— В обществе преступников? — усмехнулся он.

— Чья бы мычала, мафиози, — скрещивая руки на груди, хмыкнула я.

— И кто же из нас человек без чести? — протянул он. — Ради победы над врагом и получения от него проигрыша, ради того, чтобы унизить его и поставить в зависимое положение, ты использовала сестру и моего ученика. Какой же я должен сделать вывод?

Его глаза впились в мои, а я холодно бросила:

— Знаешь, Маша играла потому, что хотела. Я не использовала ее в темную. Она знала, что я хочу выиграть у тебя, и сама согласилась сыграть с нами. Фран же выиграл у тебя и получил то, что заслужил. Твой проигрыш. А я морального удовлетворения от этого всего не получила. Я получила то, что хотела: ты больше не тронешь Франа. Ты у него не только радость детства отнял, но и здесь пытался своей бандурой проткнуть, а мне на товарищей не наплевать, ясно? Он отказался говорить, почему ты за ним охотишься, и я не собираюсь его расспрашивать, но он, не зная об истинной причине игры, выиграл и заслужил эту победу. Потому что он, в отличие от тебя, не предатель, ясно? Он не использовал других людей, не побеждал бесчестно и не плел интриг.

— Ты плохо его знаешь, — усмехнулся Мукуро, прислоняясь щекой к древку трезубца.

— Возможно, — кивнула я. — Но я о подобных фактах в его биографии не знаю, а вот в твоей — вполне. И Фран у меня вызывает куда больше теплых чувств, чем ты. За что ты так с Хром, Кеном и Чикусой? Хотя это не мое дело. Свое дело я сделала. Не подходи к нему.

— Что, и ты совсем не хотела меня унизить? — усмехнулся он.

— Нет, — абсолютно искренне пожала плечами я.

И тут меня дернули за локоть назад. Я вынужденно обернулась и встретилась взглядом с черными глазами Главы Дисциплинарного Комитета.

— Ты не лжешь? — процедил он.

— Нет, — четко ответила я.

Пара секунд, и мой локоть отпустили, а я повернулась к Мукуро и спросила:

— Разобрались?

— Вполне, — хмыкнул он. — Ты сильная, но лицемерная. Обвиняешь меня в том, в чем виновна сама. Такие люди мне не интересны.

— Да мне как-то наплевать, — пожала плечами я. — Можешь думать обо мне, что хочешь, меня это не волнует. Я знаю, кто я — остальное не важно. Тебе меня не изменить, твоему мнению обо мне — тоже. Так что мне на него глыбко начхать.

— Посмотрим, — усмехнулся он и быстрым шагом покинул кухню.

Повисла тишина, а затем я осторожно обратилась к парню в шапке-лягушке:

— Фран, извини, что сразу не сказала ставку. Ты бы не согласился играть, если бы знал, что это затевается, чтобы помочь тебе, — пока я говорила, иллюзионист на меня даже не смотрел, глядя в стену напротив, а я продолжала: — Знаю, это могло ущемить твою гордость, но подумай вот о чем. Ты сам выиграл это. Ты следил, чтобы Мукуро не использовал иллюзии, ты играл. Я же только играла. По сути, ты сделал куда больше. А помощь… Просить о ней я и сама ненавижу. Но вот принять ее, когда помогают от всего сердца, не стыдно. Потому что это сделано не из жалости или из корысти, а потому, что хотелось помочь тому, на кого не наплевать.

— А мне всё равно, — протянул Фран и встал. — Но ты должна была сказать. Не люблю, когда делают что-то, что касается меня, и молчат.

— Прости, — пробормотала я, а Фран ушел. Вот так просто, молча и с безразличным выражением лица покинул кухню. Хотелось выть от безысходности, потому что я сделала ему больно, да еще и Маша пострадала, но на это у меня права не было. Я знала, что Фран обидится. Я шла на это осознанно. И потому я должна была молчать, стиснув зубы. Потому что совесть — лучший палач. Она не щадит, не делает поблажек и не позволяет расслабиться ни на секунду. И как бы тяжело мне ни было, я знала, что Франу тяжелее, и потому проявлять слабость я не могла. Просто не имела права. Накатили апатия и сонливость, усталость и монотонное раздражение на саму себя… Я тяжело вздохнула и без сил рухнула на стул.

— Ну и ладно, ну и пусть, — пробормотала я, ложась на столешницу, — зато он его не тронет.

— Глупое травоядное, — послышался безразличный голос у меня за спиной.

Повисла тишина, а в следующую секунду мне на затылок легла холодная ладонь. Я резко дернулась и посмотрела налево. Такеши грустно улыбался и почему-то гладил меня по волосам, как ребенка.

— Я понимаю, Катя-сан, — сказал он. — Ты хотела помочь другу. Я тоже когда-то поступил несколько похоже, и знаешь, результат был тот же. На меня обиделись и тот, кому я помог, и тот, в ущерб кому пошла эта помощь. Но я тебя понимаю. Фран никогда бы не принял помощи и не рассказал о своих проблемах, а справиться с Мукуро он бы не смог, не устроив здесь последний день Помпеи. Впрочем, и в этом случае результат был бы неизвестен: Мукуро ведь его учитель, и тот Фран, которого я знал, «из прошлого», его победить не мог, а насчет этого Франа я ничего сказать с уверенностью не могу.

— Потому я и попыталась помочь ему сама, — тяжко вздохнула я, вновь распластываясь на столешнице, аки медуза, выброшенная на берег, по гальке. — Только не надо меня жалеть. Я этого не заслужила.

— Он остынет и простит тебя. А я тебя не жалею — лишь хочу подбодрить, — улыбнулся Такеши, продолжая гладить меня по тыковке. Вот чего он такой добрый, а? Когда он рядом, я всё время растекаюсь довольной лужицей кавая… Соберись, Катюха! Что ты размазней становишься? Дав себе мысленного пинка, я тяжко вздохнула и выпрямилась, откинувшись на спинку стула. Ямамото ласту убрал и подозрительно на меня воззрился.

— Успокоилась? — спросил он недоверчиво.

— Более-менее, — кивнула я. — Самое поганое даже не то, что Фран обиделся — этого я ожидала, но планировала всё это помягче сказать, а тут… Обидно другое — что я так Маню подставила.

— Но ты же не могла знать, что Мукуро такое скажет, — улыбнулся Ямамото.

— Ну и что? — нахмурилась я. — Надо было предположить. Она ведь обиделась на жаргонное словечко, остальным ее не задеть. А я и предположить не могла, что Мукуро знает такие слова… Но это меня не оправдывает.

— Да ладно тебе, — почесав затылок выдал мечник без клинка. — Ты же понимаешь, что он не знал значения того слова. Да и Маша-сан наверняка это понимает, потому и не стала ухудшать ситуацию.

— Это да, — тяжко вздохнула я, скрестив руки на груди, а ноги вытянув под столом и скрестив в районе щиколоток. — Но знаешь, от этого не легче. Я сестру подставила.

— Она поймет и не обидится, — улыбнулся Такеши.

— Надеюсь, — тяжко вздохнула я и, наконец, взяла себя в руки. — Спасибо, Ямамото-сан, ты мне очень помог.

— Не за что, — кивнул парень. — Ты же мой друг.

— Спасибо, — тепло улыбнулась я, с тоской подумав, что сама я, к сожалению, никого в этой жизни не могу назвать настоящим другом, потому что боюсь предательства… Дав себе очередного мысленного пинка, я всё же встала. Надо было начинать готовить ужин, а жалеть себя — дело неблагодарное, особенно если ты и есть виновник всех неприятностей.

====== 15) Неожиданности не всегда являются чудом, а чудес порой приходится слишком долго ждать... ======

«Душа человека — величайшее чудо мира». (Данте Алигьери)

Мы с Такеши были на кухне одни, причем я даже не услышала, когда нас покинул, бросив на произвол судьбы, Глава всея Дисциплины, лишенный птички — ее символа в моих глазах. О да, я псих, но после просмотра «Реборна» дисциплина у меня ассоциируется именно с Хибёрдом, а слово «комитет» — с повязками на рукаве…

Осмотрев содержимое рефрижератора местного розлива, я извлекла на свет Божий крабовые палочки и твердо решила сегодня на всех сварганить темпуру, и пусть кто-нибудь хоть слово вякнет! Однако моим отнюдь не наполеоновским планам сбыться было не суждено.

— Давай помогу? — с улыбкой вопросил Такеши.

— Поможешь? — призадумалась я. — Суши, да?

— Ага, — улыбнулся парень.

— Ну, давай, — кивнула я, выуживая из холодильника соленую рыбу. — Только с чем их делать-то?

— Да ни с чем, — пожал плечами Ямамото, ломанувшись к раковине и по пути выхватывая у меня рыбину за хвост. Он проскакал к разделочному столу у вышеупомянутой раковины, таща рыбу наперевес и довольно улыбаясь. Ты ее еще на манер меча возьми и с воплем: «Врой, мусор, я закамикоросю тебя твоим сородичем!» — на Суперби напади, ага… Авось, помрет от хохота.