Мы бежали со всех ног, и вскоре показалась лестница к спасению. Выжав из себя всё, на что были способны, мы бегом поднялись по узкой светлой лесенке, и вскоре оказались в следующем коридоре. Но и этого было недостаточно — нам надо было подняться на самый верх. Лёшка на бегу развязал куртку и надел её, а Дина что-то беззвучно шептала, мчась вперёд на предельной скорости и даже не глядя по сторонам. Наконец, преодолев несколько лестниц и кучу коридоров, мы достигли лифта и, пока ждали его, сумели немного отдышаться. Кованые решётки заменяли лифту двери, и я ни к селу ни к городу подумала, что такие двери — самое то для постоянно застревающих подъёмников нашего времени, их в случае аварии открыть проще.

Динка, застыв между Гробовщиком и Алексеем, бегала взглядом по полу и что-то бормотала. Наверное, детали крушения вспоминала… Кстати, мне в голову даже не пришло, что она свихнулась от перспективы оказаться на тонущем лайнере — как выяснил Михаэлис, у Дины не было серьёзных отклонений психики. Ей ставили предположительный диагноз «пограничное расстройство личности», но из-за нетипичности протекания он был под большим вопросом. К тому же единственные «отклонения от нормы» выражались у готессы в том, что на обиду она отвечала ударом. Короче говоря, наша «милая, добрая, безотказная лапочка» оказалась вспыльчивой и агрессивной воительницей, которая на любое проявление агрессии в свой адрес или же ярко выраженную «несправедливость» по отношению к другим сразу давала обидчику в глаз. Больше ничего необычного в её поведении не было, и Себастьян сказал, что беспокоиться не о чём, но я всё же порылась в интернете, прочитав всё, что только можно о подобных расстройствах, и пришла к тому же выводу, что и демон. А значит, можно было не опасаться её неадекватного поведения в экстренной ситуации.

— Дин, ты… — прервал мои размышления Лёшка, а я шикнула на него и пихнула в бок.

— Не мешай человеку думать!

Братец на меня удивленно покосился, но заткнулся, а Гробовщик противненько так захихикал. Корабль остановился, и благодаря второму раскату гулкого скрежета пассажиры, взволнованные ещё первым грохотом, всё чаще начали выходить в коридор. Правда, стюарды успокаивали граждан и призывали их вернуться в каюты, а потому паника пока не начиналась. Нас же наконец одарил своим появлением лифт под управлением невысокого худощавого мужичка в ливрее, и меня посетила очередная странная мысль: кажется, лифтёры того времени обязаны были быть при параде…

— Поднимите нас туда, откуда проще всего выбраться на шлюпочную палубу, — скомандовала я, и вся наша странноватая «могучая кучка» вмялась в лифт.

— Как пожелаете, — было мне ответом, и закрывший за нами решётку лифтер звякнул рычажком, заменявшим в этой доисторической конструкции кнопки этажей. — Однако не стоит беспокоиться, кораблю ничего не угрожает.

«Ну-ну, конечно не угрожает! Ещё минут двадцать…» — раздражённо подумала я, но ответила совсем иное:

— И всё же мы хотели бы попасть на шлюпочную палубу. Подскажите, пожалуйста, как нам быстрее до неё добраться.

Лифтёр начал рассказ, подозрительно нас разглядывая, Динка продолжала лихорадочно соображать, Гробовщик ехидно ухмылялся, явно ловя кайф от происходящего, а братец заметно нервничал, постоянно бросая на готессу взволнованные взгляды. Боится, что Динка утонет? Зря, её Легендарный спасёт. А если и не спасёт, то спасём мы. В любом случае, никто сегодня не погибнет. В смысле, никто из живых — все, кого мы встретим на этом лайнере, уже мертвы. И им не помочь.

Наконец лифтер отодвинул решётки, и мы покинули его рабочее пространство. Пройдя по уютным светлым коридорам, разительно отличавшимся от узких закоулков третьего класса, мы наконец вырвались из лабиринта переходов, лестниц и палуб на самый верх, под чёрное бесконечное небо, в котором пронзительным холодным светом сияли звёзды. Они безразлично вырывали корабль из мглы своим потусторонним светом, и казалось, что они знали, потому и окутывали умирающий корабль неестественным, блёклым, словно загробным светом. Где-то вдалеке, во мраке ночи, сливавшейся с чёрным океаном, виднелась крохотная белая точка. Точка, оставшаяся далеко за лайнером и вспоровшая его правый бок. Словно нож вспарывает брюхо дохлой рыбы. Но ведь эта рыба была всё ещё жива…

Мы подбежали к поручням и посмотрели вниз. Тёмная вода билась о борт с тихими всхлипами, а огни иллюминации освещали её тёплым желтоватым свечением, так резко контрастировавшим с белой россыпью ледяных, спокойных, безжизненных звёзд. Мы оказались примерно в центре корабля, по правому борту, и я подумала, что надо бежать к корме — «Титаник» ведь погружался с дифферентом на нос… но была одна неувязочка. Шлюпки. Помнится, первые шлюпки спускали на воду не полностью загруженными, и потому у нас явно был шанс выбраться из этой западни без повторения сомнительных подвигов Джека и Розы — героев мирового блокбастера, из которого я и вынесла большую часть знаний об этой катастрофе. По деревянному настилу были разбросаны куски льда, и сомнений в том, что произошло, не оставалось, а потому для составления плана мне жизненно была необходима информация. Заметив, что Дина перестала шептать себе под нос, я осторожно обратилась к готессе:

— Дин, всё вспомнила?

— Почти, — кивнула она, и я тут же взяла быка за рога:

— Мне нужна хронология событий с временными рамками. Особое внимание удели шлюпкам.

— Поняла, — пробормотала Динка и нахмурилась. Пустым взглядом глядя в чёрную воду, она поднесла руки к губам и тихо, но быстро заговорила:

— «Титаник» столкнулся с айсбергом четырнадцатого апреля тысяча девятьсот двенадцатого года, в двадцать три сорок. В ноль часов, пять минут стал ощутим дифферент на нос, пассажирам начали раздавать спасательные жилеты, призывая их подняться на прогулочную палубу. Экипаж начал расчехлять шлюпки, третий класс отрезали от путей к спасению, — тут Дина поморщилась, а Лёшка, отказывавшийся от просмотра мирового блокбастера с Ди Каприо в главной роли, удивлённо на неё покосился. Он что, не знал? Это же всемирно известный факт! Впрочем, братца только мифы да мистика волнуют, так что неудивительно.

— В ноль сорок спускают первую шлюпку, пускают сигнальную ракету, нос оказывается под водой. В час пятнадцать открывают большинство решёток на лестницах третьего класса, им разрешают садиться в шлюпки, начинается давка. Чуть позже двух часов спускают последнюю шлюпку — складную лодку «D», расположенную на левом борту. Носовая часть шлюпочной палубы оказывается под водой, больше возможности спускать шлюпки нет. По палубе прокатывается волна, смывая толпу народа, буквально через несколько минут… сколько минут… минут… — руки готессы дрожали, словно она дирижировала оркестром — они буквально ходили ходуном, и мне казалось, что она себе ими в глаз заедет, но Динка, кажется, вообще не замечала этой дрожи. Она продолжала сверлить воду пустым взглядом и вспоминать детали крушения.

— Спокойно, просто скажи, много времени прошло или мало, — тихо попросила я, и готесса, судорожно вздохнув, ответила:

— Буквально сразу после спуска последней шлюпки.

— Отлично, дальше, — Дина кивнула и, явно воодушевившись, затараторила:

— В два пятнадцать корма поднимается так, что видны винты, почти сразу гаснет электричество. В два восемнадцать корабль разламывается на две части, нос уносит течением, корма быстро поднимается, принимая вертикальное положение. В два двадцать «Титаник» полностью затонул. Шлюпки подобрали всего несколько человек, из них выжило по разным данным от шести до девяти, остальные жертвы крушения замёрзли. В три тридцать пароход «Карпатия» посылает сигнальную ракету, а в четыре десять поднимает на борт пострадавших с первой шлюпки.

— Так, мне нужна температура воды, сколько человек сможет в ней продержаться, если будет активно плыть? — да, без знаний план составить сложно. Но он уже начал зарождаться в моей голове.

— Около минус двух, может, чуть больше… — пробормотала готесса, явно не знавшая точного значения, и это её сильно напрягло — руки снова заходили ходуном, а взгляд заметался по поверхности воды с бешеной скоростью.