Кстати, о птичках, а точнее, о краснопёрых попугаях ара нашей коммуналки. Лёха прям спелся с Греллем — они постоянно болтали о каких-то готичных заморочках и смерти, а порой я краем уха слышала какие-то странные диалоги о том, что есть «друг» и почему дружба лучше любви. У Лёхи вообще всегда позиция была насчёт любви странная: это лишь химический процесс, а остальное — плод больной фантазии романтиков. А вот Грелль с ним теперь активно спорил, доказывая, что друг может предать, а любимого не предашь, поскольку сердце не позволит. Лёха же отвечал, что настоящий друг никогда не предаст, а любовь подыхает от ревности и быта, как таракан в ловушке с химикатами. Короче говоря, столкнулись два разных мировоззрения и активно спорили, но к боевым действиям не переходили — жнеца явно подобные беседы не выводили из себя, хотя порой эти два красных революционных гота начинали орать друг на друга. Только орево всегда заканчивалось либо хлопком двери, а на следующий день о происшествии не вспоминали, либо чаепитием и словами: «Каждый остался при своём мнении, но я всё равно прав», — и фырчанием «ошибающейся» стороны.
Динка тоже спелась со своим жнецом, и прямо-таки сияла, когда эта мерзость в балахоне оказывалась рядом. А вот я Гробовщика возненавидела всеми фибрами души, потому как он, подлюка такая, постоянно говорил мне гадости, подначивал, заставлял отвечать на каверзные вопросы и вообще вёл себя по-хамски. И ведь не пошлёшь, что обидно — он заявлял, что если я откажусь отвечать на вопросы, меня заставят, поскольку это важно для выяснения причин аномалии. Задолбали уже с этой своей аномалией! Сколько можно надо мной из-за неё издеваться?!
Так, ладно, я вообще-то о другом. Что-то ныне у Царя мысли скачут, он стал нервным и малоадекватным — «Новопассита» душа просит, не иначе. Короче говоря, Динка влюбилась в Гробовщика, и благодаря этому оба гота оказались на стороне жнецов. А вот я с этими живчиками ужиться не могла. Я человек логики, а их поведение нелогично, к тому же я очень уравновешенный, строгий и не склонный к буйству эмоций индивидуум, а рядом со смертушками (Уилл не в счёт) вечно бурлила жизнь. Точнее, они её «бурлили», создавая ситуации, при которых хочется выть от обилия эмоций, событий и нелогичности…
С демонами в этом плане было намного проще — они были гражданами спокойными, исполнительными, пунктуальными и удивительно сдержанными. Даже ехидство Себастьяна ни в какое сравнение не шло с провокациями Гробовщика, а уж после того дня, как мы побывали в доме богатея-садиста, Михаэлис вообще стал сама адекватность. Нет, он меня подкалывал, конечно, но уже не требовал постоянных приказов и даже ненавязчиво советовал, как лучше поступить в той или иной ситуации. То бишь, наши «спортивные» соревнования под кодовым наименованием «кто кого ехиднее подколет» продолжались, а вот попытки друг другу оттоптать больные мозоли постепенно ушли в прошлое, и вместе с ними ушло всё моё раздражение на демона. Точнее, большая его часть — он ведь меня всё же убить заявился, а не плюшками побаловать! В общем, вся моя злость, как оказалось, была вызвана не Михаэлисом в целом, а определёнными его привычками и чертами характера, поэтому когда он сменил линию поведения, жизнь начала налаживаться, нервы мои успокоились, а раздражение обратилось в сторону Гробовщика, перенявшего у Себастьяна эстафету по доведению меня до белого каления. Короче говоря, хоть с одним паранормальным инквизитором у меня наладились более-менее нормальные отношения. Но если бы кто мне сказал месяц назад, что они наладятся именно с Михаэлисом, я бы его полным психом посчитала… Вот что значит не говорить друг другу гадости!
А ещё мы с демоном договорились, что он научит меня драться, и это было прорывом — я наконец-то сумела понять, как надо наносить удары. Лёшка как-то пытался мне удар поставить, но благодаря его несдержанности и объяснениям, основанным на словах: «Ну как ты не понимаешь? Это надо иначе делать… Ну… не знаю, просто не так, как ты!» — у меня абсолютно ничего не получалось. Теперь же мне выдавали чёткие, спокойные инструкции, причём за каждым неправильно исполненным движением следовало наказание — мою царскую тушку отправляли драить полы в хате, говоря, что это помогает улучшить координацию и вестибулярный аппарат. Короче, Михаэлис — садист, помешанный на домашних делах, но раз уж я его назначила своим учителем, придётся терпеть подобные штрафы, я ведь хочу научиться драться, значит, научусь.
Впрочем, не буду задерживать экспресс, следующая остановка — новая работа. Причём мне даже сказать о ней нечего, кроме того, что добиралась я до неё на автобусе, а коллектив оказался стандартным: сплетницы, грымза-главбухша и одна нормальная мадам, которая, как и я, старалась не лезть в паутину интриг и болтовни в курилках. Впрочем, «в тихом омуте черти водятся», так что и эта девушка меня не заинтересовала. Я просто со всеми познакомилась и засела за бумаги, сказав, что у меня испытательный срок, а потому хочу выложиться на полную и боюсь за разговорами наляпать ошибок. Меня не поняли и попытались втянуть в диалог, но я не втягивалась, и в результате они наконец бросили это гиблое дело. Правда, кажется, меня заподозрили в эгоцентризме, хамстве и нелюбви к общению, но это были мелочи — они ведь угадали.
Так как фирма находилась на отшибе, а точнее, на пустыре, окопавшемся ближе к пригороду, стояли склады, среди которых притаился «главный офис», демонам и жнецам стало сложно вести за мной наблюдение, но они выкрутились. Благодаря тому, что окно бухгалтерии выходило на небольшую «рощицу», она же — зелёные насаждения, в которых деревьев было раз-два и обчёлся, наши деятели умудрились разбить в ней палатку и следить за мной оттуда. Мол, «мы туристы, лагерь разбили, не стоит нас отсюда прогонять!» Ну а внешность странная — это мелочи, они ведь из палатки почти не вылезали, разве что Клод принёс мне обед. Я говорила, что он меня разбалует? Это произошло.
Кстати, о Клоде. Как только я помирилась с его врагом, настроение Фаустуса упало ниже плинтуса, и он стал вести себя подчёркнуто-формально. Словно я ему личное оскорбление нанесла, с его врагом общаясь. Ну бред же! Это их распри, я тут ни при чём, да и у нас с ним дружеских отношений не было — с чего он решил, что я только с ним могу общаться? Собственник, блин! Но всё равно, наши деловые отношения от этого не пострадали — Фаустус был идеальным помощником и постоянно доказывал это. С ним было очень спокойно, и я всегда знала, что уж этот-то демон точно всегда выполнит все указания без единого изъяна. Вот только общаться с ним было скучно. Да, эмоции у него, в отличие от буки-Спирса, проглядывали не только негативные (это я вспоминаю выволочки, которые Уилл, пыша яростью, устраивал Греллю). Но в то же время мне почему-то казалось, что Клод абсолютно неискренен. Михаэлис хоть и язва, но это его ехидство не напускное, а вот подчёркнутая вежливость Фаустуса и его идеальность говорили о том, что он не показывает настоящих чувств, а значит… «жди подляны». Да, вот так вот — когда я кого-то не понимаю, я жду от него гадости. Хотя я вообще-то ото всех жду гадости, но от таких граждан особенно.
Впрочем, все наши домашние треволнения не помешали мне полностью погрузиться в работу, и до пяти вечера я пахала, как трудолюбивый ослик. А вы думали, Цари не трудятся? Ещё как трудятся: зарабатывают сколиоз сидением на троне, мозоли — росписями на смертных приговорах, и мигрень — принятием жалоб от поданных, хе-хе. Я же просто разгребала тонны макулатуры и отгораживалась от тяжких раздумий ровными столбиками цифр. Как говорит Лёшка, математика мне помогает успокоить нервы, и это на самом деле так, хоть братец-вишенка и получает за подобные намёки эффектного пинка.
Решив немного задержаться, я осталась в кабинете лишь с главбухшей — остальные сотрудницы разошлись по домам. Как оказалась, наша начальница была той ещё трудоголичкой и, насколько я поняла из разговоров коллег, часто засиживалась допоздна, поскольку дома её никто не ждал. Вообще она ещё молодая была, мне даже показалось, что ей не больше двадцати трёх, но это была вина тонны косметики — по словам коллег, ей было тридцать. Неужели она в тридцать лет была не замужем? Современная феминистка? Но это уже было не моё дело, зато я продолжила трудиться после «звонка» не в гордом одиночестве.
