Как только Тсуна приземлился на пустынную дорогу, перекрытую полицейскими шипованными лентами, призванными прокалывать шины автомобилей, он попытался вступить в бой, но Бьянки приказала вытаскивать мать, и Савада кинулся к искореженному автомобилю, из-за прокола шин съехавшему с дороги и врезавшемуся в дерево. К сожалению, все бронированные авто были на задании, потому «Скорпиону» пришлось ехать за Наной на обычном «Форде», и это привело к катастрофе. Савада получила множественные порезы от разбившихся стекол, сотрясение мозга от удара головой и глубокую рану на левой руке, породившую сильное кровотечение — искореженный лист металла перерезал вены и мог лишить этим мать Тсунаёши жизни. Вот только он успел ее спасти.
Вытащив мать из машины, Тсуна занялся перевязкой. Руки, задрожавшие при виде груды металлолома, в которую превратился «Форд», сейчас действовали четко и уверенно, глаза уже не заволакивал туман, подкатившая к горлу паника отступила. Просто потому, что, подбежав к машине и увидев истекавшую кровью, бледную, не шевелившуюся мать, Тсуна почувствовал, как земля уходит из-под ног, но был пойман под руки Вторым Стражем. И ледяное прикосновение давно мертвых ладоней вкупе с тихими, но очень уверенными словами: «Она жива», — заставили Тсуну отбросить собственные эмоции и броситься на помощь раненой. И потому вытаскивал мать из салона, перевязывал раны и пытался привести ее в сознание Тсуна уже четко и уверенно, без тени сомнений, колебаний и страха. Он просто понимал, что счет идет на минуты. И потому для истерик времени нет.
Ёмицу прибыл на помощь Бьянки, когда сын уже начинал перевязку. Он лишь бросил короткий взгляд на свою семью и, тряхнув головой, кинулся в бой. Никто не заметил, как янтарные глаза заволокла мутная пелена боли и отчаяния. Потому что Савада Ёмицу умел брать себя в руки гораздо лучше сына. И он начал атаковать врагов не с целью отомстить, а с целью уничтожить угрозу: обдумано, спокойно, не поддаваясь панике. И вскоре бой был закончен: пятеро нападавших убиты, один взят в плен главой CEDEF, Бьянки получила несколько глубоких, но неопасных ранений, а Нана пришла в себя. И Тсуна, ничего не объясняя матери, подхватил ее на руки и на полной скорости помчался в штаб. А Ёмицу, со всей силы ударив последнего нападавшего в челюсть, сплюнул, пнул серый, оскалившийся на небо острыми клыками щебня асфальт, и помог Бьянки сесть в свою машину. Всего один удар содержал в себе ненависть и боль лидера разведки Вонголы. Он не убил человека, которого мечтал разорвать в клочья. И виноват в этом был далеко не пацифизм, избытком которого Савада Ёмицу не страдал — просто он должен был допросить врага, и получение информации для предотвращения новых диверсий было намного важнее вымещения эмоций. Он это отлично понимал. И всё же едва сдержался от нанесения травм, несовместимых с жизнью…
Шамал, осмотревший Нану и зашивший ее раны, после переливания крови отправил женщину в комнату ее сына и велел девушкам, вызвавшимся позаботиться о той, кого безмерно уважали, не оставлять ее одну ни на минуту и не давать нарушать постельный режим. Вот только госпожа Савада, привыкшая крутиться как белка в колесе, лежать категорически не хотела, и это приводило к постоянным попыткам уломать «сиделок» на послабление режима.
Тсуна, решивший присутствовать при допросе «языка», оставил мать лишь после того, как Шамал сказал, что ее жизнь вне опасности, однако рассказать ей, что происходит, парень не решился. Да она и не спрашивала — лишь как-то очень печально смотрела на сына и улыбалась ему краешками губ, когда отчего-то вдруг словно повзрослевший парень на руках относил ее в собственную спальню. Он боялся сказать ей правду о мафии, но понимал, что иного выхода нет, вот только решил сначала дать ей прийти в себя, а себе — время собраться с мыслями, и поэтому отправился на допрос. А еще потому, что хотел увидеть глаза человека, способного так легко, без тени сомнений уничтожить мирную, никому никогда не причинявшую вреда женщину… Вот только оказалось всё довольно прозаично. На Нану нападавшим было плевать, они просто хотели уничтожить «Ядовитого Скорпиона», так удачно оставшегося без прикрытия. И им это почти удалось, ведь если бы подмога не пришла… а она не могла прийти. Просто потому, что у Бьянки не было времени ее вызвать. И Тсуна понял, что Книга Всезнания — очень странный демонический артефакт. Артефакт, способный как уничтожить миллионы, разрушив жизни всех вокруг, даже своего Хозяина, так и спасти, даже если о спасении Хозяин не просил… Только вот Савада не понимал, что законы причины и следствия никто не отменял. И далеко не каждому Хозяину Книги Стражи помогали в подобных ситуациях…
На добро у людей чести принято платить добром. Даже если их честь привела к бесконечным мучениям в оплату грехов.
Допрос завершился лишь под утро, и Тсуна, помаявшись минут десять под дверью кабинета, в котором закрылся отец, чтобы сравнить показания пленника с данными, известными их семье, решил проведать мать. Шамал, которому Тсуна постоянно отсылал смс с вопросами о состоянии матери, устав от сообщений, позвонил будущему боссу и недвусмысленно посоветовал ему посмотреть на часы и вспомнить о совести, что окончательно успокоило Саваду. Нервное напряжение спало, и благодаря этому медленно, но верно в нем поднимала голову привычная нерешительность. Тсуна задался вопросом: «Рассказать всё маме самому, или это должен сделать отец?» А еще ему хотелось ее проведать, но гордость шептала, что раз всё это время он пытался выглядеть перед родителями взрослым и избегал их, то сейчас идти на контакт и показывать «слабость» было бы неуместно. Вот только в ответ на такие мысли Тсуну похлопали по спине, и он поежился от холода.
— Савада-хён, знаешь ли, есть два выхода из ситуации. Оставить мать без внимания, лелея свою гордыню, или же навестить ее, выполнив сыновний долг и усмирив собственное эго. Просто реши, что тебе важнее: быть гордецом или хорошим сыном?
И Тсуна поморщился, повел плечами, разгоняя неприятный мертвенный холод, а затем направился в собственную спальню. Просто потому, что мать ему всё же была намного важнее собственной гордыни. А Фукс, шагая за ним с видом триумфатора, протянул:
— Гордыня — второй из семи смертных грехов. Неплохой ты сделал выбор, неправда ли?
Тсуна фыркнул. Такого вывода он никак не ожидал и о грехах даже не задумывался, а оказалось, что совет Вольфрам дал исходя из блага Хозяина, а не из того, что было бы лучше для Наны, их взаимоотношений или понятия «сыновнего долга». С одной стороны, это было неприятно, ведь хотелось сказать, что порой отношения с окружающими даже важнее собственного душевного покоя, а с другой — крайне радовало, ведь Фукс помог ему избежать греховного поступка, и значит, его личные предпочтения были вполне очевидны: он не желал Хозяину вечных мук в Аду.
Только Савада не мог знать, чего же на самом деле ему желал Страж.
Подкравшись к двери, из-за которой не доносилось ни звука, парень замер. «Спит? Наверное… Тогда пойду-ка я… Потом приду», — не самые храбрые, отдающие ноткой восторженной радости и облегчения мысли были прерваны голосом Фукса:
— Не спит, не спит. Можешь не сиять от счастья, она как раз проснулась полчаса назад и теперь не знает, куда себя деть: и встать хочется, и подводить девочек, вечером взявших с нее слово без особой необходимости не подниматься, нельзя.
Тсуна вздохнул. Мученически посмотрев на Стража и в ответ на его ухмылку закатив глаза, он осторожно поскребся в дверь, не надеясь, впрочем, что его не услышат.
— Заходите-заходите, я не сплю! — тут же донесся бодрый, но всё еще слабый голос Наны, и ее сын, тяжко вздохнув и подумав: «Ну почему именно я должен ей правду вместо отца рассказывать?» — открыл дверь.
На удивление, Нана, сразу после пробуждения натянувшая поверх спальной рубашки длинный шелковый халат, лежала. Несмотря на всю жажду деятельности, сил у нее пока было мало, и раз уж встать и заняться делами она не могла, предпочитала лежать, а не сидеть в кровати. Но стоило лишь Тсуне заглянуть в комнату, как женщина мгновенно подобралась, расплылась в улыбке и села.
