— Я думала, медведь.

— Не бойся, я не дам тебя в обиду. — Пиру вдруг стало стыдно за свой коварный замысел: ведь он хотел напасть на нее сзади, как на зверя. — Я справлюсь с медведем. Это неправда, будто я больной — я здоров.

— Знаю. Я ведь тоже вижу твоего оленя. Всякий раз, когда иду мимо, смотрю на него. Кроме нас с Эдом, многие видят, но не признаются. Вождь сказал: «Никакого оленя нет — есть глина». А кто станет говорить про оленя, того он заставит есть глину вместо мяса. Ты пришел посмотреть на оленя?

— Нет. Я хотел украсть тебя, — признался он.

— Украсть? — насторожилась она.

— Я хотел, чтобы ты жила со мной, чтобы было кому поддерживать огонь в пещере, когда я ухожу на охоту. Я уже давно не ел мяса.

Глаза Ми совсем сузились, в продолговатых щелках искрились темные зрачки в почти не различимом сейчас коричневом обводе.

— Не нужно меня воровать. Я пойду с тобой.

До встретил их у Пещеры. Он было заворчал на Ми, но узнал знакомый запах и успокоился.

Ми начала хозяйничать у очага, раздула тлеющие угли, подложила дрова. Никаких запасов у Пира не было. Они пожевали немного грибов и кореньев, которые принесла Ми. Пир стал собираться на охоту. До чутьем угадал перемену, возбужденно и радостно повизгивал, прыгая вокруг молодого охотника.

На третий день они загнали оленя. Ми тоже не сидела без дела: добрая половина грота была завалена дровами, множество грибов было разложено вблизи пещеры на камнях, чтобы просушивались на солнце. Тратить время на отдых они не могли: по ночам начинались заморозки, нужно было запастись продовольствием.

Все эти дни Пир был настороже: вот-вот могли появиться родичи и потребовать возвращения Ми.

Пришли четверо воинов и вождь. Пир загодя натаскал в грот камней, припас дубинок — пусть сунутся. Пятеро соплеменников стояли внизу на открытом месте. Видимо, они рассчитывали на благоразумие Пира. надеялись, что обойдется без драки.

— Мы знаем, женщина с тобой, — сказал вождь.

— Ми здесь.

— Она должна вернуться с нами. Ты отпустишь ее.

— Женщина останется со мной.

— Ты подчинишься или мы убьем тебя, — Вождь поднял над головой дубинку.

— Я буду защищаться.

Пятеро смотрели на узкий карниз, по которому им предстояло карабкаться, чтобы проникнуть в убежище Пира.

Ми выглянула из-за плеча Пира.

— Беги от него, он не посмеет тронуть, — позвали они.

— Я останусь. Мне хорошо с ним. Если вы захотите убить его, я буду драться против вас.

Это были не пустые слова: в руках у Ми была дубинка. Вождь озадачился. Воины и вовсе не хотели рисковать: у Ми и Пира было преимущество — они будут кидать камни сверху.

— Женщина останется со мной, — убеждал Пир, уловив нерешительность. — Без нее я не проживу: кто-то должен поддерживать огонь, когда я охочусь.

— Он прав, — сказал один из воинов. — Другого выхода у него нет — он будет драться насмерть. А зачем нам непременно нужна Ми? Разве у нас мало других женщин?

— Хорошо, — согласился вождь. — Мы оставим тебе ее, но ты уже никогда не вернешься в племя.

Их шаги стали неслышны. Ми возвратилась в грот. Пир подсел к огню рядом с нею. Руки Ми были заняты работой — она выделывала шкуру. Отсветы пламени скользили по ее плечам. И опять на него повеяло мучительными запахами, памятными с детства. Только теперь эти запахи не вызывали тоски. Они напоминали, что ему нельзя засиживаться в тепле и уюте пещеры: нужно заготовить много еды. Зима сурова, дни станут короткими, охотиться в лютые морозы нелегко. Ночью застойная вода между валунами покрылась тонким льдом. Еще не рассвело, когда Пир отправился на охоту.

Ми нагребла угли и золу, собралась идти за грибами, но ее чуткий слух уловил чьи-то шаги. Она взяла дубинку и притаилась у входа: не соплеменники ли явились за нею, выждав, когда она останется одна? Но это был Пир. Он на плече тащил огромную рыбину, пропустив сквозь жабры палку. Чешуйчатый хвост волочился по камням.

Ми отложила дубинку. Пир бросил добычу у костра.

— У нас будет много рыбы, — сказал он. Пир случайно наткнулся на заводь, отрезанную от главного русла реки. Рыба зашла в нее в паводок и очутилась в ловушке.

Ми осталась выуживать рыбу. Большие, как колодины, лососи кишмя кишели в прозрачной воде. Добыть их было не трудно. Они станут хорошей добавкой к мясу, которое принесет Пир.

Пиру посчастливилось загнать самого крупного оленя из тех, какие водились в этих местах. Понадобилось четыре раза сходить, чтобы перетаскать тушу. Шкура тоже была кстати — ее хватит укрываться обоим.

Возвращаясь в темноте, Пир издалека замечал свет костра в пещере. Он походил на звезду.

Странные мысли часто возникали у Пира, когда он возвращался с охоты. Ему интересно было знать: откуда у него появляются свежие силы, стоит ему подумать о жарком костре и о Ми, которая ждет его? Почему звери боятся огня? Только одни собаки могут греться возле костра вместе с людьми. Еще он думал о том, что весной нужно будет сманить к себе нескольких щенков и вырастить их. Пусть плодятся. До поможет ему натаскать их на оленей, и они станут хорошими помощниками.

— Надо полагать, для обрядов, — высказал свое мнение Моторин. — Прежде чем идти на охоту, шаманы или жрецы племени (или как там они у них назывались?) совершали молитвенный обряд, вымаливая удачу.

— Возможно… — Игумнов в свете костра внимательно разглядывал стены грота: не так-то просто было составить план. Другое дело, если бы речь шла о документации геологического обнажения, тогда бы он чувствовал себя в своей тарелке. — Но ведь прежде чем прийти к мысли совершать молитвенные обряды, кто-то должен был нарисовать первого оленя.

— Извечный вопрос: все сводится к тому, что было вначале? — Моторин заглянул в чистый лист, который держал старший геолог, словно рассчитывал прочитать там ответ.

— Вот именно, что было вначале?

— Жратва, — вставил Степан.

— Это само собою, — Игумнов очень серьезно взглянул на оператора. — Чтобы высекать рисунки в этакой стенке, нужно сильную руку. Художник должен быть атлетом и, конечно, сытым атлетом.

— Но если этот первый олень не был нужен ни для чего, то и вовсе непонятно, зачем понадобилось его высекать на скале? — возвратился Моторин к своему рассуждению. — Не могло же племя позволить сильному, здоровому охотнику так нерационально расходовать труд ни для чего.

— Так мы можем препираться до бесконечности. — Игумнов начал растягивать рулетку. Гибкая металлическая тесьма мерной ленты тихонько позванивала. — Собственно, мы в тупике. С одной стороны, признаем: для того, чтобы совершить обряд, племени нужен был идол-высеченный олень, а с другой стороны, не сомневаемся: чтобы кто-то нарисовал первого оленя, необходимо, чтобы он уже был нужен.

— А как же вы предлагаете поставить вопрос?

— В этом-то и задача.

— А может быть, нашелся чудак, который нарисовал оленя просто так, по вдохновению, — высказал предположение Ильин.

— Чепуха, — не согласился Моторин.

— Как знать. — Игумнов подал Степану конец ленты. — Вначале обмеряем переднюю стенку и вход.

На редкость злая зима стояла в этом году. Снег закрыл горы, засыпал каменистые лощины. Из ущелья тянуло холодом, морозный воздух проникал в грот. Они изводили прорву дров, но тепло держалось только вблизи костра, пока горел яркий огонь. Не согревали и оленьи шкуры, которыми они укрывались. Пес, и тот жался поближе к огню. Они давно собрали все поваленные деревья, какие были в округе, за топливом приходилось ходить на другой берег реки. На охоту не оставалось времени, короткого дня едва хватало, чтобы заготовить дров. Запасы пищи подходили к концу.

Чтобы не бездельничать в морозы, Пир еще до снега натаскал в пещеру много добрых и крепких камней — они часто попадались в русле реки; глаз на пригодные камни у него был наметан. Долгими вечерами, сидя у огня, Пир внимательно рассматривал каждый из обломков, отыскивая скрытые следы трещин, по которым можно расколоть камень. Удачные осколки покрупнее годились на топор, мелкие шли на выделку наконечников к стрелам.