— Ты странная. Мне нравятся бабочки, которые пытаются вырваться из паутины, — прошептала это гадина мне прямо в ухо, с силой сжимая мое запястье. — Так они только больше запутываются в сетях паука.

— Да пошел ты, — четко сказала я, разжимая-таки зубы, и вдруг почувствовала дикую боль в губе.

— Хм… Пыталась болью отрезвить себя? И не мечтай, от моих иллюзий еще никто не смог избавиться.

— Хибари-сан избавился, — зло выплюнула я, практически повисая на подоконнике, потому что ноги уже не держали, а сил двигаться не было.

— Ку-фу-фу. Вот ты и дала ответ, — рассмеялась эта мерзость своим отвратительным смехом. — Как обычно, я получил что хотел.

Тонкие пальцы коснулись моей нижней губы и грубо провели по ней, а я отдернулась от иллюзиониста, как от прокаженного. Он рассмеялся, и тут за моей спиной раздался холодный уверенный голос:

— Камикорос.

Блин… Только этого мне не хватало! Они будут здесь драться? Чёрт, что делать?! Хотела бы я заорать: «Хибари-сан, сделай из этой иллюзии без капли совести ананасовое варенье», — но… не могу. Чёртов пацифизм! Ненавижу себя за него!

— Надо же, неужто ты защищаешь это травоядное, Кёя? — съязвил Мукуро, оборачиваясь к Хибари-сану. Я титаническим усилием воли заставила себя тоже обернуться и увидела полное ярости лицо Главы Дисциплинарного Комитета. Он давно принял боевую стойку, а в руках его были тонфа. Полные жгучей ненависти черные глаза неотрывно смотрели в разноцветные ехидные глаза иллюзиониста.

— Не надо, пожалуйста, — пробормотала я. — Не надо. Ну пожалуйста.

Да что я могу? Ничего. И если сейчас тут будет бойня, я вынуждена буду сидеть в уголочке и мечтать, чтобы меня не задело…

— Я защищаю только интересы Намимори, — безразлично ответил Ананасу Хибари-сан, пропустив мою просьбу мимо ушей. Ну правильно, да… Я другого и не ожидала. — Это травоядное мне безразлично. А тебя я забью до смерти.

Ну вот, как и ожидалось. И сейчас здесь будет Мамаево побоище. За что мне всё это, а? Риторический вопрос. Слезы наворачивались на глаза, но я упорно старалась проморгаться и лишь еле слышно шептала, сама не знаю почему, возможно, из-за истерики, уничтожившей остатки разума:

— Не надо. Хибари-сан, прошу. Не надо…

— Похоже, твоя новая головная боль, Кёя, не хочет, чтобы я вновь тебя ранил, — выдала эта мерзкая иллюзия. Ты псих, Мукуро? Я не хочу, чтобы тебя здесь превратили в фарш! Мне трупы на кухне ни к чему! — Потому я предпочту… проявить сегодня толерантность.

В следующий миг всё вокруг заволокло туманом, и куфуфукающая мерзость исчезла, но Хибари-сан нанес удары справа от себя и, как мне кажется, даже попал, а может, это просто плод моего больного разума. Важно то, что когда туман развеялся, Ананаса в пределах видимости не наблюдалось, а Хибари-сан зло на меня посмотрел и помчал прочь из кухни. «Погоня, погоня, погоня, погоня в горячей крови», да? Неуловимый мститель, блин… Паника, истерика, рыдания и ненависть вдруг исчезли, оставив только пустоту и боль. Колени мои подогнулись, и я рухнула на пол. Сжавшись в комочек, я закрыла глаза и попыталась отрешиться ото всего. От боли в губе, от давящего чувства одиночества, от острого ощущения, что я никому не нужна… Внезапно моей щеки что-то коснулось. Я с трудом разлепила веки и встретилась взглядом с огромными черными глазами. Глупая мысль промелькнула в голове и тут же утопилась. Конечно же, это был не Глава Дисциплинарного Комитета: он бы никогда в жизни не подошел к жалкому, бесполезному травоядному. Это был Такеши.

— Катя-сан, что случилось? — тихо спросил он. Тихо, но очень четко, уверенно и без тени веселья. А может, и света, потому как у него такое мрачное лицо было, что захотелось сказать: «А как же девиз про улыбку? Не хмурься». Но я этого не сказала. Лишь поморщилась и с огромнейшим трудом заставила себя сесть на полу. Ямамото тут же подхватил меня за плечи и сел рядом, прижимая к себе.

— Кто? — тихо спросил он. — Я видел, как выходил Хибари. Он?

— Нет, — пробормотала я. — Забей, Ямамото-сан, бывает. Всякое бывает. Сама дура — сама виновата. Нечего было подставляться и хамить.

— Бельфегор?

Это допрос? Очередной? Да что ж вы все меня так допрашивать-то любите?! Что я вам всем сделала плохого?! Что вам от меня надо?! Истерика подкралась незаметно, и я, оттолкнув ни в чем не повинного мечника, затараторила, пытаясь подавить вновь подступавшие к горлу слезы:

— Да оставьте вы меня все в покое! Я устала уже! Устала! Отстаньте от меня! Видеть вас не хочу! Отстаньте!!!

Ямамото замер, в глазах его на секунду проступила обида, а затем он заглянул мне в глаза, слабо улыбнулся и прижал меня к себе вновь. Я пыталась вырваться, брыкалась, отталкивала его всеми силами, но всё было бесполезно.

— Поплачь, легче станет, — уверено сказал Такеши, и я замерла. «Никогда не плачь» — мне всегда говорили только это. «Слезы — признак слабости». А он… не посчитает меня никчемной слабачкой, если я заплачу?

Я подняла взгляд и поймала грустную улыбку Ямамото. Он слегка кивнул, и из моих глаз сами собой хлынули слезы. Слабая… Какая же я слабая…

Я беззвучно разрыдалась и уткнулась носом в плечо Такеши, скрытое белой рубашкой, а он осторожно гладил меня по волосам и что-то шептал, но я не слышала, что. Вернее, не понимала: он говорил, кажется, по-японски. Я уловила лишь одно слово. «Акирамэнайдэ» — не сдавайся. Его я выучила уже очень давно. Странно, почему Ямамото повторял его? Непонятно…

Я начала успокаиваться от мягких, уверенных и очень заботливых прикосновений мечника и от его мерного шепота, от сердцебиения, которое заставляло мою собственную глупую сердечную мышцу биться медленнее и от ровного дыхания человека, который позволил мне выплакаться впервые в жизни… И вдруг в дверях кухни раздался резкий раздраженный голос:

— Что здесь происходит? Чего эта глупая женщина истерит?

— Ей плохо, Гокудера, — тут же ответил Ямамото без тени улыбки или ехидства. — Давай не сейчас?

— Что случилось? — услышала я взволнованный голос Тсуны совсем рядом с нами. Я всхлипнула в последний раз, мощным усилием воли заставила себя отлепиться от Такеши и, быстро вытирая рукавами лицо, попыталась встать. Безуспешно: ноги отказывались меня слушаться. Гадство! Устроила тут Всемирный Потоп! Ненавижу себя за эту слабость!

Я продолжала попытки подняться на ноги, но тут Ямамото осторожно приобнял меня за плечи и помог сесть на диван. Я благодарно кивнула и попыталась дышать глубоко, чтобы остановить слезы, всё еще бежавшие из глаз. К счастью, это мне вскоре удалось. Я всё же неплохо умею давать себе пинка и останавливать эту глупую влагу, непонятно зачем бегущую из глаз… Последний раз вытерев щеки рукавами, я шмыгнула носом и вперилась взглядом в пол. Дойти до комнаты я не смогла бы, а смотреть на парней просто не было сил. Слабачка, да. Ну и наплевать.

— Что случилось? — осторожно повторил свой вопрос Тсуна, но я упорно помотала головой с мыслью: «Да ни за что я не расскажу, а то вы разбор полетов устроите! А из-за меня разборки в коллективе устраивать не надо».

— Такеши, что? — переадресовал свой вопрос мечнику Савада.

— Я не знаю, — пробормотал тот. — Я пришел — она лежала на полу, совершенно никакая. Я помог ей сесть, и она расплакалась. Я видел, как Хибари выходил из кухни, но она говорит, это не он.

— Это не Хибари-сан, Катя-сан? — напряженно спросил Тсуна.

— Нет, конечно, — пробормотала я. — Забудьте, а? Всё уже нормально, не делайте из мухи слона.

— А кто? — настаивал Савада. — Мукуро?

Черт, про его феноменальную интуицию я и забыла! Гадство! Не врать же ему?

— Я же говорю, забудьте! — поморщилась я.

— Да, он, — кивнул своим мыслям Тсуна. Савада, я ненавижу твою интуицию… — Гокудера, найди его чуть позже, нам придется с ним поговорить.

— Джудайме, думаете, сможете его убедить ее не трогать? — насторожился курильщик, и я с удивлением подумала, что он почему-то не злится на такое решение босса.