Приехали в деревню мы примерно за пятнадцать минут до крайнего срока, и я, спешившись у забора тети Клавы, ломанулась к крыльцу. Домик у нее хоть и небольшой, но очень аккуратный, и недавно произведенный ремонт сделал его надежной защитой от дождей, снегов и холодов, вот только от жары он спасти не мог: кондиционера, в отличие от нашей хатки, здесь не было, а потому все окна зеленого домика были нараспашку, равно как и дверь. Я, ведя Торнадо за уздечку, подрулила к одному из окон, открывавшему обзор на просторы «гостиной», если можно так сказать, и завопила:

— Теть Клав! Принимай гостей!

— Иду-иду! — отозвалась сестра Игоря и минуты через две появилась в дверном проеме. На сорокалетней полной мадам было серое платье в белый крупный горох, юбку которого скрывал широкий белый фартук, а также старые потрепанные кеды. Русые волосы как обычно были убраны в пучок, а на щеке почему-то красовалась полоска из муки. Она опять печет пироги?.. Ну да ладно, не мое это дело.

Я подрулила к ней и вопросила:

— Примешь коников?

— А ты уже с другими мальчиками, — озадаченно протянула она, вытирая руки о белый фартук и задумчиво взирая на толпу гамадрилов за моей спиной.

— Ага, у нас гостей много, — кивнула я. — Это еще не самые странные.

— А чего в них странного? — озадачилась тетушка. — Разве что, вон тот парнишка постарше — альбинос. Остальные обыкновенные.

Я опешила и удивленно воззрилась на Ананаса… лишившегося хохолка. Спешившийся Мукуро с ехидной ухмылочкой взирал на меня, стоя у забора, а на голове его сияла обыденностью иллюзия в виде самой обычной короткой стрижки черных, а не отдававших в синеву волос. Глаза же он себе сваял васильковые. Выпендрежник.

— Тоже верно, — протянула я. — Хотя байкерские перчатки и ярко-синие глаза — довольно редкая в наших широтах вещь.

— Это да, — кивнула тетушка. — Привязывай лошадок, представляй мальчиков.

— Народ, заводим! — возопила я и направилась к сараю, возле которого предстояло мучиться нашим конягам весь оставшийся день. Благо, рядом с ним раскидистая яблоня росла, да корыто стояло — от жажды не умрут, но вот солнечный удар… Я быстро привязала Торра к специально для этих целей присобаченной у сарая горизонтальной деревяшке, прибитой к двум вертикальным столбикам, и начала спасать его от седла, а тетушка, подрулившая ко мне, вопросила:

— Может, на них мокрые тряпочки накинуть? Жара дикая, а им весь день под открытым солнцем торчать.

— Было бы замечательно! — кивнула я, готовая ламбаду плясать от того, что тетя Клава это предложила.

— Тогда Васька всё сделает, но Торра сама спасай, — хмыкнула прозорливая тетушка.

Народ подвел лошадей, а я, кивнув, оттащила седло Торнадо и поскакала к колодцу — мочить притащенную тетей специально для этих целей тряпку. Быстренько завершив сие благое начинание, я вернулась к Торру и накинула ему на спину мокрую тряпку, а он недовольно всхрапнул.

— Надо, Федя, надо, — почесав коника за ухом, назидательно заявила я.

Остальные ковбои от слова «худо» с непереносимостью к жаре тоже расседлали четвероногий «транспорт» и утащили седла в сарай, куда отправился и велик Сасагавы. Я же взяла тетушку под левый локоть и, подведя ее к Бьякурану, с лыбой человека, довольного абсолютно всем в жизни, стоявшего в тени яблоньки, заявила:

— Это Бьякуран Джессо, он итальянец. А это — тетя Клава.

— Очень приятно, Клава-сан, — вогнал меня в укатайку Император всея Зефира, а тетушка недоуменно воззрилась сначала на давящего милую лыбу Бьякурана, затем на нагло ржущую меня, а затем тоже рассмеялась.

— И мне, — кивнула она, а я, все еще хихикая, потащила тетушку знакомиться с Феем Орловской губернии.

— Добрый день, — чуть ли не хором заявили знакомые с тетей Клавой парни, кучковавшиеся рядом с лошадьми.

— И вам, и вам, мальчики, — тепло улыбнулась наша мадам, шествуя мимо них к последнему из могикан, еще не представленному ей.

— Знакомьтесь. Рокудо Мукуро, а это — тетя Клава, — представила-таки я этого индейца тетушке, резко переставая не то, что ржать, но даже улыбаться.

Фей стоял рядом с сараем и хитро усмехался, сложив руки на скрытой широкой черной футболкой груди. Стоило лишь мне сказать сакральный текст, содержавший имя его, великого, как наш мистер Очаровашка сменил выражение лица с наихитрющего на обворожительное, и с еще более милой, чем у Бьякураши, лыбой изящно тиснул ручку нашей колхозницы и смачно ее чмафнул.

— Очень приятно, — заявил он тоном порнозвезды хёнтайной немецкой промышленности, а тетушка, залившись краской, замахала не оккупированной «принцем без белого коня» лапкой и ответила:

— А мне-то как приятно! Какие манеры… В нашей глуши такого не встретишь!

«В нашей „глуши” и гадость такую вряд ли встретишь», — мысленно закатила глаза я, а Ананасовая Фея, лишившаяся, собственно, этого самого ананаса, загадочно прокуфуфукав, отпустила ласту женщины в сером платье с белыми горохами и, пожав плечами, заявила:

— Рад, что Вы оценили. А то не все, к сожалению, способны отличить джентльмена от его жалкого подобия.

Это он обо мне? И кто тогда «подобие», а, Джентльмен Удачи, пытавшийся меня на плите поджарить?! Я фыркнула и скрестила руки на груди, воззрившись на небо, а тетя, удивленно на меня глянув, вопросила у иллюзиониста:

— Надолго к нам?

— Судить об этом рано, но, думаю, что не дольше, нежели на полгода, — с улыбочкой ответствовал он. Черт, как же он с нормальными глазами, адекватной прической и спокойной речью на себя-то не похож! Даже ненавидеть его сложнее, Марти Сью долбаный…

— Жаль, жаль, — протянула тетушка, и я офигело на нее воззрилась. Кажись, в толпе фанов Рокудо Мукуро плюс один. Печалька…

— Такова жизнь, — глубокомысленно изрек Фей, разводя руками.

— И она не всегда плоха, — съязвила я, отнюдь не прозрачно намекая на то, что я факту его «скорого» отъезда буду только рада. Жаль, что он не может пораньше свалить, а то бы я ему даже помогла…

— Тоже верно, — хмыкнул Мукуро.

— Ладно, мы потопали, — хмуро изрекла я и обняла сестру Игоря.

— Давайте-давайте, — разулыбалась она, и мы трижды чмафнули друг друга в щеки. Отлипнув от меня, тетушка обратилась к парням, подрулившим к нам: — Вы Катюху берегите, хорошо?

— Конечно, — улыбнулся Ямамото.

— Ку-фу-фу, как же не беречь такое «сокровище»? — премилым тоном заявил Мукуро, но сарказм, тщательно завуалированный, был понятен сразу. Правда, понятен он был всем, кроме тети Клавы, которая была не в курсе ситуации. А потому она, умилившись на «лапочку Мукуро» и прижав правую лапку к груди, выдала:

— Ой, какой милый мальчик! Катя, присмотрись!

Она ехидно захихикала и подмигнула мне, а я, усмехнувшись, ответствовала:

— О да, он вообще под моим тщательным и бдительным наблюдением, когда в туман не сваливает.

Фей усмехнулся, ехидно на меня зыркнув и словно говоря этим взглядом: «Фигушки ты меня на чем поймаешь: я пакости делаю исключительно осторожно», — а я ответила ему не менее красноречивым взглядом, содержавшим текст сообщения: «Обломись, если пакость и случится, я буду знать, что это был ты, больше некому, так что лучше и не пытайся». Тетя Клава интерпретировала нашу игру в гляделки и обмен сообщениями вкупе с ухмылочками по-своему и умилилась еще больше, погладив меня по голове и бросив на Мукуро красноречивый взгляд в стиле: «На свадебку позвать не забудь!»

— Пока, тетя Клава! — поспешила свалить я и порулила прочь с участка. Мукурище же, загадочно прокуфуфукав, вновь чмафнул ручку мадам Своднице и поскакал, а вернее, изящно поплыл за мной. Ямамото и Рёхей не отставали, а Дино дождался, пока Бьякуран покинет спасительную тень, и пошлепал рядом с ним. Правильно, нельзя Зефирного маньяка одного оставлять, ой, нельзя… Мало ли, опять на «темную сторону силы» свое белое знамя перетащит?

Всю дорогу до автобусной остановки мы молчали. Парни разглядывали одноэтажные деревянные домики с резными наличниками, мимо которых мы шествовали, я же, пиная мелкие камешки и глядя на пыльную узкую проселочную дорогу, вяло думала о том, что теперь вся деревня, а значит, и все наши работнички, а также дядя Игорь, будут думать, что у нас с иллюзионистом шуры-муры, коих не могло быть в принципе. Это было ой как печально, но не говорить же тете Клаве: «Он гад, и не строй иллюзий — это его прерогатива»? Да и, если честно, плевать мне, кто и что подумает, главное, чтобы сестры понимали, что это ложь, но они, я уверена, в сплетни и не поверят: не те характеры, чтоб каждому слуху доверять.