Фран молча продолжил жевать, Катя захихикала, а нежный друг семьи Игорь, тоже хававший сметанку, чуть не подавился и, прокашлявшись, возмущенно заявил:

— Мария! Нельзя же так!

— А чё он мой хавчик оскорбляет?! — возмутилась я. — Икру можно, значит, а сметану нельзя?!

Игорь, знавший, что меня не переспорить, мученически закатил глаза, а Фран вновь съязвил, наконец прожевав:

— Цвет снега выглядит куда приятнее…

— Кому как, — усмехнулась я. — Чё, думаешь, я вашего альбиноса в белом не люблю? Он, блин, как в саване шляется! Вот и сметана — блюдо какое-то похоронное по цвету.

— Боишься смерти? — язвительно бросил Фокус-покус.

— Не хочу накликать, — ухмыльнулась я.

— Тогда сметану у тебя стоит реквизировать, — глубокомысленно изрек Фран, намазывая очередной блинчик вышеозначенной сметаной. — Равно как и соль, сахар, муку, творог и молоко.

— Жестооокий, — протянула я, зажевывая вкусняшку. — Но ведь в приготовленном варианте эти продукты другого цвета.

— Суть не изменить изменением формы, — парировал парень-подставка-для-Лягушки.

— Это да, — хмыкнула я. — Всё, перехожу на сыроедение, дайте мне морковку! А хотя не, обойдусь! Я лучше просто встречу опасность в виде майонезного савана фейсом к фейсу и начхаю на нее, хе-хе!

Я рассмеялась, а Катька поморщилась.

— Мань, у меня после вчерашней беседы с Суперби башка трещит, а тут ты его косплеишь! Не ори!

— Чё? — возмутилась я. — Ты меня не сравнивай с этим Тран Ван Хеем из Вьетнама, реинкарнировавшим в Италии!

Не понятно? Поясню. Тран Ван Хей — старичок с волосами, которые, предположительно, достигали длины в более чем шесть метров, живший во Вьетнаме и помахавший миру ручкой, мир праху его, аж в две тысячи десятом году в возрасте семидесяти девяти лет. Правда, Суперби, кажись, тоже не знал, с кем я его сравнила, а потому возмущенно на меня воззрился и проорал:

— Не смей меня с каким-то трупом сравнивать, мусор!

— Помолчи уж, веник с серебристыми прутиками, — фыркнула я.

От немедленной драки окружающих спасло то, что на кухню заплыл термо-принц с маньячной лыбой и заявил:

— Я бросил в стирку свою одежду!

— Вчера надо было это сделать, — поморщилась Катюха, которая явно не начала стирку вовремя только из-за упрямства этого нахала.

— А кроликов я должен был убивать в чистом? — парировал променявший полосочки на черную футболку диадемоносец, друживший с риторикой. Кстати, весь народ был в черных футболках, за исключением Франа — он вообще вечно кутается в куртку, словно у него пожизненные анемия, малокровие и ледниковый период. Они что, секта? Орден? Масонская ложа? Хотя нет, повторяюсь: масоны тоже орден. Чего все в одинаковом-то?..

— Ну, нет, — пробормотала тут же растерявшаяся Катюха, а я поспешила прийти ей на помощь. Бэтмен, ёпрст, летящий на крыльях ночи…

— Слышь, челкастый, а ты что, кроликам по черепушке молоточком тюкая, их к сердцу прижимал, что ль, или тушки освежеванные обнимал потом? — хмыкнула я и отложила на время пикировки с термо-змием поедание блинчиков. Мало ли ему вздырится меня в кактус превратить? Надо быть настороже. Катька заметно напряглась, а Царь Горы зашипел, то бишь рассмеялся.

— Принцесса считает, что кровь не может попасть на одежду в процессе? — ехидно вопросил он.

— А Принц-то у нас неаккуратный… — протянула я.

— Ну, блин, не портите аппетит! — возмутилась Катюха. — Не вгоняйте меня в депру, изверги!

— Я чё? Я ни чё! — усмехнулась я, а Высочество без манер заявило:

— Я не собираюсь терпеть оскорбления, даже если кто-то завтракает.

— Зря, — хмыкнула я. — Разборки можно оставить и на потом, потому как ежели ты, брателло, аристократ, не фиг манерами гнушаться даже в оскорбленном состоянии.

— Принцесса гнушается, не ей останавливать Принца, — выдал он.

— О-хо-хо! — заржала я. — Слышь, «ПрЫнц», ты не сравнивай! Это в твоем укуренном галлюциногенами разуме все бабы — принцессы, а я фермер. Я простая русская баба из села, и на твои заморочки мне как-то начхать.

— Глупая Принцесса, — снисходительно протянул термо-хам. — Она не понимает, что женщины должны быть женственны…

— Тавтология, — перебила его я. — Повторяемся, батенька! Тебе, как оратору, магистру риторики, это не положено по штату!

— Тавтология в умеренных количествах допустима, если несет важную смысловую нагрузку, — протянул челкастый, приступая к завтраку. Вернее, начиная обильно намазывать сметану на блин.

— Но Принцу пристала красивая речь, а не просто «допустимая», — встал на мою сторону мой новый друган. — Или всё же Вы фальшивый Принц, Бэл-сэмпай? Лягушонок вновь начинает сомневаться…

— Заткнись, тупая лягушка! — возмутился этот шизик и достал стилет.

— Сам заткнись, выкидыш царской династии без манер, такта и совести! — рявкнула я. — Еще раз Франа лягушкой обзовешь…

— Что же Принцесса сделает? — перебил он меня.

— А перебивать и впрямь некультурно, — протянул фокусник. — А Принцы должны быть вежливы, иначе какие же они принцы?

— Вот-вот, — поддержала другана я и решила тупо затроллить «Принца» вместо того, чтобы качать права кулаками или ножами. — И впрямь, не похоже такое поведение на царское. Да и вообще, откуда нам знать, что он не брехло? Вот скажи-ка, друг любезный, — обратилась я к Франу, вяло потягивавшему чай, — видал ли ты у «Принца» документ, удостоверяющий его принадлежность к королевскому роду?

— Нет, — апатично выдал парень с лягушкой на репе. — И впрямь не видел. Лягушонок видел лишь диадему и верил Принцу на слово.

— Наивный ты…

— Видимо, да, но сомнения закрадывались.

— Как говорится, «документы где»? — вопросила я у злющего енота, принесшего полоски в жертву стиральной машине.

— Кто-то опять не следит за языком, — возмутился этот самый енот, размахивая стилетом, аки мельница крыльями.

— А что, Принц только угрозами брать способен? — усмехнулась я. — Без них слабо? Смотри-ка, Фран, чувак, который тебя Лягушкой обзывает и, видать, заставляет эту шапку носить, — о да, я не совсем идиотка — врубилась-таки, что это Принц парнишу заставляет сей аксессуар напяливать, — сам как королева красоты таскает диадему. А чтоб его все подряд бабой не обзывали, ножики крутые изобрел и всех запугивает!

В меня полетел стилет, но я его перехватила, а Суперби заорал чуть ли не мне в ухо:

— Вроой! Хватит! Нам здесь резня не нужна!

— А еще, — вдруг заявила заплывшая минуту назад на кухню Ленка, — Бельфегор — это демон, который очень часто являлся в облике прекрасной девушки. Может, он просто притворяется?

Вау, интересно, чем наш термо-зек достал Ленусика, что у нее аж голос прорезался?

— О да, сеструх, давай проверим? — хохотнула я и поймала сразу два стилета.

— Перестаньте! — встрял Ямамото, вскакивая на свои ходули. — Бельфегор, ты сам их провоцируешь!

— Помолчи, — прошипела оскорбленная гордость и тоже поднялась, причем так пафосно, что я заржала, а наша мисс готик-апатия закатила глаза. Вау, ее тоже настолько бесит «демон»? Скуало тоже подорвался и встал между Ленкой, торчавшей у входа, и сиятельным термосом в куртке, а Фран, апатично дожевав блинчик, занял место между тем самым термосом и мной. Защищает? Ути, лапочка какая! Я тоже встала и расслабилась. Почему? Потому что боец всегда расслабляется перед боем, внутренне сжимаясь, как пружина. Дино и Катя, до этого глядевшая в окно пустым взглядом, какой у нее появляется только перед «срывом» в состояние берсерка, вскочили синхронно. Блонди дернул Катьку за руку и буквально затолкал себе за спину, а Игорь, вставая, заявил:

— Так, вы все в гостях! Извольте уважать эти стены и их хозяев, иначе полетите на улицу вместе с чемоданами! А есть будете, запекая картоху на углях!

Вот блин, он что тут, шантажом заняться решил? Бесит! Как бы сказала Катюха: «Трусливое травоядное»!

— Помолчи, Игорь! — возмутилась я вслух. — Не видишь, парниша нарывается. Достал всех уже своим пафосом чрезмерным и считает, что один с толпой справится…