— Далила, — я прочищаю горло.

— Извини, — сестра поворачивается ко мне. — Каждая секунда здесь — это потерянное время без Брукса. Ты должна быть там, где ты хочешь быть прямо сейчас, Дем. Каждая минута дорога.

Афтон поднимается, проводя рукой вниз по своей юбке-карандаш и тянет ее за край вниз.

— Мои извинения, мисс Роузвуд, — говорит она. Затем встречается взглядом с моей сестрой. — Я не хотела вас расстраивать. Или вашу семью. Я надеюсь, вы понимаете, что я выполняла свою работу.

— У вас есть визитка? — спрашивает Далила. — Она сможет вам позвонить, когда будет готова поговорить об этом. Ну а пока мы просим дать нашей семье некоторое пространство.

Афтон открывает свой клатч, достает визитку и передает через стол. Далила берет ее и засовывает в задний карман джинсов, прежде чем положить руку мне на плечо и вывести оттуда.

— Ты не должна делать это, ты же знаешь, — говорю я сестре, когда мы направляемся в палату Брукса. — Ты не должна всегда приходить ко мне на помощь.

— Эта девушка раздражает, — фыркает Далила. — Она была настолько непрофессиональной. Даже не была заинтересована в том, что ты ей говорила. А ее вопросы? Как ты себя чувствуешь? Туше. Это было грубо с ее стороны, тратить твое время на такое.

Когда мы возвращаемся в палату Брукса, Бренда сидит с его стороны и говорит что-то ему на ухо, будто ее сын вовсе не в коме. Она крутится в своем кресле, когда мы заходим, и поднимает свою руку к щеке, смущаясь.

— Боже мой. Врачи сказали, что, возможно, он слышит меня, — она хихикает. — Я предполагаю, что это звучит глупо, сидеть здесь и рассказывать ему о том, что я планирую приготовить на обед ко Дню Благодарения, но я подумала, если напомню ему, как сильно он любит мою фаршированную запеканку, может, это даст ему стимул, чтобы очнуться.

Мы с Далилой обмениваемся взглядами.

Бренда скользит руками вокруг Брукса и гладит его плечи.

— Ну, Брукс, — говорит она, — твоя красотка невеста уже здесь, так что я собираюсь улизнуть и сделать несколько телефонных звонков. Думаю, выпью кофе. Леди желают чего-нибудь?

— Нет, спасибо, — отвечаю я.

Даже перед лицом трагедии Бренда Эбботт не может отключить свою заботу о других людях. Она всегда одета с иголочки; увидев ее, вы бы не сказали об этой женщине, что ее девяностолетний муж прикован к постели в загородном поместье, а единственный ребенок борется за свою жизнь. Я могу только уповать на то, что, когда стану старше, буду хотя бы наполовину такой же сильной, как эта женщина.

Бренда выходит, и ее каблуки цокают по плитке.

— Он очнется до Дня Благодарения, — говорит Далила.

— И откуда ты это знаешь?

Она пожимает плечами.

— Если ты веришь во что-то достаточно сильно, иногда это становится реальностью.

Я указываю на приборы Брукса.

— Не думаю, что это работает таким образом.

В палату входит один из многих врачей Брукса с медсестрой, которая начинает сыпать статистикой. Они останавливаются рядом с компьютером в углу, а затем переходят к постели Брукса.

— Как он сегодня? — спрашиваю я, когда они проверяют его.

— Мы видим кое-какие улучшения, — у врача волосы цвета чистого снега, а на бейджике написано «Эд Сандерсон, доктор».

Этот доктор хорошо квалифицирован, и он явно не любитель поболтать. Но мне пофиг на манеры человека, если он знает свою работу.

— Мы собираемся сделать еще одно КТ (Примеч.: Компью́терная томография — метод послойного исследования внутреннего строения органа) и ЭЭГ (Примеч.: ЭЭГ — чувствительный метод исследования, который отражает малейшие изменения функции коры головного мозга и глубинных мозговых структур, обеспечивая миллисекундное временное разрешение) на этой неделе.

— О, хорошо, — говорю я, отойдя от кровати Брукса, чтобы предоставить им лучший доступ.

Далила садится в кресло у окна, судорожно что-то набирая в своем телефоне. Если бы это была любая другая ситуация, я бы подшутила над ней за это. Я бы дразнила ее о переписке с мальчиком или спросила, намечается ли у нее свидание. Капля чего-то нормального не помешала бы прямо сейчас. Скорее всего, Далила информирует Дафну, находящуюся в Париже, держа ее в курсе каждой мелочи происходящего.

Постоянный писк аппаратов, поддерживающих жизнь Брукса, возвращает меня прямо в центр этой новой реальности.

— Ты не должна оставаться здесь весь день, — говорю я сестре. — Если хочешь вернуться домой, это нормально.

Она прищуривается и морщит нос.

— Я проделала весь путь сюда из Чикаго, чтобы быть здесь, а ты хочешь, чтобы я ушла?

— Нет, нет, — отвечаю я быстро. — Конечно я хочу, чтобы ты осталась. Я просто говорю, если у тебя есть другие дела, то ты можешь идти, не чувствуя себя плохо из-за этого.

— Что может быть важнее этого? — она снова щурится. — Ты ведешь себя так, будто Брукс восстанавливается после разрыва селезенки, и его отпустят в течение нескольких дней.

Разве?

Врач и медсестра покидают палату без объяснений о его состоянии. И я понимаю почему. Бренда получает всю информацию. Я не жена Брукса. Законно я не могу принимать какие-либо решения о его медицинской помощи. С юридической точки зрения я не имею никаких прав.

— Я забочусь о нем, — говорю я сестре, хотя ощущается это, как напоминание самой себе.

Далила хмурится.

— О чем это ты? Никто не говорил, что ты не заботишься о нем.

— Ты сказала, что я веду себя слишком спокойно, а это означает, что я не забочусь о нем. Поэтому я говорю тебе: я забочусь.

Сестра хватает журнал и раскрывает его на середине. Отсюда я могу заметить, что это журнал о дизайне интерьера, и я уверена, что это Бренда оставила его здесь. Они делают косметический ремонт в их доме, и она рассматривает журналы для создания идей.

— Я не знаю, Дем. Просто помню, как ты испугалась, когда Ройал ушел много лет назад, — она переворачивает страницу, сканируя глазами объявления о деревянной мебели. — Я имею в виду, ты ведь любишь Брукса достаточно, чтобы провести остаток своей жизни с ним, а сейчас ты просто принимаешь все это так спокойно. Я ожидала, что ты будешь разваливаться немного больше, вот и все.

— Беспокойство не заставит его проснуться. Нет ничего плохого в попытке остаться сильной, ведь так?

Далила встает, закрывает журнал и швыряет его в сторону.

— Я не должна была ничего говорить. Я пришла сюда не для того, чтобы критиковать, как ты ведешь себя. Мне очень жаль, — она прижимает руку к груди. — Я здесь для тебя. И Брукса. И я буду здесь, когда он проснется и когда поведет тебя к алтарю.

— Спасибо, — я сажусь возле Брукса и прикасаюсь к его руке, чтобы понять, почувствую ли что-нибудь. Его ладонь теплая.

И это все, что я чувствую.

Теплота. И больше ничего.

— Иногда я думаю, что Брукс был послан Вселенной за все, что сделал Ройал, — размышляет Далила, покусывая губу.

— О чем ты говоришь?

— Мы не знали, почему Ройал ушел. Но, возможно, это не имеет значения. Может быть, ты просто должна была быть с Бруксом, и если бы Ройал застрял рядом, этого никогда бы не случилось.

— Я так не думаю.

— А я думаю, — сестра снова садится. — Все происходит неслучайно. Жизнь — это один огромный ряд домино.

Ее аналогия не подходит мне. Мне нужно знать, что случилось. Я отказываюсь соглашаться с каким-то клише.

— Во всяком случае, я не думаю, что судьба забрала бы Ройала и дала тебе Брукса, если бы вы были предназначены друг для друга, чтобы провести остаток своей жизни вместе.

Букет из ярко-розовых маргариток стоит на окне в палате Брукса. Не понимаю, как я их не замечала раньше, и я не уверена, откуда они появились, так как в больнице не позволяют приносить цветы в реанимацию. Держу пари, Бренда пронесла их. Цветы — ее слабость. Она любит их все без разбора.

В отличие от Брукса.

Маргаритки напоминают мне о борьбе, которая возникла у нас месяц назад во время выбора цветов для свадьбы. Я хотела маргаритки в ярких оттенках оранжевого, желтого и розового. Брукс сказал, что их слишком много. И смотреться они будут дешево. Он настаивал на пионах, хотя я говорила ему, что в феврале не сезон для них. Брукс настаивал, чтобы их прислали из Израиля, что стоило бы десятки тысяч долларов.