Братец-помидорка, которого я с утра заставила перекрасить волосы в чёрный, чтоб не особо выделялся в прошлом алой шевелюрой, явно нервничал, постоянно сводя разговор к теме подставы от Михаэлиса, который непременно вмешается в ход игры и сдаст меня инквизиции. Но я с Лёхой согласна не была и отстаивала позицию: «Ему нет резона меня подставлять, да и не такой он человек», — правда на это братец резонно отвечал, что Михаэлис — не человек, и потому смысл моей фразы туманен. Ну что он такой недоверчивый? Какая Себастьяну выгода от того, чтобы меня подставить? Перед боссом выслужиться? Так им же изначально велено было вмешиваться в события, только когда появляется угроза для Динки с Лёхой, и, как я узнала с утра у Гробовщика, этот приказ не изменился. Потому мне было абсолютно непонятно, с чего брат решил, будто Михаэлис сам меня к костру потащит.
Дина же, пришедшая к обеду, подлила масла в огонь нервной обстановки, предложив устроить праздничный ужин — читаем между строк: «прощальный ужин». Я, конечно, отказалась, но кто ж меня спрашивает? Я хоть и Царь, но, кажись, подданные решили устроить переворот, почуяв надвигающуюся анархию… В результате, мы до трёх часов ваяли праздничный ужин, причём Лёшка, абсолютно не умевший готовить, вызвался нарезать продукты, а я, готовившая откровенно фигово, но всё же хоть что-то умевшая, помогала готессе с чисткой картошки, отбиванием мяса и прочими полезными мелочами, скинув рюкзак под стол. Гробовщик, судя по словам Дины, с утра отправился в свою лабораторию, Клод и Нокс куда-то смылись (последний, вероятно, на свиданку), Грелль нам активно мешал, пытаясь помочь Лёшке и разнося кухню в пух и прах, а Себастьяна не наблюдалось с самого утра. После пятничного скандала в парке он со мной не разговаривал, да и видела-то я его лишь во время обсуждения собственного приговора. Интересно, его так разозлила моя попытка защитить «могущественного демона без страха и упрёка» или тот факт, что я в него влюбилась и показала собственные чувства? Не знаю, да и знать не хочу. Только не перед таким вот походом…
В четыре часа вернулись все паранормальные существа, включая, что интересно, Спирса, и мы мило так поужинали — прямо «тесной дружеской компанией», ага. Только вот о дружбе речи не шло. Михаэлис делал вид, что он — идеальный дворецкий, только непонятно какого господина, потому как обслуживал он лишь себя, остальных одаривая почтительно-холодными ответами на вопросы и в дискуссии стараясь не вступать. Клод как раз таки дорабатывал последний день в качестве моего помощника, и потому являл собой образец вежливости и безэмоциональности. В последнем, кстати, от него не отставал и Спирс, а вот Грелль тараторил без умолку, стараясь поднять настроение Лёхи, и тот наконец всё же выполз из депрессии, завязав с жнецом интересный диалог, в ходе которого Сатклифф пообещал, что не оставит «Лёшечку до гробовой доски» и всегда будет его лучшим другом. Нокс со мной весь ужин прощался, заявляя, что не стоит бояться смерти, а я посылала его куда подальше, отвечая, что сдаваться не собираюсь. Гробовщик же с Динкой сидели рядышком, и подруга бросала на меня непонятные печальные взгляды — интересно, она меня ими хоронила или пыталась показать, что надежда есть, и она в меня верит? Непонятно. Ведь в глазах готессы плескалась тоска и в то же время вера в лучшее. Кстати, у них, кажется, что-то случилось, потому как больно уж Динка счастливая была, да и смотрела она на Гробовщика не так, как обычно — к её фанатизму добавилось нечто странное, похоже на чувство собственничества. Словно она готова была вокруг жнеца каменную стену выстроить и пылинки с него сдувать, лишь бы кто её драгоценности гадость не сделал. К чему бы это? Ну да ладно. Мне было не до того.
После десерта Ронни сделал гадость: обнял меня «на прощание» и сказал, что память обо мне сохранится в архивах жнецов, так что не стоит переживать — я не исчезну бесследно. Добрый он, аж плакать от такого милого прощания хочется! Кровавыми слезами, причём чтоб кровь была — жнеца… Сатклифф заявил мне, что позаботится о Лёшке, и потому я не должна о нём переживать, и от этого мне стоило бы забеспокоиться, вот только помирать я не собиралась, и потому переживать о братце — тоже. Клод меня проигнорировал, лишь пожелав результативного путешествия, а Динка обняла и заявила, что я не должна сдаваться и надо верить в чудо. С этими словами подруга оттащила меня в мою же собственную спальню и призналась, что Гробовщик сделал ей предложение руки и сердца, если можно так выразиться, предложив разделить с ним вечность. Я, если честно, опешила. Как так, он же, вроде, к ней как к подопытной относился!.. Но Динка ответила, что порой в чудо всё же стоит верить, потому как и «невозможное возможно», если не рассчитываешь его обрести. Что-то как-то я эту её фразочку не до конца поняла, но решила не заморачиваться и пожелала подруге счастья, на что она ответила мне пожеланием того же самого. Ага, на костре я счастье обрету! Хотя до костра дело не дойдёт, надеюсь… А там посмотрим. Если что, в крайнем случае, постараюсь с него сбежать…
Дина умчала к своей седой любви, а я с тоской окинула родную комнату. Я ведь могу уже не вернуться… Нет, стоп, не паниковать, Инна! Иначе не сможешь выпутаться. Ты справишься, это же всего лишь сон. Надо просто подождать, и кошмар исчезнет. Главное его не бояться.
И тут за моей спиной негромко хлопнула дверь. Я обернулась и увидела Михаэлиса, снимавшего перчатки. Убрав их в карман, демон расстегнул пиджак и бросил его на моё кресло. Я удивлённо вскинула брови и саркастически спросила:
— Ты же со мной не разговариваешь, вроде, так чего прощаться пришёл? Я же предупреждала, я не собираюсь сдаваться и эти три часа как-нибудь протяну.
— Знаю, — усмехнулся Себастьян и, замерев прямо передо мной, выдал нечто странное: — И это мне в тебе нравится. Сдаваться — удел слабаков. А ты не слабая. Но глупая, раз думаешь, что одна победа спасёт тебя.
— Одна победа? — переспросила я, складывая руки на груди. — И не мечтай. Сколько бы раз вы меня не закидывали в прошлое, я выживу.
— А если будешь ранена или больна? Как выкрутишься? — коварно уточнил демон, сверля меня пристальным взглядом красных глаз.
— Интересный вопрос… — протянула я. — Если я умру не на костре, то моя душа останется привязана к телу, не так ли? Думаю, это будет отличным подарочком кармическому балансу и вашим Владыкам, которые спят и видят, как устранить угрозу мирозданию, не правда ли?
Себастьян нахмурился и ответил:
— Тогда мы просто сожжём твоё тело на всё том же костре, создав иллюзию его жизни с помощью продления Плёнки. Ты станешь зомби с душой, который будет беспрекословно подчиняться Гробовщику, и тебя поймают инквизиторы — ты не станешь сопротивляться из-за приказа жнеца.
— Кто знает, возможна ли эта операция в моём случае, и буду ли я подчиняться Гробовщику, — не поддалась я на провокацию. — Так что не надейся, что я так просто выйду из игры.
— Очень верная позиция, — нехорошо так ухмыльнулся Михаэлис. — Для тебя превыше всего твои собственные желания, остальное тебя не волнует. Мне это нравится.
Интересно, почему мне показалось, что он врёт? Я ведь через неделю после предложения дружбы сказала ему, что не хочу, чтобы между нами стояли какие-то условности договоров, и потому он может мне лгать. А значит, теоретически он мог сказать неправду, но зачем? Он ведь всегда говорил, что считает верной позицию «мои интересы превыше всего», так почему сейчас мне показалось, что он лжёт?
— Что-то ты темнишь, — пробормотала я, а демон коварно улыбнулся и, поймав меня за подбородок, протянул:
— Конечно. Я же демон. Но, пожалуй, я подарю тебе прощальный подарок — ты же в меня влюбилась, — я резко дернулась, как от пощёчины, и попыталась вырваться, но Себастьян прижал меня к себе, и тоном заправского плейбоя добавил:
— Ну-ну, не дергайся так. Я же знаю, что ты влюбилась. Почему бы не получить прощальный подарок? Демоны — существа неразборчивые в связях, у нас приняты отношения, длящиеся пару лет максимум, так почему бы тебе не порадовать себя близостью с тем, кто привлёк твой взгляд?
