И мне было всё равно.

Кто я? Человек? Тогда почему не чувствую вину? Демон? Тогда почему думаю, что многие мои поступки были излишне жестоки? Аномалия? Тогда почему уверена, что, повторись всё вновь, я почти всегда поступала бы точно так же, даже зная, что это реальность? Не важно. Важно лишь то, что я — это я, и моё главное желание — помочь Себастьяну Михаэлису выжить. А свои желания я всегда ставлю превыше желаний других людей.

Потому что я эгоистка, которая не верит в чудо, зато верит в свою способность добиваться поставленных целей.

— Инн, ты как? — вырвал меня из абсолютной тишины транса голос брата. Я посмотрела на него и грустно улыбнулась.

— Жива. А ты?

— Тоже. Спасибо демону. Только на кой чёрт было тут этот спектакль устраивать, непонятно!

— Да какая разница? — тихо спросила я и обратилась к демону, не слушая ответ брата: — Себастьян, прошу, помоги всего один раз. Это слишком важно. Слишком. Это… самое главное. В какой стороне город, где живёт инквизитор?

Михаэлис молчал. Он сверлил меня немигающим взглядом, плотно сжав губы, и в глазах его читалось напряжение и недоверие.

— Я не прошу мне верить, — устало вздохнула и прошептала беззвучно: — Последний раз выполни обещание. Пожалуйста. Не предавай меня, как не предавал раньше.

Демон стал похож на предгрозовую тучу, а во взгляде его читалась злость и неприкрытая ярость. На секунду он сжал кулаки, но вдруг закрыл глаза и медленно выдохнул. И казалось, будто вместе с воздухом его покидали все эмоции: и чёрные, злые, и светлые — их отголоски, которые всё же были. Оставалась лишь безысходность и безразличие. А это самое страшное… В следующую секунду демон молча указал рукой в том направлении, куда мы шли, и открыл глаза, пустым взглядом глядя куда-то сквозь меня. Если бы мы продолжили этот путь, вскоре оказались бы в городе. Вот что планировали Владыки: заманить меня в ловушку, прогнав через болото, а если бы я осталась в деревне, меня просто привезли бы в город селяне. Отличная стратегия. Только я ведь, увидев город, могла вернуться в болота и бродить по ним до истечения срока. Ну и ладно. Это уже не важно.

— Спасибо, — тихо сказала я и улыбнулась демону.

Михаэлис молча сверлил меня немигающим, но каким-то на удивление пустым взглядом, а Дина с Лёшей переглянулись. Я же покрепче взяла слегу и начала осторожно, но довольно быстро двигаться в направлении города. Лёша что-то говорил — просил вернуться, спрашивал, зачем я туда иду — но я не отвечала. Я не хотела называть истинную причину, но и солгать тоже не могла. И наконец, брат оставил меня в покое, начав перешёптываться с Диной, а я погрузилась в раздумья.

Зачем жертвовать собой ради того, кому на тебя плевать? Но ведь Михаэлису не плевать на меня, иначе он бы не указал дорогу. Тогда зачем жертвовать собой ради того, кто хочет меня убить? Но он и не хочет этого — просто выполняет приказ, потому что не может ослушаться. Я знала, что для него нет никого и ничего важнее него самого, ведь он эгоист, и потому никогда ни на что не рассчитывала. А значит, главный вопрос: зачем жертвовать собой ради Себастьяна Михаэлиса — демона, чьего настоящего имени я не знаю и никогда не узнаю? Ответ прост: потому что я его люблю. И иные причины не нужны. Ведь я не только эгоистка, но и дура, а значит, на любой вопрос: «Почему?» — могу ответить: «Потому что я так хочу», — и иных пояснений не нужно. Ведь «дуракам закон не писан», а «всё, что окружает эгоиста, представляется ему лишь рамкой для его портрета». Вот и ни к чему давать пояснения своим желаниям. Их надо просто осуществлять.

Болото осталось позади, и лес быстро редел. Вдалеке послышался приглушённый гул. Я остановилась и обернулась. Брат был бледен и поджимал губы, Дина лихорадочно переводила взгляд с меня на Себастьяна и обратно. А он безучастно смотрел на меня тем самым взглядом, которым говорил о своём положении дворецкого, — фальшивым, лживым, скрывающим все эмоции за маской холодности и безразличия.

— Дальше я пойду одна. Прощаемся, ребята, — тихо сказала я, и Дина закусила губу.

— Инн, ты с ума сошла?! Зачем? — крикнул Алексей, и я поморщилась. Не хватало только, чтобы сюда народ сбежался.

— Лёш, не вопи. Я так решила, значит, так и будет.

— Не ты ли говорила, что никогда не сдашься и любишь побеждать? — с обычным сарказмом вмешался Михаэлис, и сердце прокололо раскалённой иглой. Неужели последним моим воспоминанием о нём будет этот яд?..

— Я и не сдаюсь. Просто поняла, наконец, что не сплю. А у реальности законы несколько иные, — ответила я честно. Демон удивлённо вскинул бровь, а Лёшка процедил:

— Это из-за него, да? Из-за того, что ему наказание грозит? Инн, очнись! Он демон! И он тебя использует! Какое наказание, о чём речь вообще?! Владыки же сами приказали ему не вмешиваться! Просто в следующий раз они пошлют кого-то другого!

Я поджала губы, понимая, что в чём-то Лёша прав, но… я хотела верить Михаэлису. И я верила. Даже сейчас, когда его глаза лгали, а он сам посылал меня на смерть с ехидством. А может, именно поэтому?.. Из-за ширмы язвительности, которая скрывала правду…

— Я хочу ему верить, — ответила я брату и поймала его за руку. — Остальное мелочи. Кое-что всегда будет неизменно — я буду бороться за свои желания до конца. Вот только приоритеты моей жизни всё же несколько отличаются от приоритетов иллюзии сна. И знаешь, Лёша, я не хочу засыпать вновь. И не засну. Никогда.

Брат молча смотрел на меня, и на глазах его наворачивались слёзы. Дина стояла в стороне и закрывала лицо передником. На Михаэлиса я не смотрела и просто сжимала руки брата, прощаясь с ним. Потому что он всегда был для меня настоящим. Ведь я его всё же любила…

Лёшка вдруг резко дернул меня и прижал к себе, крепко обнимая, а я закрыла глаза и повисла на шее единственного родственника.

— Прости, Лёш.

— Ты прости, Инн.

— Просто будь счастливым. За нас обоих.

«Как я жила за себя и маленького демона, отдавшего мне свою жизнь… Прости, защитник. Я делала всё, что могла, но где-то всё же просчиталась. Зато теперь знаю, где именно. Не нужно мне было спать, нужно было выполнять обещание. Но знаешь, хотя бы последние минуты я всё-таки буду по-настоящему жить, а не существовать».

Алексей помолчал, а затем тихо ответил на мою просьбу:

— Буду. Не сомневайся.

Я чмокнула брата в щеку и подошла к Дине. Подруга крепко обняла меня, уткнувшись носом в плечо, и всхлипнула. Я погладила её по голове, с которой тут же слетел чепец, и прошептала:

— Счастья вам с Гробовщиком.

— Инн… — на большее подругу не хватило.

— Эй, взбодрись. Будь сильной, — через силу улыбнулась я. — Я отмучаюсь своё в Аду, расплачусь за грехи и после реинкарнации снова буду топтать землю. Уж ты-то меня дождёшься, правда?

— Да, — ответила готесса сдавленно, — я дождусь… Мы с Легендарным дождёмся, Инн!

— Терпения тебе с ним и любви.

— Спасибо…

Я чмокнула подругу в лоб и улыбнулась Михаэлису.

— Удачи. Жаль, что я так и не узнала твоего имени.

— И не узнаешь, — резко ответил он, и в алых глазах промелькнуло что-то странное. Но я не стала вдаваться в подробности — время уходило, как песок сквозь пальцы.

Я отдала брату свой рюкзак и пистолет, подошла к краю леса и бросила прощальный взгляд на друзей. Красные, заплаканные глаза Дины. Полные слёз и решимости глаза Лёши, так и не уронившие ни единой солёной капли. Пустые кроваво-алые глаза демона, затягивающие, как две воронки, и такие родные, но такие чужие из-за маски безразличия. В моих же глазах слёз не было. Я улыбалась — на прощание. Потому что умирать с улыбкой куда приятнее, чем со слезами на глазах. Провожать умирающих надо улыбкой, чтобы им было не так больно, так же, как и собственную жизнь, чтобы не так сильно сожалеть о ней.

— Люблю вас, — шепнула я, и из глаз Дины покатились новые слёзы.

А затем на мою улыбку мне ответили мои друзья, и только демон хмурился, глядя куда-то мимо меня. А я махнула рукой на прощание, отдала честь, как заправский капитан, и резко развернулась на каблуках. Эти улыбки, полные боли, но дарящие надежду, поддерживали куда лучше любых слов, и камень на душе стал меньше. Меня проводят с улыбкой. А значит, я могу не жалеть. Что ж…