Выбежав за пределы деревни, я на всех парах помчалась к краю леса, но тут меня сшибли с ног — видимо, крестьяне бегают лучше бухгалтерш… Стоп, истерика!
Перекатившись на живот, я увидела над собой крепкого молодого мужчину, беретка которого валялась неподалеку. Синие глаза смотрели на меня со смесью ужаса и ненависти. Русые волосы разметались в хаосе. Щёки пылали. Дыхание срывалось с губ рывками, опаляя мою кожу.
Мерзко.
Мужчина занёс руку для удара. Палец лег на спусковой крючок. Кулак полетел мне в лицо.
Я выживу. Ты — нет. Это простая арифметика.
Щелчок. Грохот. Вспышка. Он даже не заметил, что дуло пистолета смотрело ему в грудь. Он даже не услышал щелчок удара бойка о гильзу. Он лишь почувствовал боль, и на мою кофту цвета хаки упали первые багряные капли. А кулак, замерший на подлёте к моему лицу, безвольно рухнул вниз. Как и сам немец. Я подняла пистолет и прицелилась — рядом было ещё трое мужчин. И они смотрели на меня полными ужаса глазами. Правильно, бойтесь. Вы же хотели драться с ведьмой? Так надо было быть готовыми к тому, что она будет сопротивляться!
Щелчок.
Вот только всё эти бюргеры, крестьяне и торговцы, что так любили сжигать на костре невинных женщин, знали — им не дадут отпор. И понимали, что обвинённые в колдовстве не причинят им вред. Опасались — да, но верили, что им ничего не грозит. Не из-за Божественной защиты. Просто потому, что они не были идиотами. Сволочами — да. Но не идиотами.
Грохот.
Они просто знали, что убивают невиновных, и не гнушались подкидывать в костёр хворост, привязывая к позорному столбу детей. Отлично. Теперь вы столкнулись не с невинным годовалым младенцем. С демоном. Как вам встреча, люди? Нравится? Или быть в роли жертвы уже не так весело?
Последняя вспышка.
Три тела осели на землю, а я столкнула с себя тяжёлый, словно тонну весивший труп и, вскочив, побежала дальше. К лесу. К спасению. И мне не было ни больно, ни страшно, ни мерзко. Я убила их. Убила людей. Пусть даже во сне. Но они это заслужили.
Охотник должен помнить — он может стать добычей.
Они хотели денег и славы за поимку ведьмы? Они получили пулю в живот. Потому что порой за ошибки приходится платить слишком высокую цену, а совершив подлость, можно стать жертвой куда большей жестокости. Ведь это правильно — на зло отвечать в два раза большим злом. Чтобы другим неповадно было.
Погоня за мной прекратилась. Те, кто бежал за мной до стрельбы, но был далеко, теперь осторожно, слово боясь, что трупы на них набросятся, проверяли, живы ли их товарищи. Но живых там не было — это я знала точно. Просто потому, что раны в живот почти всегда смертельны, если не оказать экстренную помощь. А значит, если и были выжившие, то ненадолго. Операционной и хирурга ведь в мелкой средневековой деревеньке быть не может.
Я решила убить, и я убила. Потому что так должно быть.
Лес тёмной стеной вырос передо мной и в следующую секунду поглотил «ведьму», словно её и не было. Я продолжила бег, и вдруг меня схватили за руку. Секунда — и пистолет был направлен в грудь какого-то самоубийцы… Я замерла. Это был Лёша.
Я чуть не убила брата.
Чёрт! Демоны проклятые, жнецы придурочные, вы что творите?! Вы зачем подставляете моего брата под удар своими выходками?! Нет. Тихо, Инна, успокойся. Ты не выстрелила, молодец, остальное на совести тех, кто нас сюда послал.
— Инна, ты что сделала? — прошептал бледный как полотно Алексей. В его глазах застыл ужас.
Да пошёл ты, пацифист долбанный.
— Что надо, то и сделала, — процедила я. — Давай-ка сразу проясним. Я не собираюсь умирать. И скольких древних трупов мне придётся вернуть к праху, мне плевать, ясно? Они могут жечь невинных людей, а им никто не может сопротивляться? А не жирно ли? Если хочешь этих тварей защищать, вперёд, вали к ним. А я буду защищать себя, свои интересы и то, что мне дорого, от их нападок любыми способами.
— Согласна с Инной, — вмешалась Дина, подвязавшая длинную юбку так, чтобы та не мешала ходить. — Свою жизнь надо защищать, если на тебя напали. А на Инну напали — она же не стреляла в тех, кто её не трогал, и не уничтожила всю деревню.
— Не понимаю я вас, — пробормотал Лёшка, а я лишь пожала плечами и быстрым шагом направилась в чащу.
Деревья смыкались над нашими головами, образуя зелёный купол с редкими просветами небесной синевы и тонкими лучиками света, падавшими на редкий подлесок хрупкой паутиной. Птицы перекрикивались, словно часовые в дозоре, а под кустами то и дело шныряли мелкие животные, улепётывавшие от двуногих интервентов. Мы всё больше углублялись в чащу, с каждой минутой лес становился всё непроходимее, и Динка, задравшая юбку до колен, едва слышно ворчала, жалуясь миру на неудобную и непрактичную одежду. Алексей хмурился и молчал, сверля меня раздражённым и непонимающим взглядом, а Михаэлис делал вид, что его тут вообще нет, и бесшумной безразличной тенью двигался за нами. Вот так — исчадие зла замыкало колонну, двигавшуюся в Ад… ха-ха. Только мне как-то не смешно…
Наконец деревья начали редеть, и я забеспокоилась, но волнения мои оказались напрасны — мы не покинули лес, мы всего лишь набрели на болото. Я замерла у одного из деревьев и прикинула, чем нам грозит обход этой «достопримечательности», а чем — попытка углубиться в эту ловушку. За нами пока не было погони, но, судя по словам Дины, которая засекла время в момент прибытия, прошло всего полчаса, и крестьяне вполне могли успеть оповестить инквизицию, если город был неподалёку. А это наверняка было так, иначе нас не высадили бы здесь — Владыки ведь жаждали моей встречи с палачом… И если бы мы остались в лесу, шансы на встречу с солдатами оказались бы выше — кто знает, в какой стороне город, и не направимся ли мы прямо в ловушку, просто свернув? А вот в трясину солдаты полезли бы с большой неохотой и опаской. Нам же болота бояться не стоило: Дину и Лёху спасёт демон, а меня — они. Оставался лишь вопрос, кто спасёт Михаэлиса, хе-хе. Но не будем о грустном.
— Вперёд, — скомандовала я. — Быстро находим длинные прочные палки и идём вглубь болота. Другого выхода нет.
— Это опасно, — нахмурился Алексей, а я фыркнула и, махнув рукой в сторону леса, бросила:
— Тогда вернись. Ты ж у нас в бюргерском тряпье, авось и пронесёт.
— Ты чего злишься? — крайне не вовремя возмутился Лёшка, а мы с Диной начали ломать по ветке невысокого, совсем ещё молодого деревца.
— Ты пожалел их, даже не поинтересовавшись, как я, — решила не играть в молчанку, а высказать все претензии сразу я. — Не говоря уж о том, чтобы прийти на помощь.
— Да нас Михаэлис не пустил! — возмутился Лёшка и, покосившись на Динку, добавил: — Меня так точно.
— А я не пошла, потому что знала — ты спасёшься, — обезоруживающе улыбнулась готесса, но я на это не повелась: мало ли, кто какие мордахи корчит — что, всем верить, что ли?
— Ага, а если б там солдаты были? — возмутилась я.
— В деревне — вряд ли. Да и потом, мы появились на краю леса, а ты — на площади деревни, так что мы всё видели — хоть и издалека, смутно, но всё же видели. И знали, что солдат не было. Себастьян не пустил Лёшу, который порывался тебя спасти, а я знала, что ты распутаешь верёвки, и потому просто ждала — нам нельзя было туда соваться, а то они бы узнали, что нас четверо. Зато теперь, если они нас встретят, будет эффект неожиданности… Я не права?
Она всю эту тираду говорила довольно неуверенно, а на последних словах вообще воззрилась на меня щенячьим взглядом и с такой надеждой, что любому бы стало её жаль. Но не мне — я вообще толстокожая. Вот только, взвесив все «за» и «против», я решила, что Динка была права, ведь им всё же не стоило рисковать собой. Они не должны были жертвовать своими жизнями ради моей — это было не их сражение с судьбой. А потому я кивнула:
— Если ты была уверена, что в деревне нет ни солдат, ни инквизиторов, это было разумно.
— Ну, я предполагала, — стушевалась наша вечно во всем сомневающаяся готесса, и я сменила тему — ни успокаивать подругу, ни повышать её самооценку я сейчас не собиралась. Время для душеспасительных бесед крайне неподходящее выдалось.
