- Вы не думали, Шеннон,, зачем туземец едет в город, а? Что его туда тянет? - ехидно спросила Изабо.

- Ну, погоня за заработком, - неуверенно сказал наёмник. - Может ещё тяга к приключениям, желание сменить обстановку...

- Да. ну! - издевательски произнесла женщина. - Какой Вы наивный! Большинство местных жителей приводит в город исключительно желание поднять свой престиж. А в чём это сейчас выражается?

- Ну, одежда, оружие, посуда...

- Вот, вот! Селянин хочет всё это получить не впахивая на своём огороде, а так просто - в виде награды или добычи. Именно поэтому Кимба натащил в Кларенс солдат , набранных среди винду Загорья. Во времена колонии они в поисках работы или иных средств к существованию селились в Туреке и вдоль реки Зангаро. Работая на белых многие винду усвоили новое отношение к труду, приняли новые нормы взаимоотношений. О бакайя я даже не говорю! Всем им, конечно, надлежало отказаться от былых привычек и идеалов. Сейчас в Зангаро можно найти три традиционных уклада. Каждый из них в той или иной основе имеет этнос...

- Вы не думаете написать трактат о племенах Зангаро, моя дорогая,- прервал поток слов Шеннон, которого утомила лекция Изабо. Он потянулся и шутливо добавил: - Может лучше расскажете об африканском сексе?

- Отчего же, у меня все богатый опыт в этом отношении, - совершенно не смутившись сказала бывшая монащка, вогнав бывалого наёмника в краску. - Вы действительно хотите узнать об этом побольше?

- Хм, хм, - у Шеннона вдруг запершило в горле.

- Понимаю, - невинным голосом произнесла бывшая монашка. - Воспитание не позволяет касаться данной темы. Что же расскажу Вам про адюльтер: это самое невинное из того, что я знаю.

- Извольте!

- У винду кровные связи играли особую роль. Ими определено нечто большее, чем просто взаимоотношения людей. Именно сознание общности происхождения спаивает жителей Буюнги, Коро или Ойо в сплоченную группу. А адюльтер порождает опасность для этой целостности! Нераскрытая связь представляется особенно угрожающей, потому что никто не может упредить её появления! Всякий полукровка - это трещина в общине, которая причиняет роду непоправимый ущерб.

- По-моему, это происходит и у нас в Европе!

- Да, конечно, но у винду адюльтер нарушает отношения не только между живыми, но и мёртвыми. Появление бастарда вносит смуту в отношения между родом и его предками. Они, согласно верованиям винду, защищают сородичей от несчастий - голода, болезней, нападений. Бастард не связан с предками узами: он возмущает духов - хранителей рода и порождает полосу бедствий. Особенно в тех случаях, когда адюльтер остается нераскрытым живыми: не зная о нём члены рода не могут предупредить его последствий. Осуждение адюльтера можно сопоставить с отношением к бездетности. Шеннон, ты, конечно, спал с одной из женщин старика Кана?

Захваченный врасплох вопросом, наёмник утвердительно кивнул, а Изабо продолжила свою речь:

- Бездетность обычно покрывает позором и женщину и ее мужа! Среди винду довольно много бездетных женщин: у одних дети умерли в преждевременных родах, у других - во младенчестве от болезней. В этом случае здесь обращаются к ведунам, к которым причисляют и важных правительственных чиновников, типа Вас.

- А я слышал от туземцев, что бездетность вызвана злой судьбой.

- Это у бакайя. Они сильнее восприняли христианство. У них женщины из отцовского рода совершают особый обряд, который должен умилостивить предков: после жертвоприношения проводят ритуальное омовение женщины, изгоняя из неё злую судьбу...

- вы знаете обычаи бакайя?

- Да, даже лучше, чем винду. Я три года распределяю между ними медикаменты .

- И сестра Беатрис тоже?

- Нет. Раньше я ездила одна в сопровождении двух или трёх чёрных послушников. Кто-то донёс, что я люблю чёрных, - Изабо неожиданно отвела взгляд и стала смотреть на циновку, прикрывшую окно. Голос монахини странно исказился, будто охрип: - Беатрис приставили за мной следить, чтобы я не делала чего-то лишнего. Вот её Бог и наказал...

- Так что с ней произошло?

- А ничего страшного, с моей точки зрения, - глаза Изабо вновь твёро смотрели на собеседника. - Её всего-лишь лишили девственности.

- Да?

- Представьте, она была девственницей. Ей нельзя было попадать в плен.

- Так её?

- Да, да. Все мужчины сензала, в который она была отдана. И так в течение недели...

- А Вы?

- А у меня с этим всё в порядке,- усмехнулась Изабо. - А теперь тебе лучше поспать перед процедурой омовения в "белой воде", мой дорогой, - она провела указательным пальцем по лбу Шеннона и шутливо поцеловала его в макушку.

После короткого послеобеденного сна, второй дозы антибиотиков и освежающей ванны из "белой воды", Шеннон чувствовал себя абсолютно здоровым. Он вышел из хижины старосты и решил походить по Буюнге. Бома была застроена низкими глинобитными домами, утопающими в тени громадных раскидистых деревьев. За исключением района, непосредственно прилегающего к рынку, улицы были безлюдны, и, может быть, поэтому в глаза бросалась одна черта этого селения - большое число ткачей, прямо на мостовой работающих у своих станков. Впрочем, называть так примитивное устройство, с помощью которого работал ремесленник, было бы преувеличением. Он сидел на земле перед натянутыми на деревянную перекладину нитями. Челнок в его руках стремительно скользил вправо - влево, вправо - влево. На дальний конец узкой, не шире 12-15 сантиметров ленты был положен тяжелый камень. По мере того как лента становилась длиннее и длиннее, ткач все дальше отодвигался со своим нехитрым механизмом от камня. Местные ремесленники обеспечивали округу не только одеждой. Несколько хижин занимали сапожники, делавшие из старых автомобильных шин сандалии, весьма ценимые крестьянами, которые верили, что запах автомобильной резины отпугивает змей. Рядом с ними расположились кузнецы, ковавшие мотыги, светильники, разного назначения металлическую посуду, ножи, топоры. Не менее разнообразной была и продукция гончаров. Чувствовалось, что ремесленное производство Буюнги обеспечивало многие потребности Загорья.

Он остановился посмотреть работу старого гончара. Мастер выгнул сутулую спину над гончарным кругом: чувствовалось, для него ничего вокруг не существует. Босые ноги с тонкими щиколотками быстро и ловко завертели привод. Прищурившись, гончар бросил на круг влажный ком красноватой глины. Ноги у него забегали так, что за ними нельзя было уследить, а круг вертелся все быстрее и быстрее. В какой-то момент мастер вытянул левую руку. Она вонзилась в глину, казавшуюся от скорости вращения сплюснутым шаром. Тут он начал расти, тянуться. Пальцы старика меняли его форму: сначала шар превратился в бочонок, затем - в колонну. В дело вступила правая ладонь: она осторожно коснулась глины, нижняя часть которой вдруг округлилась, а верхняя - потянулась вверх. Движения босых ног старого гончара, постоянно менявших скорость вращения, действовали в полном согласии с руками. Они касались заготовки то жёстко, то нежно, а то и вовсе отстранялись от него. Блеснул на солнце металлический шаблон: старик пригладил форму, снял шероховатости и зафиксировал изменения в форме изделия. Шеннон подумал, что перед ним имитация сотворения мира! Предки были мудры, когда считали, что весь мир вылеплен из глины. Пока он размышлял над этим, будущий сосуд стоял на месте - он вертелся на круге и постепенно рос... Пальцы человека тянули его, как какой-то диковинный цветок. Вот уже тонкошеий, стройный молочный кувшин заблестел на вращающемся круге. Чудо произошло. Его сотворение заняло всего несколько минут, которые показались Шеннону часами.

Но старый мастер, видимо, был чем-то недоволен. Он сначала замедлил, а затем до предела раскрутил круг. На этой скорости движения пальцев были совсем неуловимы. Ещё истончилось горло, круче стали бока. Сам того не желая, Шеннон затаил дыхание, боясь отвлечь мастера и испортить его работу. Он наклонился, будто разглядывая, что же у него там вышло, тормозил, снова разгонял свой круг: бока кувшина вновь тянулись кверху, становясь всё уже; сосуд принимал удлиненные девичьи формы, теперь он казался легким и хрупким.