— Ладно, — покладисто ответила готесса, но в глазах её плясали ехидные огоньки, а усмешка была до безобразия снисходительной.

Кошмар, с кем я общаюсь? Садистка, извращенка, неадекват… Впрочем, я не лучше. И если извращенкой меня не назвать, то по остальным пунктам временами подхожу… Да и ладно, если враг не оставляет выбора, жалеть его не стоит. Пусть даже тебя за это назовут безумным садистом.

— И если снова влипнешь в неприятную историю, звони, мы обязательно поможем! — добавил мой сердобольный братец. Угу, помочь-то мы поможем, только вот она даже не подумает позвонить! И, думаю, не в самостоятельности дело — просто уж больно странные у Динки взгляды на жизнь, вроде как мы друзья, но в свою жизнь она нас не пускает.

— Ладно, — вновь даже не подумала возразить готесса, и вдруг добродушная улыбка с её губ исчезла, а в зелёных глазах появилась решимость, с которой только замки штурмом брать. — А вы больше не пытайтесь узнать что-то обо мне за моей спиной.

И даже голос у неё вдруг изменился. Холодный, звенящий, едва сдерживающий злость… Что за ерунда? Неужели у Динки раздвоение личности? Даже если и нет, она точно не в себе…

— Нет, Дина, мы о тебе не пытались и не собираемся пытаться что-то выяснить, — не менее холодно ответила я. — Информацию у Гробовщика мы узнавали, чтобы тебе помочь, а в дом полезли, потому что решили, что тебя там убивают. Если хочешь, чтобы в следующий раз мы тебя бросили на произвол судьбы в опасной ситуации, так и скажи. Если нет, мы всё равно попытаемся тебя спасти. Даже если наше поведение тебя оскорбит. Да, лезть в дом не стоило. Но, учитывая все обстоятельства, думаю, твоему знакомому было бы гораздо хуже, если бы мы вызвали полицию. О его тайном пристрастии узнали бы правоохранительные органы, а следом, вероятнее всего, и газетчики.

— Да, ему не нужно лишнее внимание, — вдруг снова став мирной, белой и пушистой, улыбнулась Динка. — Потому охрана никогда не даёт информацию о посетителях дома посторонним. Газетчики часто пытаются что-то пронюхать, но такая сенсация им в руки попасть не должна. Но я не обижаюсь за то, что вы полезли в дом… вроде, — это ещё что за добавочка? Почему «вроде»? — Мне немного неприятно, что вы у Гробовщика интересовались, куда я обычно хожу. Ведь если бы я пошла к другу, он наверняка оказал бы мне помощь.

— А откуда нам было знать, что ты к другу пошла? — хмыкнула я, и братец активно закивал. — Мы не знали, куда ты ходила — может, в парк, может, в заброшенный дом, и сидела там в одиночестве. И пока я не увидела тот особняк, как раз склонялась к версии про пустой сарай-развалюшку. Так что, мы должны были тебя, раненую, оставить истекать кровью в непонятном месте?

— Вы решили, что Гробовщик подверг бы меня опасности? — почему-то мне показалось, что на этот раз Динка разозлилась. Серьёзно так разозлилась — она даже губы поджала.

— Во-первых, он жнец, а они к судьбам смертных безразличны, — воззвала я к её разуму.

— Подтверждаю, — вмешался Грелль.

— А во-вторых, если ты и стала его ученицей, это не значит, что он будет спасать тебя ото всего подряд. Может, от смертельной опасности он и спас бы тебя, но где гарантия, что, зная о твоём ранении, он не решил бы посмотреть, сумеешь ты выкрутиться или нет? Что мешало ему поставить очередной эксперимент? Ничего. Потому что он любит ставить опыты, смеяться над чужими проблемами и ставить перед смертными трудновыполнимые задачи. Скажешь, нет?

Динка вдруг глубоко вдохнула, закатила глаза, сжала кулаки, разжала их, медленно выдохнула и улыбнулась. Она явно пришла в своё обычное состояние, но мне всё это крайне не нравилось.

— Он любит подобное. Но он меня не предаст, — как-то уж чересчур уверенно ответила готесса и встала. — Мне надо поспать, я пойду. А то засну прямо здесь. Но я вас всё же прошу, не выясняйте ничего о моей жизни за моей спиной.

— Обещаю, — высказался Лёшка.

— Если не возникнет жизненная необходимость, — внесла свою лепту я.

— Спасибо, — мило так улыбнулась наша странноватая соседка и пошла к себе. Я же крикнула ей вдогонку:

— Дин, в следующее путешествие тебе лучше не ходить! Ты ранена.

— Лёша тоже, — обернувшись, ответила она и добавила: — Но он пойдёт. Почему я не должна? Завтра я в порядке буду, это мелочи. Не так уж и больно. Бывает хуже. Так что не переживай, Инн, я вас не потяну на дно. Я помогу. Ведь без меня вам будет сложно, если придётся идти на крайние меры, разве нет?

— Да, но рана…

— Я не помешаю. Это всё незначительно. Я же должна вам помочь, разве нет?

— Раненая ты вряд ли сможешь драться и быстро бегать, — воззвала я к Динкиному разуму, с бешеной скоростью вертя в руках кружку.

— Да, но я смогу стрелять, — с улыбкой ответила она, и мне почему-то стало жутко. Она говорила об убийстве, улыбаясь как обычно — немного застенчиво, робко, по-доброму, словно просила о чём-то. И почему-то в этот момент мне показалось, что все её улыбки были фальшивы. Нет, она не лгала, она просто не умела улыбаться искренне. Улыбалась, потому что не знала, что ещё можно сделать. И потому эта маска пугала. Она была словно… неживой.

— Давай посмотрим по твоему состоянию, — я не собиралась сдаваться. Если Динка не сможет убегать, мы её не возьмём. — Если рука будет болеть, ты не пойдёшь.

— Если рана помешает мне вам помочь, я не пойду, — вытекла она из-под атаки и добавила: — Я завтра скажу, как себя чувствую, тогда и решим, ладно? А то я сейчас сонная, вряд ли могу верно оценить своё состояние.

— Ладно, до завтра, — кивнула я, неотрывно глядя в глаза соседки, но в них не было ничего, кроме обычного дружелюбия. И почему-то сейчас оно казалось стеной, за которой скрывались настоящие чувства.

— Проводить тебя? — решил податься в рыцари братик-тугодум. Неужели он не видит, что с Динкой что-то не так?

— Спасибо, я дойду, — ожидаемо отказалась самостоятельная готесса и, помахав нам здоровой рукой, направилась в прихожую.

Через минуту входная дверь хлопнула, и я скомандовала:

— Себастьян, надо поговорить. Лёш, займись полезным делом — проверь, ничего ли из наших рюкзаков не пропало.

— Есть, босс! — поморщившись, тоном заправского солдафона отчеканил Лёшка, а изображавший всё это время статую демон отвесил полупоклон и направился в мою спальню. Не люблю туда посторонних пускать, но сейчас придётся…

Закрыв за нами дверь, я уселась на свою любимую широченную кровать и жестом предложила дворецкому присесть в кресло. Он ожидаемо отказался, сославшись на должность, а я заявила:

— Садись, иначе мне будет неудобно с тобой разговаривать.

Михаэлис ухмыльнулся и грациозно опустился в кресло, словно всю жизнь моделью работал. Я же на его ехидное выражение лица внимания не обратила и с места в карьер шёпотом спросила о наболевшем:

— Как думаешь, Дина адекватна? Я сейчас с точки зрения психиатрии спрашиваю. Ты если и не в курсе её диагноза, наверняка всё же заметил, что она странно себя ведёт. У неё что, раздвоение личности?

— Нет, симптомы не подходят, — совершенно серьёзно ответил демон. — Если Вам интересно, я могу достать её медицинскую карту. Мои же предположения Вам вряд ли помогут — я не специалист в человеческой психиатрии.

Я призадумалась. С одной стороны, я обещала не выяснять ничего о Динкиной жизни, если на то не будет веских причин, а с другой, её поведение ставит под сомнение её адекватность, а значит, она может в экстренной ситуации выкинуть что-то неожиданное и этим подвергнуть нас всех опасности. Раньше я бы отвергла идею демона, сказав, что не хочу причинять подруге боль, но… Кто для меня важнее, соседка, которая слишком странно себя ведёт, или мой брат, а также моя собственная жизнь? Выбор очевиден.

— Хорошо, выясни о её диагнозе всё, что сможешь, но по-тихому — никто не должен об этом знать, — ответила я одними губами, помня о прекрасном слухе излишне любопытного жнеца и о способностях паранормальных существ читать по губам. — Мне диагноз называть не будешь, но сообщишь, несёт ли Дина в себе угрозу. Если есть вероятность, что в экстренной ситуации она поведёт себя неразумно и нас подставит, скажи мне об этом.