— Ты что задумала? — нахмурился я и начал ломиться через кусты.
Инна не ответила — она просто выудила из своего «волшебного» мешка термос (или что-то похожее, но это явно была металлическая ёмкость), а затем ломанулась сквозь кусты к видневшейся неподалеку, чуть менее заросшей части леса, которой до поляны было, как до Тартара на карачках, но которая всё же не являлась совсем уж непроходимой.
— Грелль, точно не будет последствий от наших действий? — деловито поинтересовалась сестра, словно обсуждала изменение курса доллара.
— Абсолютно! — довольным тоном ответствовал жнец.
Инка же выдала термос Дине, а сама выудила ещё один такой же и, остановившись у края «недополяны», начала отвинчивать крышку. Запах яснее любых слов сказал о том, что было внутри, и я почему-то вздрогнул. Она же не хочет?..
====== 14) Жатва ======
Комментарий к 14) Жатва В этой и следующей частях будут предложения, лишённые знаков препинания. Это не ошибка – так задумывалось. Заранее спасибо за понимание, уважаемые Читатели.
«Semper mors subest».
«Cмерть всегда рядом».
— Дин, разливай у того края, надо замкнуть круг, — скомандовала моя сестра, и я почему-то подумал, что я её боюсь. Именно в такие моменты я боюсь собственную сестру и то, с какой лёгкостью она способна смотреть на человеческую смерть…
Дина кивнула и побежала к другому краю поляны, а я сглотнул и спросил, что делать мне.
— Раздень Грелля, — хмыкнула Инна, с каким-то садистским удовлетворением на меня глядючи. Сатклифф аж рот открыл от изумления, на счёт своей морды даже думать не хочу… Она наверняка была как у древнего грека, которому космонавты на голову упали.
— Ты совсем?.. — закончить мне не дали — Инка смилостивилась и пояснила, не обращая внимания на верещание жнеца, правда, звучавшее шепотом:
— Мне нужен его плащ — он красный, будет приманкой.
— Да ни за что! — возмутился Грелль и вцепился в свою тряпку, как в Корону Российской Империи.
— Мне нужна приманка, остальное не волнует, — заявила Инна и начала разливать горючую смесь по траве, кустам, нижним веткам деревьев…
— Грелль, если не плащ — дай хоть ленту шейную! — взвился я и подумал, что если надо будет, я из него её вытрясу…
— А что мне за это будет? — оскалился корыстный труп.
— Я… — как же я его ненавижу… — Я с тобой схожу на кладбище!
Да, блин, хилый подкуп… Но уж какой есть. Жнец сделал вид, что призадумался, а где-то за нашими спинами уже трещали ветки.
— Быстрее!
— Ладно, — вздохнул этот гад и, послав мне воздушный поцелуй, наконец стянул с шеи красную ленту.
Выхватив «приманку» из рук жнеца, я ломанулся к огромному кусту в центре «поляны» и запихнул в него ленту жнеца так, что она была заметна, но не очень явно, словно случайно её краешек торчал из зелёной листвы. Но я надеялся, что опытный взгляд солдат за него зацепится. Грелль ехидно захихикал, а Инка, подлетев ко мне и впихнув в руки термос, рявкнула:
— Продолжай поливать! Ничего сделать не может нормально…
Я кинулся заканчивать круг из зажигательной смеси, а Инна бухтела что-то о том, что в американской армии того времени следопытов было мало, и вряд ли крохотный край ленты заметили бы простые солдаты. Я идиот. И я продолжаю поражаться на свою сестру и её выдержку…
Закончив круг, я подбежал к Дине, и мы, по команде Инны, кинулись в чащу. По дороге Инка успела привязать к одному из кустов пропитанную горючей смесью бечеву, и мы уселись в засаду между несколькими образующими круг кустами, положив перед собой второй конец этой верёвки.
— По-хорошему, надо с разных сторон поджигать, — прошептала сестра и нахмурилась. Треск веток становился всё ближе. — Многие успеют выбежать из круга. Готовьте ножи.
Сама она достала зажигалку и пистолет, которые положила на траву перед собой, и мы с Диной послушались приказа. В ту же секунду на поляну вывалилась бравая американская армия, точнее, её часть, и один из солдат ломанулся к кусту, на котором висела лента жнеца. Другой же, недолго думая, просто передернул затвор винтовки и всадил в этот самый куст пулю. Дурдом.
Первый солдат снял с куста ленту и продемонстрировал её остальным. Инка щёлкнула зажигалкой, но к шнуру её не подносила. Раздались какие-то команды, промелькнуло слово «ловушка», отряд начал рассредотачиваться по поляне, а сестра всё никак не могла опустить руку с зажигалкой и смотрела на бечеву так, словно это была ядовитая змея, готовая укусить её в любой момент. А я смотрел на пламя, дрожавшее над металлической коробочкой с гравюрой в виде двуглавого орла, и не мог отвести глаз.
Сгорят. Они сгорят. Сгорят заживо…
Удар.
Я вздрогнул, и в памяти навсегда отпечаталась картина того, как словно в замедленной съёмке падает из рук Инны зажигалка, как описывает она полукруг, как касается огонь пропитанного горючей смесью шнура, как он вспыхивает, словно новогодний бенгальский огонёк, и как со скоростью света летит к облитым бензином кустам алое пламя.
Красная смерть. Как Грелль Сатклифф. Он тоже огонь. Мёртвый огонь. Поэтому он всегда так смеётся.
Как мертвец, который хочет жить, но не помнит, каково это.
Крики раздались со стороны «поляны», и я вздрогнул, а Дина, выбившая зажигалку из рук моей сестры, скомандовала мне:
— Приготовься, они сейчас побегут на нас. Целься по ногам. Не успеют добежать.
Огонь разгорался с безумной скоростью, кусты пылали, трава превратилась в багровый ковёр. Живой, дрожащий, мечтающий о разрушении. Вспыхивали сухие ветки, солдаты в синих мундирах метались по поляне, а к ним подкрадывались багровые языки, лизавшие землю. Многие пытались выбраться, пробившись сквозь стену огня, и некоторым это удавалось почти без потерь, в то время как у других вспыхивали края мундиров, рукава, штанины… И они падали, начиная кататься по земле, чтобы затушить огонь, или сбрасывали мундиры, выхватывали револьверы и бежали к нам. Куст, в котором мы прятались, был с подветренной стороны, и огонь уходил в сторону индейской деревушки, а потому солдатам было не важно, встретят они здесь врага или нет — они просто бежали прочь от огня. Подальше от смерти.
— Вперёд, — шепнула Дина, когда один из небритых, выбравшихся из кольца пламени солдат подбежал ближе.
А в следующую секунду метательный нож рассёк воздух и попал прямо в бедро мужчины. Тот повалился в траву, громко, надрывно заорав, а я вздрогнул. В который раз. Но не от его крика — от того, с каким выражением лица Дина метнула нож. Она улыбалась.
А дальше всё было как в тумане. Солдаты бежали, мы бросали в них ножи, которые далеко не всегда попадали в цель, огонь трещал, словно раскалённая доменная печь, и к нему примешивался грохот выстрелов. Американцы мгновенно вычислили, где мы прятались, и теперь перебегали от одного дерева до другого, прятались за кустами, лишь бы убраться подальше от пламени, лишь бы суметь попасть из револьвера в тех, кто притаился в засаде… Они стреляли почти без перерыва, мы прижимались к земле и всё реже могли приподняться, чтобы бросить нож, но, благодаря Ининой идее, нападавших стало намного меньше — кто-то убежал в лес, спасаясь от огня и не желая нарваться на наши ножи, а кто-то… Я не хотел об этом думать. И дышать тоже. Потому что по лесу вместе со стонами разносился запах. Мерзкий, тошнотворный… И я не мог сказать, какой именно. Знал, но не мог этого произнести…
Град пуль становился всё плотнее, мы пытались выползти из кустов и начать отход, но нас уже почти окружили. Всё же слишком многие солдаты сумели вырваться из ловушки. Когда мы, наконец, выбрались из куста, первым, что я увидел, был тёмно-синий, пропитанный потом мундир и чёрное дуло револьвера, смотревшее прямо на меня. А вторым — ухмылка. Кровожадная, абсолютно не похожая на человеческую, словно на меня смотрел не небритый мужчина лет сорока, а демон, пришедший в мир людей ради одного. Ради убийства.
Это время жатвы.
Я замахнулся последним ножом, но уже знал, что не успею. А в следующую секунду рёв Косы Смерти слился с грохотом выстрела.
