— Играешь очередной жертвой?
— Именно.
— Обломись, — прошипела я. — Я выиграю наш спор. Я не сдохну, ясно? Ты не получишь ни мою душу, ни мою жизнь, ни победу!
— А почему Вы так хотите жить? — озадачил меня демон, усмехнувшись, и наконец отодвинулся, вернувшись к наложению горчичников.
— Не знаю, всегда хотела жить, любила и ценила своё существование, — врать Михаэлису — то же, что врать Гробовщику. Дохлый номер. А правду они всё равно потом из тебя вытащат. Калёными щипцами, ага…
— Возможно, потому Вы и не умираете — желание жить слишком велико? — понёс очередную околесицу демон. У него вечно в процессе наших бесед появлялись дикие теории, которые он потом проверял, но они с крахом проваливались.
— Ага, тогда почему каждый человек на Земле, отчаянно желающий жить, не может стать бессмертным? — съязвила я.
— Желание недостаточно сильно? Или не хватает некоего катализатора? Или они родились не в то время, что нужно? А быть может, желание жить должно быть обусловлено способностью перешагнуть через чужую жизнь?
Не поддеть он меня не мог! Вот ведь язва пожизненная на моём желудке…
— Тогда почему умерли Македонский, Гитлер или Цезарь? Что, планеты при рождении не так выстроились? Так вы это проверяли, равно как и даты, имена и прочую белиберду.
— Но, полагаю, проверить стоит.
— Вперёд, за цыганской мечтой, но это не поможет.
— Кто знает…
На этом лавочка беседы была свёрнута, а моя спина — накрыта одеялом, и демон направился к столу — смешивать какую-то гадость из разных баночек. Когда горчичники отжили своё, мне намазали шею какой-то мерзостью демонического производства, о которой сообщили лишь, что это смесь ингредиентов из человеческого мира и компонентов демонического происхождения не содержит. Закончив с этим, шею мне обмотали тряпочкой, а поверх неё — тёплым шарфом, после чего напоили таблетками и молоком с маслом и мёдом, выдали тёплые носки, инструкцию о том, что мне стоит хорошенько выспаться, и, наконец, оставили одну.
Я надела носки, забралась под одеяло, свернулась калачиком и подумала, что за всю мою жизнь на самом деле любила меня, заботилась обо мне и ценила меня только бабушка. Отцу на меня было плевать. Брат сначала ненавидел меня, потом презирал, а потом «простил» за спасение, но так и не понял, а потому продолжал сторониться, когда же отец умер, внезапно осознал, что ближе меня у него никого не осталось, и пошёл на сближение. Только всё равно считал бесчувственной скотиной с завышенной самооценкой. Друзей у меня никогда не было, ведь люди неизменно предавали или пытались меня использовать, а потому я быстро поняла, что верить никому нельзя, и стала сама использовать их, только не напрямую — косвенно, через десятые руки. Это было куда честнее — им казалось, что их не используют, и иллюзия согревала их, создавая обманчивое впечатление, будто я им доверяю и ценю их. Вот только я никого не ценила, как никто не ценил меня. Потому что все люди лгут, а ещё почти все предают ради собственной выгоды, и довериться им — значит обречь себя на проигрыш. А я люблю побеждать. И как только меня начинали использовать «без отдачи», я выжимала из человека всё, что возможно, и уходила. Ведь мои обходные пути давали им иллюзии и, конечно же, мою помощь, потому это было взаимовыгодное сотрудничество, по недоразумению названое дружбой. Я использовала их, они — меня, и все были довольны. Но как только люди начинали требовать от меня чего-то, не отдавая ничего взамен, я просто-напросто выжимала их, как мокрую тряпку, и выбрасывала. Потому что принцип бартера поддерживает рыночные отношения, а обман доверия партнёра приводит к краху предприятия. Как только один бизнесмен начинает думать, что он хитрее своего партнёра, и пытается потянуть одеяло на себя, их сотрудничеству приходит конец, зато начинается игра умов. Кто первым выжмет из бывшего партнёра все соки: тот, кто первым нарушил контракт, или тот, кто это сделал вторым? Оба предатели, зато как же интересно следить за развитием событий и гадать, кто добьётся своего, а кто проиграет! Куда честнее было бы просто уходить из жизни такого вот нечистоплотного партнёра, но… я всё же больше похожа на демона, чем хочу думать. А потому с усмешкой вытягивала из «друзей» всё, что могла, и посылала их куда подальше, правда, хотя бы не делая гадостей — слабое оправдание, но зато правда. Вот из-за этого-то, кстати, я хоть и демон, но человек, и это забавное сочетание — смесь чёрного и белого, не дающая в итоге серый цвет толпы и усреднённого значения понятия «нормальный обыватель». А отличаться от толпы — это правильно. Это и делает индивидуальность куда более яркой, чем окружающие, стремящиеся эту самую «яркость» уничтожить…
— Бабушка, знаешь, я и демон, и человек, — хихикнула я, вспоминая реплики Михаэлиса. — Но всё же я ни то и ни другое. Я аномалия. А это… наверное… ещё хуже… Но мне нравится…
Темнота накрыла с головой, но в ней не было удушья. Потому что в глубоких снах без сновидений паники не бывает.
Утро выдалось муторным и противным: горло болело, голова трещала, но по крайней мере воспаление лёгких мне не грозило — его предотвратили старания псевдо-заботливого демона. Вот только поднявшаяся температура и прочие симптомы «воспаления хитрости» не позволили мне отдохнуть пару деньков — я только нашла работу и терять её не собиралась. Ну а температура тридцать восемь и три — не та, от которой люди умирают. Помнится, бабушка и с температурой тридцать девять меня заставляла в школу на контрольные ходить, так что ничего, прорвёмся! Ползком, хрипя и размазывая сопли по окопам противника, ага…
Короче говоря, позавтракав и напившись таблеток, я отправилась на работу. Динка с Алексеем вызвали на дом врача, решив поболеть в свое удовольствие, причём брат, кажется, всё-таки умудрился заработать осложнения. Меня от них спасла хорошая закалка, но вот от работы ни она, ни что-либо другое спасать меня не желало, и это в очередной раз доказало несправедливость бытия, обидевшегося на слишком живучий индивидуум, отказавшийся играть по его правилам. Гробовщик, как оказалось, с раннего утра поведал коллегам о нашем путешествии, и Михаэлис отправился на доклад к своему боссу, Гробовщик и Грелль — к своему, Нокс — к Графу, а при мне остался лишь отнюдь не верный помощник Клод. Мы вместе сели в автобус, но так как мне предстояло ехать в промзону, а лекарств осталось — кот наплакал, я высадила демона, ещё не добравшись до пункта назначения, с наказом о затаривании медицинскими химикатами. Он слинял, куда послали, а я преспокойно доехала до нужной остановки и выбралась из душного склепа на пыльную пустую остановку.
Жара стояла жуткая, но меня знобило, и потому я куталась в тёплый пиджак, постоянно шмыгая носом и мечтая оказаться в тёпленькой постельке и не выползать оттуда до полного выздоровления. Эх, мечты, мечты! Но, увы, мне предстоял тяжёлый рабочий день.
Внезапно за моей спиной раздался оклик, и, обернувшись, я увидела главбухшу. Она страдала от жары, обмахиваясь газетой и постоянно теребя ворот белой блузы. Хорошо хоть, в этой фирме дресскода нет, а то вдруг пришлось бы мучиться в брюках?.. Впрочем, я-то как раз и была в брюках, потому как мёрзла, а вот начальница, которую, кстати, звали Мариной Игоревной, приодела классическую, но явно укороченную юбочку. К чему бы это?
— Ой, а ты простыла? — проявила заботу она.
— Ага, вчера вечером температура поднялась, — прохрипела я. Осипший голос не давал возможности говорить, как я люблю — в полный голос и от всей души, что меня дико раздражало.
— Ну ничего, поправляйся, — сверкнув зубами, выдавила она фальшивую улыбку. — А тебя, раз ты заболела, сегодня, наверное, снова придут друзья забирать?
О, теперь понятно. Повелась наша молодящаяся красотка на очаровашку Нокса…
— Не знаю, всё возможно, они не отчитывались, — ответила я, продолжив путь.
— Слушай, а кто тот симпатичненький? Ронни, кажется, — мило так похлопав глазками, спросила она, изображая из себя святую невинность. Как же бесят такие женщины, притворяющиеся, что даже имя парня не помнят, но пытающиеся вызнать о нём всё, что только можно…
