Ладно, я снова язвлю, хоть Такеши и хороший человек: привычка, никуда от нее не деться. Главное не начать всё это вслух выпуливать, я ж прикалываюсь просто, а не издеваюсь… Короче говоря, Ямамото приступил к разделке соленой рыбы, а я начала перебирать рис. Было грустно, а когда мне грустно, я пою, но только когда одна: мои завывания даже сестры не слышали, ну, разве что в детсадовском возрасте хождения пешком под стол без засаживания в макушку заноз… Просто меня всегда учили всё держать в себе: все эмоции, кроме положительных, все мысли, кроме заботы о родных и переживаний о них, потому я и не привыкла разглашать то, что творилось у меня в душе. Ну и ладно, это лирическое отступление. А возвращаясь к прозе жизни, скажу, что вот так вот я и мучилась без музыки, развлекая себя болтовней с Ямамото о том, как правильно сражаться на мечах. Нет, я не собираюсь, конечно же, ломиться покупать катану и махать ею, аки Карлсон пропеллером, но почему бы не послушать знающего человека, учитывая, что повествует он очень интересно и ничуть не занудно? Вскоре рис был отправлен на варку, а я озадачила мечника вопросом:

— А Принцу чего ваять? Его Сиятельство настолько сиятельно, что с простыми пролетариями из одного котелка кашу из топора жевать не будет. Видать, считает себя круче Суворова, хоть через Альпы и не переходил.

Такеши призадумался, а затем спросил:

— Может, сашими? Я больше не умею ничего готовить, прости…

— Да ну тебя, Ямамото-сан, — рассмеялась я, откидываясь на спинку стула, стоявшего недалеко от плиты у нашего «круглого стола». — Я сама приготовлю. Вопрос — что? Чтоб недолго, но он не устроил бы мне вынос мозга своим сиятельным пафосом.

— Не знаю, — пожал плечами Такеши. — Слушай, а ты обо всех так язвительно говоришь?

— Не-а, — хмыкнула я вполне искренне. — Думаю о большинстве, но без язвительности — с ехидством. А говорю только о тех, кто меня активно терзает или просто достал.

— Защищаешься? — улыбнулся мечник понимающе.

— Ага, — тяжко вздохнула я.

— Вы чем-то с Франом похожи, только не обижайся, — почесав тыковку, выдал мой личный повар.

— Что ж поделать, — хмыкнула я, разводя руками. — Я об этом знаю: мы оба прячемся от жизни за маской ехидства. Как и Лена с Машей, кстати. Но Фран и Лена ушли в пофигизм, правда, Фран даже в более глубокий, чем Ленусик, Маня огрызается на всё, а я пацифист со склонностью вместо того, чтобы кусать, заплевывать ядом.

— Полезное умение, — рассмеялся Такеши, заканчивая нарезать красную рыбу.

— О да, — хмыкнула я. — Ну так что? Что мне приготовить Принцу?

— Не знаю, — пожал плечами Ямамото вновь.

— Ох ты ж японские портянки в валенки! — простонала я и попыталась выискать в памяти хоть один рецепт из списка Бьякурана. Облом. Припишите к моим недостаткам еще и склероз… И тут мне в башку стукнула вредная идея. Помните стишки Григория Остера под названием: «Вредные советы»? Вот и у меня получилось нечто похожее.

— Слууушай, — протянула я и ломанулась к холодильнику. — А как вот Бельфегор определяет, изысканное блюдо или нет, если он его никогда не ел?

— Ну… По вкусу и на внешний вид? — призадумался Такеши, водружая на стол тарелку с рыбой и усаживаясь на свое законное место.

— Точно, — кивнула я. — Если вид у блюда царский, наш стилетоносец вряд ли придерется сразу. Значит, можно сваять что-то простенькое, но в виде чего-то изысканного, и будет ему счастье.

— Но это должно быть вкусно, — внес свою копеечку в благое дело обдуривания сиятельного Чешира мечник.

— Конечно, — хмыкнула я, — куда ж без этого?

Выудив из холодильника всё необходимое, я начала со скоростью пулемета готовить не что-нибудь, а самую обыкновенную гречневую кашу-размазню. Такеши смотрел за данным действом с глобальным афигом на моське лица и отвлекся, лишь когда я выдала ему рис — взялся суши готовить, пускай ваяет. А я буду готовить «гречаники» — исконно русское блюдо для почти-Итальянского Принца с лыбой Гробовщика из «Темного дворецкого». Вскоре размазня была готова, и, увидев ее, Ямамото всё же не сдержался.

— Ты хочешь дать Принцу… это? — ошарашенно выдал он.

— Ага, — ухмыльнулась я и запихнула гречку, выложенную в прямоугольную форму, в холодильник. — Только немного модернизированное.

— Как-то я волнуюсь, — осторожно сказал Такеши, возвращаясь к суши.

— Волков бояться — в лес не ходить, — отмахнулась я, начиная жарить гражданину Каваллини отбивную. Когда гречка окончательно задубела, а отбивные были готовы, равно как и почти все суши, я выудила кашу из ледяного плена и начала осторожно «нарезать» ее лопаточкой на небольшие «котлетки». Щедро набуздрякав на сковороду подсолнечного масла, я принялась обжаривать гречневые брусочки, а Такеши с подозрением на меня косился. Я же нарезала лимон, петрушку, укропчик, сделала из вареного яйца двух «снежных зайчиков» с алыми ушками (то бишь разрезала это самое яйцо напополам, вместо глазок воткнула черный перец, а вместо ушек — по два крохотных ломтика моркови) и начала нетерпеливо ждать дохождения гречаников до готовности. Мечник же наконец перестал косплеить старуху из старой русской сказки и явил миру целую гору колобков на японский лад, а я его тепло поблагодарила. Нет, я правда была благодарна: без него я бы в два раза дольше возилась. Правда, форма благодарности у меня, как всегда, подкачала…

— Спасибо, Ямамото! Ты прям прирожденная кухарка! — выдала я на одном дыхании и, поймав растерянный взгляд мечника, осознала, что только что ляпнула. — Ой, я не о том, я просто…

— Всё нормально, — рассмеялся Такеши, почесав тыковку. — Я опешил, но… Я всё понял. Не стоит благодарности, я рад помочь.

— Угу, — кивнула я и протянула парню руку, которую он тут же несильно, но всё же чувствительно, пожал.

Я ломанулась обратно к плите и вскоре имела счастье стать обладательницей золотистых румяных котлеток из гречки с хрустящей корочкой, манившей их куснуть, и яичных снежных зайцев вкупе с отбивными. Красиво разложив на тарелке гречаники, чуть ли не веером, я водрузила чуть выше них две отбивных, на которые поставила «зайцев», после чего вся эта композиция, кроме «живностей», была сбрызнута лимонным соком и украшена дольками лимона и зеленушкой.

— Что скажешь? — скептически окинув творение рук своих, вопросила я у Ямамото. Он улыбнулся, подошел ко мне со спины и тоже воззрился на плоды кулинарной мысли русичей.

— Да уж, повара и впрямь творят чудеса, — озадаченно протянул он. — Никогда бы не подумал, что из той гадости можно было приготовить такое чудо.

— Ай-яй-яй, — театрально пригорюнилась я. — Что ж ты, Ямамото-сан, так к каше неуважительно? «Гадость»… Да будет тебе известно: «Каша — матушка наша»!

— Но выглядела она жутко, — рассмеялся парень.

— Это точно, — усмехнулась я. — Ну что, сойдет за ужин особы голубых кровей?

— Еще как, — хмыкнул Ямамото. — Вопрос в том, как на вкус.

— Не хуже, — ухмыльнулась я и кивнула на сковороду. — У меня один гречаник остался — не хочешь попробовать?

— Давай, — обрадовался парень и быстренько достал из шкафа тарелки на всю нашу ораву незаконно-мафиозного мира и их несчастных надсмотрщиков в четырех лицах (Игоря-то тоже считаем, куда ж деваться?). Закинув себе в тарелку гречаник, он уселся на свое место и нагрузил на тарелку суши, я же налила и себе, и ему чай, и тоже приступила к трапезе, причем мы с мечником возопили «Итадакимас» практически синхронно. Бывает же…

Вскоре начали приползать гении мафиозного мира, и я лишь кивала им на гору суши, налепленных Такеши, кои они с удовольствием разбирали, а когда заявился Принц, я внутренне напряглась, но внешне этого ничем не показала.

— Здрасьте, — усмехнулась я, глядя на Бельфегора, усаживающегося за стол в своей неизменной курточке. — Вам как всегда «третий стол», вернее, «особый». Кушайте, не обляпайтесь, дорогой Вы наш правитель.

— Принцесса забывается, — протянул Бэл, внимательно разглядывая блюдо.

— У Принцессы крыша едет, — пожала плечами я. — Устала я. И оправдываться не буду: я же не хамлю.