- Поживём – увидим, – пожал плечами Сергей, первым входя в открывшуюся дверь.
Он был готов увидеть всё, что угодно. Так он думал. Оказалось – он был не готов увидеть то, что увидел в медчасти «Одиссея». Лазарет был не слишком большим, но пациентов здесь было не просто много – чрезвычайно много. Далеко не всем хватило места на койках, и остальных размещали везде, где только было возможно разместить человека – на полу, на каталках, везде. Но более всего Крутова поразило то, как пострадали эти несчастные – у многих не было кожи на большей части тела и такие пациенты были забинтованы бинтами пропитанными спецсоставом, и походили на мумий. Адская боль терзала их, но обезболивающее давно закончилось, и их истошные крики и стоны уносились далеко за пределы лазарета. Но этим людям ещё повезло. Другие же… многие… они, казалось, побывали в настоящей мясорубке или подверглись действию сильнейшей кислоты – у них часто не было руки или ноги, или и руки и ноги, или… У некоторых плоть разъело до кости, а ещё некоторые несчастные и вовсе пострадали так сильно, что человеческое угадывалось в них с трудом – такие пациенты, казалось, подверглись столь чудовищному воздействию, что их плоть попросту плавилась… И все эти несчастные люди испытывали столь сильную, невероятную, адскую боль, что их душераздирающие крики, казалось, можно было услышать сквозь бездну космоса даже на другом краю галактики.
Крутов смотрел на этих людей и ком подкатывал у него к горлу. Искренние жалость и сочувствие он испытывал сейчас к этим несчастным. Он даже и вообразить не мог, сколь чудовищно было то оружие ящеров, воздействию которого подверглись люди на американских кораблях. Взгляд его посуровел:
- Зря мы так быстро расправились с ящерами. Надо было подольше их помучить, – тихо, голосом полным гнева, сказал он, сжимая кулаки.
- Это те, кто сумели выжить, – понимающе сказал Джейкоб. – Пятьдесят восемь человек, не считая тех, кто ещё сохранил трудоспособность. А погибли сто девяносто три человека – они попросту были распылены на атомы… Но ещё несколько человек… они превратились…
- Превратились? – переспросил Крутов.
- Да. метаморфоза была чудовищна и невероятно болезненна. Никто не выжил. Впрочем, для них, наверное, это и к лучшему… То, чем они стали… это…, – на сей раз уже Крутов понимающе кивнул.
- Даже те, кто на первый взгляд кажутся не затронутыми этим полем, пострадали. У меня врачи нашли множественные повреждения внутренних органов, – сказал Симмонс. – У них самих – то же самое, да и с экипажем дела обстоят не лучше. Пока это ещё не даёт о себе знать, но… Всё будет кончено через день-два для всех нас.
- Тогда приступим немедленно, – решительно сказал Крутов. – И мнение ваших людей и ваше меня не волнует! – сказал он как отрезал и закрыл глаза, настраиваясь на контакт с ИИ нанитов плаща. Через секунду плащ уже обратился в клубящееся прозрачное чёрное облако! Оно мгновение повисело рядом с Крутовым – при этом Джейкоб поглядывал на него – а затем разделилось на безсчётное множество частей, которые тотчас рванулись в разные стороны, спокойно проходя сквозь стены, проникая повсюду и находя каждого человека на борту корабля, и проникая в людей, подобно призракам. Наниты, повинуясь воле Сергея Ивановича Крутова принялись за работу.
Едва только облако рассеялось, как все пациенты в медчасти вдруг перестали кричать и замерли. Оглушительная тишина обрушилась на Джейкоба Симмонса так внезапно, что он вздрогнул. Вновь недоверчиво посмотрел на этого русского, который всё ещё стоял посреди медчасти с закрытыми глазами, а потом на двух врачей, что также замерли от неожиданности, и тут вдруг почувствовал, как в груди у него разливается приятное тепло и боль, к которой он уже привык и почти перестал замечать, стала постепенно утихать, а затем и вовсе исчезла! Тотчас из его груди выпорхнуло маленькое чёрное облачко и куда-то улетело. Но самое удивительное было ещё впереди – прямо на глазах у изумлённых врачей и капитана самые тяжёлые пациенты вдруг начали преображаться – их обнажённые мышцы обрастали новым кожным покровом, у них за мгновения вырастали руки и ноги взамен утраченных, а те, кто были «оплавлены» чудовищным оружием ящеров, вновь приобрели совершенно нормальный облик!
Через пару минут всё было кончено и на Крутове вновь вдруг откуда ни возьмись образовался чёрный плащ с металлическим отливом. А врачи так и стояли с открытыми от удивления ртами, не в силах поверить в произошедшее.
- Богом клянусь – если бы сам не увидел, никогда бы в жизни не поверил! – потрясённо выдохнул Симмонс, дружески похлопав Крутова по плечу. – Друг мой, вы только что спасли множество жизней!
- И не важно, что это сделали наномашины? – с лёгкой иронией спросил тот в ответ.
- Какая разница, если результат столь ошеломляющ! – усмехнулся Джейкоб. Бывшие пациенты тем временем приходили в себя. Врачи тотчас засуетились.
- На этом корабле теперь все здоровы, – сказал Сергей Иванович, посмотрев на капитана.
- Тогда вам стоит проделать этот фокус и на оставшихся четырёх, – кивнул Симмонс, как вдруг мощный, почти громоподобный бас взорвал атмосферу:
- Какого чёрта?!?
– это Барретт пришёл в себя и порывался встать с предписанного ему врачами места. Врачи протестовали, бубня что-то про какое-то обследование, но Эдгар их не слушал, а медики не особо настаивали – он резко встал и подошёл к Джейкобу и Крутову, нависнув над ними, как слон над мышами.
- Как это понимать, Симмонс? – грозно вопрошал советник по-видимому уже покойного президента США, сверля капитана взглядом. – Что этот русский делает на корабле?
- А что делают на корабле гражданские? В особенности те пятеро девчонок? – в тон ему вопросом на вопрос ответил Джейкоб, радуясь в душе, что кое-что, всё-же, не меняется. – А этот русский, как ты выразился, только что спас твою жизнь и жизни всех людей на этом корабле. Я бы даже сказал, что сегодня он и его люди спасли нас дважды…
- Даже так? – Барретт, похоже, успокоился, и с уважением посмотрел на Крутова, который сохранял абсолютно безучастное выражение лица. – В таком случае я рад, что вы оказались поблизости, Сергей Иванович, – он протянул руку. Крутов пожал её. – Я уж думал, что нам конец, когда отключился, пытаясь увести корабли от флагмана…
- И тебе, кстати, удалось, – похлопал его по плечу Джейкоб. Эдгар опешил от неожиданности – Симмонс впервые сказал ему что-то хорошее. Пусть и в столь завуалированной форме.
- Я так понимаю, что…, – начал Барретт.
- Верно. Враг разбит, – кивнул Крутов. – Их флот уничтожен. Правда многие спаслись в капсулах, но это не проблема. А флагман… Скажем так – вы, мистер Барретт, пропустили самое грандиозное, красочное и феерическое световое шоу в истории человечества.
- Ха! Стало быть, всё и вправду кончено, – довольно пророкотал Эдгар. – Хотел бы я посмотреть, как вы взорвали этот чёртов корабль, – и едва только он произнёс это, как спокойную тишину, царившую в медотсеке, разорвал душераздирающий женский вопль. Крик матери, потерявшей ребёнка, а вместе с ним и смысл своей жизни – Сьюзан Вандом очнулась…
Всё вокруг – всё, что попадало в поле зрения, абсолютно всё и везде было белым. Существуют самые тёмные места, самые тёмные бездны, где никогда не было и не будет света. Но это место… его можно было бы назвать самой светлой и белой бездной, белым НИЧТО в белом НИГДЕ. Здесь не было ни горизонта, ни земли, ни неба – только белое ничто, странная и непонятная пустота, в которой нет ни времени, ни пространства, ни материи. И вместе с тем всё это место казалось безконечным во времени и пространстве.
А ещё здесь была боль. Сильная боль. Болело всё, что только могло болеть – казалось, что каждая клетка, каждый атом тела испытывал постоянную, тупую, ноющую боль, которая временами резко усиливалась, становясь невыносимой. И тогда она кричала. Вернее – пыталась кричать, но всякий раз у неё получался лишь слабый сдавленный хрип, быстро превращавшийся в сильный и болезненный кашель.