Я не метнул нож — не успел. Но пуля, которая летела мне в лоб, была срезана на подлёте, а голос Грелля Сатклиффа, странный, так не похожий на его обычное жеманство, вдруг процедил, с ненавистью и странным вдохновением:
— Я не позволю тронуть Лёшечку. Не позволю нарушить мои правила. Я окрашу весь этот мир в алый. Навсегда!
Рёв бензопилы походил на плач чудовища, скорбевшего на могиле брата. Карие, невыразительные глаза человека, полные жгучей ненависти, с ужасом смотрели на акулий оскал Красной Смерти. Лучше бы он сгорел в том огне…
В следующую секунду алый плащ взметнулся к небу, и жнец тенью скользнул к солдату. Грохот выстрелов, треск костра, крик. Паника на лице человека и дождь. Красный дождь, который падал на зелёную траву. Оседал на щеках солдата. Превращал его форму в мокрую тряпку с краями, изорванными возле зияющей дыры на груди. Как раз в том месте, где вращающаяся цепь пилы рассекла плоть вместе с костями.
Грелль усмехался, оскалив острые зубы. Стекла очков блестели в свете пожара. А дождь всё падал и падал…
Окрашивал мир в алый.
И я впервые подумал, что смерть — это не то, чему можно поклоняться. Это то, что нужно уважать.
— Не тормози, — меня толкнули в бок, и голос Инны заставил меня отвернуться от уже рухнувшего в траву солдата, рассечённого Косой Смерти. А из раны на его груди медленно, но верно поднимались к небу ленты киноплёнки, запечатлевшие каждый кадр его жизни. Грелля же эти записи нисколько не заинтересовали, хотя в его обязанности жнеца входит их просмотр, — он алой тенью скользил по траве и смеялся, смеялся, смеялся… И пули врезались в его тело, не причиняя Смерти никакого вреда, а Коса опускалась на смертных, словно рука божественного проведения.
Грелль Сатклифф выполнил своё обещание.
Мир стал алым.
Мы перебегали от дерева к дереву, а вслед нам летели пули тех, кто предпочёл гнаться за убегающей дичью, а не сражаться с голодным львом. Спасибо зарослям, они дарили нам надёжную защиту. Спасибо старым револьверам, дававшим осечки, требовавшим перезарядки и обладавшим отнюдь не идеальными прицелами. И спасибо тому, что солдаты в синих мундирах отнюдь не являлись снайперами… Порой Динка оборачивалась и метала ножи, хоть так за время бега ни разу и не попала, но скоро её запас, как и мой, иссяк, и мы просто продолжали эту бессмысленную гонку.
Внезапно за нашими спинами раздался грохот, и, обернувшись, мы увидели, что на двоих из наших преследователей упала ветка дерева. Краем глаза я отметил, что ветка была совсем сухой, старой, а солдаты, скорее всего, целились в Инну. И впервые в жизни я понял, что её и впрямь защищает нечто большее, чем мифические существа, какие-нибудь демоны или же ангелы. Её защищала сама судьба. Рок. Фатум. И это пугало даже больше, чем если бы перед нами стояло чудовище, сломавшее ветку, которая превратила двух мужчин в изломанные, смятые манекены.
Ещё несколько солдат замешкались, и Инна нырнула в заросли кустарника, потянув меня за собой. Динка ломанулась следом, и мы скрылись из поля зрения преследователей, правда, вслед нам тут же понеслись пули. Странная гонка на выживание продолжилась, и я вдруг осознал, что мы бежим не в сторону чащи, а куда-то левее, ближе к деревне, но явно не собираясь туда возвращаться. Судя по звукам, солдаты продолжали гнаться за нами, и я понял, что Инна решила увести их в сторону, противоположную той, куда могли пойти индейские женщины. И впервые за этот день я вдруг почувствовал уважение к своей сестре. Не благодарность, не удивление, а именно уважение…
Проплутав по лесу ещё минут пять, мы выскочили к устью небольшой речушки с каменистым дном, которая удивления ни у кого не вызвала — возле деревень всегда были источники воды. Инка же ухмыльнулась и кинулась на противоположную сторону совсем не глубокой — мне до колена — реки. Выбравшись на сушу, мы, под руководством Инны, притаились за одним из огромных кустов (это, блин, теперь моё новое место прописки!), и она извлекла из рюкзака пару газовых баллончиков, зажигалки и фонарик. Вот хомяк…
— Струю газа направляй на их одежду, — скомандовала Инна и отдала один из баллонов Динке. — Здесь речка, если они додумаются кинуться в воду, спасутся. И, надеюсь, не будут больше приближаться. А патроны у них не бесконечны.
— Фонарь зачем? — озадачился я, не желая думать о словах сестры, и вышеозначенный предмет был отдан мне.
— Это не фонарь, это свето-шоковое лазерное устройство «Поток». Себастьян вчера добыл по моей просьбе. Кажется, ограбил ради этого склад МВД.
Чё? Она подбила демона на кражу со взломом? Инн, ну ты даёшь… Крута, мать, ничего не скажешь.
— Он светит лазерной полосой. Ширина чуть больше двухсот, высота — около пятнадцати миллиметров. Целься в глаза, как только до них метров пять будет. Эта штука безопасна, ослепляет временно.
Дальнейший разговор был нецелесообразен — к реке выскочили трое солдат, и как только они достигли указанной Инкой точки, я врубил фонарик. Лазерная полоса мгновенно лишила их зрения, и солдаты, рухнув в воду, закрыли глаза и поползли назад, что-то непрерывно крича. Я перебрался за ствол дерева, при этом от леса меня укрывал огромный куст, девчонки поступили так же, только несколько правее меня — между нами оставалось небольшое, почти открытое пространство. На том берегу из-за деревьев вышли ещё трое, но, увидев ползущих к деревьям товарищей, мгновенно спрятались за деревья и открыли по нашему берегу огонь. То, что нужно! Они растратят патроны, а добраться до нас не смогут: река — это открытое пространство, на котором я их стопудово поймаю лазером. Только бы они не решили нас обойти по большой дуге, а то окружат… Я бросил взгляд на часы. Один час. Нам осталось продержаться всего один час… Застряньте на том берегу, а! И солдаты меня словно услышали — они не спешили пересекать реку, явно опасаясь, что у нас в запасе не только «странный свет», но и что-то более опасное. Пальба начала наконец стихать, враги поняли, что надо экономить патроны, а спокойная гладь каменистой реки казалась такой же фальшью, как и это временное затишье перед бурей. Минут через десять я краем глаза отметил, что где-то вдалеке, со стороны Инны, двое военных всё же попытались перебраться на наш берег, и махнул рукой девчонкам. Дина кивнула и приготовила баллончик к бою, развернувшись в том направлении, а я подумал, какие же надо иметь железные нервы, чтобы пустить струю пламени в живого человека… Даже если это единственный способ выжить.
Атака началась неожиданно и молниеносно — заросли, где мы прятались, начали обстреливать со стороны леса, и я порадовался, что в этих краях такие толстые деревья и огромные кусты. Лежа на земле и чуть ли не пытаясь в неё вмяться, я продолжал следить за рекой, понимая, что фонарик бесполезен в густом лесу, а девчонки о чём-то едва слышно шушукались. Кстати, а где Грелль? Надеюсь, с ним там ничего не… Стоп. Я беспокоюсь об этом психе?! Да он давно мёртв, к тому же неуязвим! Наверное. А может, и нет… Чёрт. Моя добрая натура мне ещё аукнется… И в этот момент послышался треск кустов справа от девчат, а затем я краем глаза увидел столп пламени, вырвавшийся из их укрытия. Ещё один крик, полный ужаса и боли, вспорол воздух, и к реке кинулся человек, окутанный плотным оранжевым одеялом, лизавшим синий мундир.
Факел, живой факел!
Он рухнул в воду, а с соседнего берега послышались новые выстрелы, и человек в воде вдруг вздрогнул, а затем затих. Его лицо так и осталось в воде, а волосы, словно жуткие водоросли, колыхались на прозрачной, безмятежной глади.
Они. Его. Убили.
Ругань с того берега ясно дала понять, что не все были согласны с только что прогремевшими выстрелами, но человеку в реке это было уже безразлично. А где-то далеко ещё несколько человек начали переправу в том же месте, что и прошлая группа.
— Надо сваливать, — прошептал я, а Инна прошипела:
— Заткнись. Отсюда нельзя уходить… пока. Здесь хоть с одной стороны безопасно!
И снова выстрелы, но очень редкие, и снова треск кустов и рёв пламени. И снова крики, всплеск воды и стоны на этот раз выживших, но обгоревших солдат. Их было двое. А на той стороне осталась группа прикрытия, которая должна была уничтожить нас, если мы решим перебраться на тот берег. Что ты делаешь, Инна?.. Нас же тут окружат!
