. Дома лежит дубликат ключей.

— Ясно. Не волнуйся. Это несущественно. Я поговорю с Его Светлостью.

— Я не буду жаловаться, если вы запретите мне ездить в университет.

Да, я боюсь этого русского. Он еще ненормальней, чем я думал, и то, что я прячусь за спиной большого грозного немца, его не остановит.

— Не думаю, что в этом есть необходимость. Иди в библиотеку, позанимайся. Я позову тебя, когда будет обед. Попроси чаю у секретарей — ты очень бледный.

Я просидел в библиотеке до часу дня, когда за мной пришел Горан и отвел в кабинет Конрада. Конрад появился у себя через несколько минут, один, и я бросился к нему в объятья. Он некоторое время держал меня, медленно поглаживая по спине, а я вцепился в него намертво.

— Пойдем, Maus, — мягко сказал он, аккуратно высвобождаясь. — Не надо так нервничать. Это шкафчик в общедоступном месте. Даже ребенок мог бы его вскрыть и оставить записку.

— Он дал понять, что у него есть мои фотографии и видео! Он помешался на мне!

— Да, но тебе ничего не угрожает. Если он злится из-за того, что ты со мной, он возьмется за меня.

— Нет, он всего лишь желает трахать меня ночью и заставлять рисовать днем! — воскликнул я, обиженный спокойствием Конрада.

— Гунтрам, чего ты добиваешься? Хочешь бросить университет и всю оставшуюся жизнь бояться Репина? Любой мог добраться до шкафчика. Или ты прекратишь рисовать из-за того, что ему нравятся твои картины?

— Что, если он нападет на тебя?

— Не нападет. Если он не сделал этого после Венеции, когда был в ярости, то не сделает и сейчас. Он слишком многое может потерять. Репин просто пытается манипулировать тобой. Дает понять, что любит твой талант, а не внешность, и морочит голову романтической дребеденью.

— Как ты можешь быть таким спокойным?!

— Нет, я не спокоен. Мне хочется порвать ублюдку глотку за оскорбление, но, чтобы одолеть его, я должен держать себя в руках. Репин — не обычный бандит, решающий все вопросы силой. Он искусный игрок. Пойдем, пообедаем вместе, а потом поедешь к Остерманну, порисуешь до шести.

— Не могу. Мне нужно заниматься — в конце недели экзамены.

Последнее, что я сейчас хочу — это брать в руки кисти! Все из-за них!

Конрад вздохнул и сел за письменный стол.

19 июня

Не могу поверить. Я лечу с Конрадом в Рим! Он сидит напротив меня, с головой зарывшись в бумаги, и если на дорогах не будет пробок, ужинать мы будем в ресторане отеля.

Сегодня после обеда я сбегал в университет за результатами экзаменов (пятерки и шестерки — это чудо). Гораздо лучше, чем в предыдущем семестре. Потом поехал в банк, но когда хотел, как обычно, пойти в библиотеку, Конрад не выпустил меня из своего кабинета.

— Побудь со мной. Тебе больше не надо заниматься. Видел твои оценки. Очень хорошо. Почему бы тебе не расположиться на диване и не порисовать? Я нашел в ящике стола твои карандаши, — осторожно предложил он.

Нет, рисовать мне совершенно не хотелось. Я уже месяц не брал в руки карандаш и с того вечера не был у Остерманна.

— У меня с собой книжка. Лучше почитаю, — поспешно сказал я, опасаясь, что он будет настаивать.

— Что за книга? — невозмутимо спросил Конрад, притворяясь, что занят своими бумагами.

— Теория о движении денежной наличности.

— Вот как? Необычный выбор для студента, который только что сдал сессию и ушел на каникулы.

— Хочу расширить свой кругозор, — я не смог придумать ничего лучше.

— Кажется, у меня тут где-то был каталог Дега.

— Нет, спасибо, я лучше почитаю свою.

Хоть бы он оставил эту тему!

— Почему ты больше не рисуешь? Уже месяц, как никто не видит тебя с чем-нибудь, имеющим отношение к искусству, — заметил Конрад. Не спрашивайте меня, откуда он узнал.

— Я много занимался.

— Ты избегал Остерманна весь прошлый месяц, и Фридрих сказал мне, что ты не притрагивался к краскам.

— У меня от скипидара голова болит, — глупый ответ, но меня переклинило. Я плохо соображаю, когда на меня давят.

— Странно, что у тебя внезапно появилась аллергия на него. Почему бы тогда тебе не попробовать акварель или карандаши, которые ты так любишь?

— У меня было много учебы, — попытался оправдаться я. — И, знаешь ли, невозможно рисовать каждый день. Для этого все-таки нужно вдохновение.

— И это говорит человек, который постоянно разрисовывает мои утренние газеты!

— Я думал, что ты их уже прочитал! Честно!

— Гунтрам, даже если ты бросишь рисовать, это не удержит Репина.

Откуда тебе знать? Может быть, ему станет скучно, и он найдет кого-нибудь другого, чтобы мучить.

— Ты только делаешь плохо себе, Maus.

— У меня перерыв в рисовании. Нужно время, чтобы найти что-нибудь вдохновляющее.

Да, вот удачный ответ. Спишем все на капризную артистическую натуру.

— Твой способ бороться с проблемами очень детский. Что дальше? Ты переломаешь себе пальцы дверью?

— Ладно, угадал! Я бросил живопись, потому что из-за нее я оказался в этом дерьме! — крикнул я.

— Maus, это не поможет. Скажи мне, ты скучаешь по рисованию?

— Да, каждый день, но я боюсь. Едва я начинаю рисовать, перед глазами возникают лица тех убитых девушек, и я не могу избавиться от этих мыслей. Репин так решительно настроен насчет меня. Каждую ночь я ворочаюсь в постели и думаю, думаю, думаю, что бы было со мной, если бы мы с тобой не познакомились. Скорее всего, я бы сейчас был уже мертв.

— Если ты бросишь рисовать, ты умрешь внутри. В этом нет никакого смысла. Он уже знает, что тот художник — это ты. Думаю, нам обоим не помешает сменить обстановку и побыть вдвоем. Сейчас в Риме, в Квиринале, проходит большая выставка Караваджо. Улетим сегодня и останемся там до воскресного вечера. Завтра ты сможешь сходить с Алексеем в музей Ватикана, пока я встречаюсь с римскими партнерами. А в субботу вместе пойдем смотреть Караваджо и погуляем по городу. Наш отель в центре, рядом с площадью Испании; очень удобно для того, кто в первый раз в городе… Клянусь, если ты не начнешь рисовать в Риме, то я найду тебе место бухгалтера в Цюрихе.

— У меня с собой ничего нет.

— Фридрих собрал твои вещи и рисовальные принадлежности.

23 июня, понедельник

Мы приехали в Вечный город в четверг вечером, и Рима в тот день я почти не видел. Самолет, машина, отель — и все быстро-быстро. Только успел заметить за окном автомобиля освещенные Колизей, Форум и Рынок Траяна. Я удивился, что на улицах мало транспорта, хотя было не так уж поздно, десять часов.

В этот раз мы поселились в Сент-Реджисе. В таком месте сразу чувствуешь себя бедным родственником из деревни. Когда мы с Конрадом и двумя незнакомыми телохранителями оказались в большом фойе отеля, меня посетило навязчивое желание почистить ботинки. Из фойе мы сразу же отправились в королевский номер. Там нас ждал Алексей с другим телохранителем и секретарем.

— Все чисто?

— Да, мой герцог, — чинно ответил Алексей.

— Жду тебя завтра к восьми утра.

Затем все покинули номер, за исключением дворецкого, который принялся распаковывать наш багаж, и официанта в столовой, накрывавшего на стол.

— Ты не возражаешь, если мы поужинаем здесь? Я слишком устал, чтобы куда-то идти, Maus.

— Конечно. Давай здесь, — я попытался скрыть разочарование; да, мне хотелось погулять, но ничего, потерплю до завтра. — Ты заметил пианино в гостиной? Не удивительно, что именно римляне придумали слово luxus.**

— Кстати, твой бывший и очень популярный президент тоже как-то жил в этом номере. Комнаты отделывали по вкусу Ага Хана,*** поэтому обстановка такая вычурная. Я бы предпочел что-нибудь поменьше, но завтра у меня целый день деловые встречи, и тут удобно их проводить — есть отдельный вход, столовая, студия и гостиная.

— Какой из президентов? У меня два гражданства плюс еще отдельное место жительства, — засмеялся я.