С планом Грелль нехотя согласился, и Клод, закончив уборку кухни, отправился на поиски пропавшего томата. Причём под шумок я успела всучить ему список покупок, сделанный мной ещё во время обеденного чаепития. Хотела нагрузить демонов покупкой всяких полезностей для путешествий во времени ещё в момент нашего похода за одеждой, но… Человек предполагает, а Бог располагает, как говорится. Меня подстерегла птица Обломинго. И благодаря ей Фаустус ушёл на поиски Алексей-свет-Генриховича вместе с указанием о покупке в круглосуточном супермаркете несомненно необходимых в жизни любого путешественника (особенно во времени) вещей. Я же, проводив демона печальным взглядом, озадачила всех присутствующих важным, но неприятным лично для меня вопросом:
— А что Гробовщик забыл в комнате Лёшки?
Ответ оказался на удивление банальным. Он как ушёл вместе с Динкой, так с ней и вернулся, причём тащил кучу пакетов. После этого они заныкались в комнате моего братца, и Дина периодически оттуда выходила, оставляя «жнеца на пенсии» одного. На вопрос Грелля о том, что происходит, готесса ответила, что они с Гробовщиком зашли в дорогущий магазин и накупили фирменного шмота, а теперь жнец всю эту кипу одёжки примеряет. Собственно, насколько мы могли судить, примерка продолжалась, потому как порой дверь Лёшкиной комнаты, слегка скрипнув, открывалась, и из коридора доносились едва различимые шаги, а через некоторое время Легендарный вопил: «Заходи!» — и дверь вновь скрипела. После этого слышались смешки Величайшего, не переходящие в гогот, и некоторые его реплики, которые я отнесла бы к разряду «рассмеши себя сам, имея отвратительное чувство юмора».
Вот так вот мы и просидели на кухне около часа, обсуждая Динку, её модель для закрытого показа фирменного тряпья, происшествие в магазине и моего братца, а точнее, причины, побудившие его пойти меня искать, о которых я могла лишь догадываться. Попутно мы бухали чай, а Себастьян пёк шоколадный торт, не забывая и об основном ужине, который был почти готов — оставалось лишь заправить салаты. Собственно, Грелль оказался довольно любопытной личностью, и идиотом не являлся ни на грамм, даже при всей своей эксцентричности, а Нокс был способен держать себя в руках и не клеиться каждые пять минут к единственной особи женского пола, находившейся поблизости, хотя комплиментами, конечно, он сыпал, как небо, желавшее изничтожить урожаи, градом. Себастьян язвил мне, как и прежде, я же решила на этот вечер отправить врага в игнор, и на колкости отвечала спокойно и не иронично, стараясь сконцентрироваться на попытке наладить отношения со жнецами. С Михаэлисом же их налаживать я не собиралась, потому как он, чисто гипотетически, находился у меня в подчинении, а значит, до выяснения причин моей живучести начать проворачивать мою тушку в фарш права не имел. Плюс, он был адекватен (относительно), а потому вспышка гнева вряд ли бы заставила эту ледышку с пунктиком на язвительности нашпиговать меня ножами, вилками и зубочистками. А вот Грелль вполне мог накинуться на меня вновь, уже в отсутствие демонов, да и Нокса стоило попытаться настроить на неромантичный лад, переведя его в состояние «как женщина она мне не интересна, но поболтать могу». Собственно, добиться этого было возможно, ведь из этих разговоров я вынесла важную информацию: Ронни любил женственных, мягких, покладистых девушек куда больше, чем наглых, напористых и вообще по характеру больше напоминавших мужиков. А потому, при обращении к блондинистой пакости я стала акцентировать своё поведение именно на том, что я — волевая личность, ненавидящая подчинение и не признающая шовинизм. Короче говоря, с Ноксом я старалась придерживаться линии поведения «свой парень», с Греллем — «нахальная наивняшка, не способная стать опасным противником», причём не «тупая», а именно «наивная» — разница очевидна, а с Себастьяном пыталась сохранить нейтралитет. С моей стороны, конечно, — он-то язвил во всю. Впрочем, к концу первого часа наших посиделок, ему, похоже, надоела игра в одни ворота, а потому ехидничал он уже куда меньше.
Наконец, входная дверь хлопнула, прерывая рассказ Сатклиффа о том, как он познакомился с мадам Рэд, «единственной женщиной, которая его когда-либо понимала», и через минуту на кухню ворвалось торнадо. Звали его Лёша, и новых неприятностей моей кухне он не причинил. Зато попытался причинить вред мне, вопя о том, какая я нехорошая, и как подло с моей стороны вот так вот исчезать, не сказав ни слова, да ещё и отключать телефон. Я хмыкнула, достала из кармана мобильный и ожидаемо обнаружила, что батарея разрядилась — ведь мобильник у меня был старый и пожирал полученную из розетки энергию крайне быстро. А потому тот факт, что прошлую ночь я провела у Динки и не подзарядила железяку необходимыми ей электрическими импульсами, лишил эту самую железяку жизни, а Лёшку — возможности со мной связаться. С утра-то я мобильник на зарядку поставить забыла…
— Спокойствие на атомной подводной лодке! — затыкая словесный фонтан брата, гаркнула я и протянула ему мобильный.
Лёшка фыркнул, но телефон взял, а спустя пару мгновений, наполненных попытками врубить аппарат, разразился бурной тирадой на тему моей неорганизованности, склероза, слабоумия и прочих прелестей.
— Ты вообще сдурела? — вопил он, размахивая моим мобильным, аки Хрущёв башмаком. — Слабо трубу зарядить было? А если б форс-мажор? Так трудно воткнуть «вилку» в розетку?
Я мысленно съехидничала, что ежели бы мне удалось вилку запихнуть в розетку, он бы стал обладателем единственной в мире жареной сестры. Но промолчала. Лёша же продолжал буйствовать, и теперь телефон стал его веером — мой ненормальный братик начал им обмахиваться.
— Я тебе звоню, звоню — тишина! «Телефон выключен или находится вне зоны действия сети»! А если тебя ограбили, кирпичом по башке шандарахнув? А если ты под машину попала? Ты ж, когда слиняла, не в себе была! Запросто могла в неприятности вляпаться!
О, так значит, он решил меня найти, потому что испугался, что я в силу своей временной невменяемости забуду об осторожности? Это уже почти оскорбление, Лёша! Потому как я никогда не теряю головы. Наорать — легко, заистерить — запросто, но совершить поступок, ставящий в опасность мою жизнь или твою, дорогой мой братик, а также твоей подруги — никогда. И ты это отлично знаешь! Кто тебя вытащил из-под обломков, когда ваш дом взорвали? Не помнишь? А я помню. Всё до секунды помню!
— И вообще! Чего убегать? Ну, подумаешь, устроил один псих скандал, помахал другой пистолетом. Ну, перенервничала ты! Так какого чёрта убегать, обложив всех десятиэтажным?! Ну, обозвала их и пошла домой — чего сбегать-то? Наорала и в кусты! Да ещё и мобильник сдох! И как тебя искать? А если б наркоманы или гопники встретились? Ты ведь дерешься из рук вон плохо!
Тааак. Красота! Он меня обвиняет в трусости? В слабости? Отлично! А понять, что я ушла, чтобы ещё больше не наорать на жнецов и демонов, обладающих супер-силой, не судьба? Когда нервы на пределе, сдержаться сложно. А когда обзывать врага чревато наматыванием твоего кишечника на люстру, лучше промолчать. Это основа выживания! А тот, кто говорит, что будет, брызжа слюной, орать и доказывать свою правоту, скажем, серийному убийце, приставившему ему нож к горлу, или психически неуравновешенному террористу с заряженным пистолетом, просто лицемер! Потому что первый инстинкт человека — самосохранение. Все хотят жить. За малым исключением. Но исключения подтверждают правило. И это не слабость. Это просто здравый смысл. Потому что ты всё равно не докажешь психу, что он псих, а маньяку — что убивать нехорошо. И на твою мораль наплюют, предварительно вышибив тебе мозги. И сдохнешь ты, так и не добившись ничего в этой жизни. А потому морализаторство — не мой конёк. И если я хочу жить — я буду выживать. Не любыми способами, но всеми, которые моя мораль приемлет. И если надо заткнуться, чтобы язык не вырвали, я заткнусь. А потом найду способ превзойти врага, получить возможность не быть зависимой от него, и после этого, возможно, попытаюсь донести до него, как он был не прав. Но не оревом, а поступками или такими словами, которые не станут насмешкой. Потому что тот, кто стоит на ступень выше, не имеет права издеваться над тем, кто стоит внизу. Но чтобы подняться по этой лестнице для начала надо суметь выжить. И потому, брызжа слюной, нарываться на бензопилу я не собираюсь!
