— Завтра они уйдут, — пробормотала я, ощущая на шее горячее дыхание парня и резко прекращая как прикидываться трупиком, так и делать вид, что я сильная и не переживаю из-за ухода сестер и друзей.

— Да. Но и в этом есть свои плюсы, — тихо ответил иллюзионист, который наедине со мной слова больше не растягивал и эмоции в голосе не скрывал.

— Есть, но это всё равно больно, — тяжело вздохнула я и повернулась к нему лицом. На парне, как и обычно по ночам, была черная футболка, спортивные штаны и полное отсутствие носков. Уткнувшись носом в тонкую ключицу иллюзиониста, я пробормотала: — Но, знаешь, несмотря ни на что, я рада за них. За всех. И за нас тоже.

— И я, — улыбнулся фокусник, прижав меня к себе левой рукой, а правой начиная осторожно перебирать мои локоны. — И я уверен, они тоже рады. Чтобы это понять не надо даже гипер-интуицией обладать.

— Угу, — закосила я под Мукуро. Нет, не под того, который «Рокудо» ака Фея, а под его же собственного филина. Тьфу, мыслями об иллюзионисте еще больше себе настроение испортила…

— Не переживай, Принц-Нахал хоть и эгоист, всё же всегда добивается поставленных целей, а он явно поставил себе целью сделать счастливой твою сестру, — успокоил меня мой нейролептик. — Вспомни его задание: он поставил счастье Лены выше своего собственного. А Ёже-Вождь вообще по заданию должен был чуть ли не семью создать, а точнее, найти того, с кем сможет быть на равных, кто примет его и будет принят им.

— Откуда знаешь? — озадачилась я, удивленно посмотрев на парня. Катюха мне таких подробностей не рассказывала…

— Джессо подслушал их с помощью «жучков» и недавно поделился со мной. Хотел, чтобы я передал тебе и успокоил, — признался Фран.

— Фу на вас, интриганы! — хмыкнула я. — Вечно этот Зефирный король интриг втемную играет!

— Хотя сам светлый, — глубокомысленно изрек мой жених, явно намекая не только на белый мундир, но и на чистую душу несостоявшегося лидера Мельфиоре и заговора с целью уничтожить мир.

— Это да, — кивнула я. — Знаешь, Фран, это здорово — находить свет в своей душе и очищать ее им. Джессо удалось.

— Нам тоже, — улыбнулся парень и, заглянув мне в глаза, прошептал: — Потому что ты мой свет, Маша. Я живу для тебя.

Повисла тишина. Я вспоминала давний диалог и улыбалась парню, чувствуя, что из глаз вдруг побежали слезы. Слезы радости. Кто же знал, что когда я говорила Франу о том, что он найдет свой свет, что сумеет его поймать, и что найдется тот, для кого он будет жить, я, фактически, говорила о себе?.. Судьба и впрямь странная штука… В глазах иллюзиониста промелькнула растерянность, а я поймала его руку, поцеловала бледное тонкое запястье и, не отрывая взгляд от зеленых мудрых омутов, тихо сказала:

— Я твой свет, а ты — мой. И я живу для тебя. С того самого дня, как поняла, что люблю тебя больше жизни, Фран.

На губах парня заиграла счастливая улыбка. Его мечта сбылась. Он поймал свой свет, нашел свое счастье, равно как и я. Фран вдруг сунул руку в карман штанов и извлек оттуда маленькую металлическую брошку-стрекозу с серебристым брюшком и зеленоватыми крылышками. Протянув ее мне, он, не скрывая улыбки, сказал:

— Помнишь, Принц-Балбес говорил, что женщинам обязательно надо комплименты говорить? Помнишь, учитель-жадина заявлял, что им нужны подарки? А помнишь, я ответил, что на самом деле нужны лишь чувства?

— Ты не это ответил, — усмехнулась я. Фран ехидно хмыкнул, но продолжил:

— Смысл был тот. Потому что когда любишь, можно поймать маленькую стрекозу и подарить ее, сказав: «Люблю». Большего будет не нужно. Ведь так?

— Так, — улыбнулась я.

— Тогда… — Фран поднес стрекозу к моей ладони и тихо сказал, впервые обратившись ко мне на французском языке: — Je t’aime, Маша.

— Фран… — на большее меня не хватило. Сердце затопила любовь, нежность и безумное желание обнять иллюзиониста и больше никогда не отпускать. Он сказал: «Я люблю тебя», — на своем родном языке! И это дорогого стоило… Я взяла из его рук стрекозу и, глядя в глаза парню, прошептала: — Je t’aime, Франческо…

Парень широко и открыто улыбнулся, а в следующий миг сгреб меня в охапку и прошептал:

— Поймал… Я тебя поймал…

Сердце пропустило пару ударов, а слезы припустили еще сильнее. Слезы, которые я раньше прятала, считая слабостью. Но ведь с этим безумно сильным, но очень чистым, светлым, мудрым человеком я могу позволить себе немного побыть слабой. Лишь немного. Ведь он всегда меня поймет… Хотелось смеяться и плакать одновременно, а в душе бурлил восторг и какое-то странное, давно забытое, по-детски наивное счастье. Ведь я поняла, что он говорит о том самом диалоге. Я тогда сказала, что свой свет он когда-нибудь обязательно поймает, и вот сейчас, видимо, он впервые понял, что и впрямь это сделал…

Я обняла иллюзиониста в ответ и тихо сказала:

— Поймал. А я поймала тебя. И никогда не отпущу.

— Я и не уйду, — шепнул Фран и, чмокнув меня в щеку, улегся справа от меня, а затем заявил: — Стрекоза — мой новогодний подарок. Преждевременно, ну и ладно. Я ее купил на деньги, заработанные не на ферме. Недавно наткнулся на статью о том, что в городе пройдет чемпионат по шахматам, и решил поучаствовать. Он прошел пару дней назад, а я выиграл. Вот результат.

— Спасибо… — офигело прошептала я и прижалась к груди фокусника, крепко его обнимая и осторожно сжимая в ладони брошку-стрекозу.

— Не за что, — улыбнулся парень. — Должен же я был порадовать свою невесту? И поймать свой свет.

— Ты меня давно поймал, — фыркнула я, чуть отстранившись, и несильно стукнула парня кулаком по лбу. — А то это что, ловля на живца получилась?

— Ты совсем не разбираешься в рыбалке, — протянул Фран ехидно. — Эта стрекоза, скорее, нахлыстовая мушка-имитация, а раз ты на нее попалась, ты… голавль. Или язь. Или ты жерех?

— Фран, откуда такие познания в рыбалке? — офанарела я, начхав на то, что меня только что к трем видам рыб причислили.

— Ты еще многого обо мне не знаешь, — хитро протянул парень, ехидно сверкая изумрудными глазюками.

— Ага, как с шахматами, — хмыкнула я и начала разглядывать свою «наживку». — Не знала, что ты умеешь играть. Я в детстве тоже любила.

— Значит, сыграем как-нибудь, — приказным тоном заявил парниша и, отобрав у меня свой подарок, положил его на тумбочку справа от себя и вырубил находящийся там ночник.

— Обобрал! — возмутилась я, укладываясь на спину и глядя в почти не видный во мгле ночной потолок. — Фран, верни стрекозу, я всё прощу!

— Ты не Остап Бендер, а я не отец Федор, — блеснул знанием «Двенадцати стульев» мой умняша. — Да и стрекоза на колбасу не тянет. Так что фраза: «Отдай колбасу, я всё прощу!» — не актуальна.

— Фу на тебя! — фыркнула я. Но дальше возмутиться мне не дали.

Фран нашел очень и очень эффективный способ прервать мои словесные излияния, к тому же безумно приятный. Губы иллюзиониста нежно накрыли мои собственные, а его пальцы зарылись в мои волосы. Я тонула в его любви и бесконечном чувстве абсолютного счастья. Наши губы, словно крылья бабочек, невесомо и очень нежно разжигали огонь в наших душах. Мягкие, осторожные прикосновения начали превращаться в чувственные, страстные. Кончик языка парня скользнул по моей верхней губе, обводя ее контур, и я подчинилась молчаливому призыву. Фран углубил поцелуй, нежно коснувшись языком моего нёба, а его ладонь скользнула по моей щеке, шее, и замерла напротив бешено бьющегося сердца. Нет, он не лапал меня за грудь и не пытался сотворить что-то пошлое — он просто прислушивался к моему бешеному сердцебиению, вбирая его в свою ладонь и безумно нежно целуя мои губы. Мои руки скользили по его спине, зарывались в мягкие шелковистые светлые пряди, а моих босых ступней вдруг коснулись ледяные ноги Франа. Иллюзионист, этот «маленький восемнадцатилетний мальчик», полностью доминировал надо мной. Его прикосновения, потерявшие робость, но безумно чувственные, заставляли меня теряться в ощущении безграничного счастья. Он играл моими губами, то чуть оттягивая их, то прикусывая, но сразу же начиная нежно ласкать, а затем углублял поцелуй, сплетая наши языки в причудливом танце страсти, нежности и любви. Феерия чувств, взрыв эмоции, фейерверк сливающихся в едином порыве прикосновений… Наконец, парень оторвался от меня, но тут же начал покрывать поцелуями мое лицо, осторожно коснувшись кончиками пальцев моих скул и осушая соленые дорожки, что не так давно расчертили на моих щеках слезы абсолютного счастья. Я счастливо жмурилась и выводила на его спине непонятные даже мне узоры, которые причудливым образом складывались в символ Ом — изначальную мантру, знак истинной гармонии…