Дни потекли размеренно и неторопливо. Легендарный вернул мою Плёнку на Родину, и после этого я обрела воспоминания о своём рождении. Он же продолжил исследовать дубликат, припахав Грелля и Нокса к поиску того, кому я обещала выжить, а демоны искали его по своим каналам. Я же не надеялась найти этого таинственного спасителя, однако решила отыскать медиков, работавших в роддоме, где я появилась на свет, чтобы выяснить, не заметили ли они чего-то странного. А потому первым делом позвонила старому знакомому отца с просьбой о помощи, благодаря чему получила через некоторое время список нужных мне имён. А ещё я попыталась поднять архивы и выяснила, что этот день был «богат на смерти», и умерли сразу две роженицы, да ещё и две беременных женщины, попавшие в аварию. Из детей спаслись только я и недоношенный младенец, потерявший мать из-за дорожно-транспортного происшествия. Но это всё никак не объясняло, почему же бессмертие обрела только я.
Что интересно, я прекрасно понимала каждую деталь произошедшего при моём рождении, но интерпретировать их не могла, в отличие от паранормальных гавриков — Себастьян пояснил мне довольно доходчиво, что же тогда произошло, но даже он не понимал, как это вообще могло случиться. Оказывается, при родах меня должна была задушить пуповина, но я очень хотела жить. Безумно. Вот только нерождённый ребёнок не может призвать демона, даже если его чувств и решимости на это хватит. «Сигнал» в виде энергетического потока от меня шёл, но демоны не могли ответить — нерождённым они не помогают. Однако кто-то всё же ответил, хотя ни один из демонов не может говорить с плодом во чреве — он ещё не рождён, а значит, считается, что его не существует. А ведь он есть, и даже если не живет, то существует точно. Вот только состояние ребёнка в утробе ближе к смерти, чем к жизни, и потому демонам с ним не связаться — они-то живы. А вот то существо до меня-таки добралось, и из этого наши мифические существа сделали вывод, что это был демон на грани смерти или же только что умерший, но ещё не совсем потерявший связь с миром живых — энергетические контуры.
Спросите, почему они решили, что это именно демон был? Да потому что, когда Михаэлис с Клодом просмотрели мою Плёнку, они сказали, что эмоции, которыми меня наполнили после моего согласия «жить за двоих», были исконно присущи демонам, и только они испытывают при рождении именно удовлетворение, а не радость, а при виде людей — пренебрежение. Другим расам это несвойственно. Я спросила, неужели со мной заключили контракт, но демоны дружно ответили, что это не так, поскольку нет ни печатей договора, ни следов чужого покровительства, ни даже присущих всем контрактам энергетических связей с демоном-покровителем.
На вопрос: «Тогда какого фига это было?» — ответил жнец. Он пояснил, что, скорее всего, где-то умирал демон, но так как у них очень сильна жажда жизни, он решил продолжить жить во мне. Нет, не слившись со мной или что-то подобное — просто он отдал мне свою духовную энергию, силу, демоническую защиту… Обычно демонам выживать помогает мгновенная регенерация и прочие телесные фокусы, однако их энергетика безумно сильна, и когда в мою душу влили посторонние энергетические потоки, я стала чем-то средним между человеком и демоном. С одной стороны, моя душа была человеческой, с другой — энергетические контуры, карма, аура и даже удача стали демоническими. И всё это перемешалось, слилось воедино, породив некий удивительный баланс: ощущая всё как человек, я относилась к жизни как демон, эмоциональный фон был смешанным, а демоническая составляющая, жаждавшая встречи с человеческой болью и энергией их душ, гнала меня к опасностям, влияя на мою Судьбу. Но при этом демоническая удача и жажда жизни каким-то неведомым образом не давали мне погибнуть. И вот это-то как раз и настораживало — почему я не умирала? Ведь демоны тоже смертны. Их тела сложно разрушить, но возможно, и души могут от них отделяться. Их не спасают превратности судьбы. Одно было ясно — жизнь пыталась меня уничтожить, загоняя в катастрофы, и в то же время меня тянула в них демоническая жизненная энергия, давно ставшая моей и, скорее всего, лишь укреплявшаяся в подобных ситуациях.
А ещё демоны заявили, что, судя по их впечатлениям, моя энергетика хоть и очень сильна, всё же не является ни человеческой, ни демонической. Из этого наш гениальный учёный-прозектор сделал вывод о том, что в момент рождения две энергетики слились, став чем-то третьим, но так как тело у меня было человеческое, духовная энергия «настроилась» на него и развивалась дальше как у всех людей, разве что становилась слишком сильной. А вот сейчас, общаясь с демонами, во мне становилось всё меньше человеческого, потому как энергия чуяла «своих» и просыпалась. Меняла меня, а точнее, моё мировоззрение, пробуждая то, что привнесла изначально, но что было подавлено общественной моралью и нежеланием моей человеческой половины быть слишком «странной». Впрочем, расследование было ещё не завершено и что-то здесь не сходилось — почему я выживала? И почему всё же оставалась человеком, если мне отдали именно энергетику? Может, мне дали не её, а что-то иное?.. Почему-то мне казалось, что в чём-то наши исследователи ошибаются, но вот в чём — понять не могла. Да и сами они явно этими объяснениями не удовлетворились, а потому поимка и допрос того самого демона стали у паранормальных существ приоритетом.
Короче говоря, вопросов по поводу аномалии стало только больше, и мои мучители ломанулись на поиски моего же спасителя с утроенным энтузиазмом. И только Михаэлис не забыл о том, что вообще-то я всё ещё жива, и поиски «врага» — это хорошо, но и о друзьях надо позаботиться. Он менял мне повязки, готовил еду, общался со мной, когда я грустила… И, что интересно, после известия о том, что я таки на самом деле не совсем человек, его отношение ко мне не изменилось. Клод смотрел на меня теперь иначе — подозрительно и словно не понимая, как вообще такое может быть, а вот Себастьян как ехидничал, так и продолжал ехидничать, как помогал советами, так и не отменил душеспасительные беседы с ворохом полезной информации… И только одно в нём изменилось — взгляд. Если раньше я всё же чувствовала, что я скорее еда, чем интересный собеседник, то теперь в его взгляде сквозил неподдельный интерес в те минуты, что я рассказывала о своей жизненной позиции или принципах. Я и раньше его интересовала, но стена пищевой цепочки не давала ему увидеть во мне личность, а вот теперь эта стена рухнула, потому как демоны таки не каннибалы, и демоническая энергия им силёнок не прибавит. Поэтому в глазах Михаэлиса читался неподдельный интерес, и я поняла, что он всё же разглядел меня — увидел, что я не просто пачка чипсов, и заинтересовался на самом деле, а не от скуки или из спортивного интереса.
День за днём мы с Себастьяном болтали обо всякой ерунде и об очень важных вещах. То обсуждали устройство организма демонов, способных регенерировать за счёт того, что тьма, окутывавшая Михаэлиса на стройке, и являлась его «плотью», а потому не могла получить ранения обычным оружием; то пытались пояснить свои жизненные позиции и принципы. И именно за этот месяц я поняла, что мы с демоном во многом похожи. Да, у меня и раньше такие мысли мелькали, но как же жаль, что мы с ним раньше не говорили о подобном — точек соприкосновения у нас было очень много, хотя в некоторых вопросах мы занимали диаметрально противоположные позиции. Например, я считала, что делать что-то, что тебе противно до омерзения, не стоит даже ради исполнения своих желаний или достижения незначительных целей, а Михаэлис говорил, что стоит — неудобство можно потерпеть, особенно если потом причинишь не меньшие неудобства виновнику своих «страданий», тем более если это всё превращается в соревнование по принципу «кто кого быстрее доведёт». Кстати, демон оказался довольно азартным и не просто не любил проигрывать, как я, например, но и обожал «соревноваться», причём не важно, в чём, поясняя, что любит не только побеждать, но и добиваться побед, потому что любит испытывать чувство превосходства. А вот я была в этом отношении не азартна. Зато мы сошлись в том, что ради собственной жизни можно перешагнуть через других, на зло надо отвечать злом, ради главной цели можно перенести что угодно, а ложь, вежливость к тем, кого презираешь, и труды на благо неприятных личностей для достижения собственных целей — норма жизни. Однако собственные, выбранные нами самими, а не навязанные кем-то принципы мы не собирались нарушать ни в коем случае. И это лишь самые яркие примеры общих черт наших моральных устоев.
