— Нет, определенно, — хмыкнула я, глядя в потолок.

— Вот! А фамилия — Легранд. Тоже ничего сверхъестественного и похожего на французский торт — привыкай, скоро станешь мадам Легранд.

— Пугающая перспектива, — усмехнулась я.

— Почему же? — насторожился парень.

— Потому что в моем плебейском восприятии «мадам» — это такая тетенька лет сорока, — хмыкнула я и получила щелбан. — Заслужила, да, не спорю. Но я еще так молода! А ты меня «мадамкаешь»…

Я заломила руки, а Фран фыркнул и, вдруг нахмурившись, пробормотал:

— Я хочу тебе кое-что рассказать. Как я тут оказался. Только не говори остальным — не хочу, чтобы они знали, как я умер, а то могут предотвратить это: они ведь в прошлое вернутся…

— Хорошо, — кивнула я и резко посерьезнела.

— Мы были на задании вместе с Вонголой, и я попал в засаду. Я был с Принцем-Извращенцем, в очередной раз утыкавшим меня ножичками, и Ламбо Бовино, который не расстается со своей базукой десятилетия, как детсадовец с любимым плюшевым медведем. Базука повредилась из-за попадания в нее вражеского снаряда, и меня, на которого она обрушилась, вылетев из рук коровы-нытика, перенесло не на десять, а всего на пять лет, причем в прошлое, а не в будущее. Я думал, что посижу тихонько пять минут и вернусь в будущее, но оказалось, что мы были в эпицентре боя. Эти демоны… Никогда ничего подобного не видел. Черные трехголовые псы с огромными окровавленными пастями, которых невозможно убить… На моих глазах они разорвали на куски боксера и мечника Вонголы. Мы с учителем дрались плечом к плечу, и только он знал, что я погиб тогда вместе с ними: остальным не до того было, на нас никто не смотрел. Меня убили раньше, чем учителя: буквально за пять минут сражения. Гордиться тут нечем, но, как сказал учитель, его убили ровно через две минуты после меня, так что, можно сказать, не так уж сильно я и опозорился…

— Фран, не говори ерунды, — поморщилась я и нависла над парнем. — Иллюзионисты слабы физически, а иллюзии на демонов не действуют. В чем ты себя винишь?

— В том, что не сумел помочь, — грустно вздохнул парень, глядя мне прямо в глаза. — Свою жизнь я никогда не ценил, равно как и чужую, но отлично знаю, что такое помощь товарищам, и единственное, о чем я сожалею — что не смог никого спасти. Напрасная смерть.

— Ну, скажем так: не совсем уж напрасная, — улыбнулась я и поцеловала парня в щеку. — Ты же здесь.

— Это да, — кивнул он. — Потому не говори остальным — я не хочу, чтобы они изменили будущее.

— Не скажу, — кивнула я и легла рядом с иллюзионистом, устроив голову у него на плече. Мне вдруг вспомнилось то, как я увидела первую иллюзию Франа, и я, не понимая, зачем он тогда это сотворил, спросила: — Фран, а почему ты тогда летел? Ну, когда ты меня в сумасшествии обвинил, а сам под потолком зависал.

— Я не обвинил, я уклонился от атаки, — извернулся хитрый фокусник. — А под потолком я кое-что искал, причем успешно.

— Что именно? — удивилась я.

— Не поверишь — «жучки», — усмехнулся парень. — К гардине над окном был прикреплен один, направленный в сторону твоей комнаты.

— Откуда дровишки? — опешила я.

— От Феи, вестимо, — хмыкнул Фран, но соизволил пояснить: — От Зефирной Феи, если конкретизировать. Помнишь, Бьякуран каким-то чудесным образом узнавал все тайны? Его постоянно снабжали прослушивающими устройствами — вот разгадка.

— А почему ты сразу не сказал? — озадачилась я.

— Учитель просил скрыть ото всех, — поморщился парень. — Он пообещал, что не причинит вам вреда, но боялся, что если о его планах узнают, Шалины сумеют ему помешать. Он ведь знал, что они связаны с Графом, но не был в курсе абсолютно всех их возможностей. Он попросил меня помочь отыскать все «жучки», случайно натолкнувшись на один, и я помог, тогда он и сказал, что не тронет вас, а наоборот, поможет, но я должен молчать до тех пор, пока он всё не выяснит: кто поставил «жучки», зачем, от кого получил их… А я ему всё же верил, потому и промолчал. Когда он всё выяснил, я снова поговорил с ним, и он сказал, что не тронет вас, но говорить никому ничего нельзя, потому что враг слишком могущественен, и я снова поверил ему. Мы с ним вечно препираемся, и из-за наших одновременных поисков камней он даже пытался меня трезубцем пырнуть, чтобы по своему обыкновению «воззвать к моему разуму» и заставить отказаться от поисков в тех областях, где их вел он, однако мой полет к этому не имеет никакого отношения. Но сказать вам из-за его просьбы я об этом не мог.

— Фран, — пробормотала я нерешительно, понимая, что если подниму эту тему, иллюзионисту будет больно, но не в силах не задать его, — а те шрамы…

— Разной этимологии, — перебил он меня. — На спине и на руках по большей части из-за чокнутого Принца, на груди многие от трезубца, но некоторые оставили ММ и Кен. Я часто с Кеном тренировался в иллюзиях, а он не рассчитывал силу и бил меня по груди, забывая убрать когти — отсюда скальпированные и рваные раны. Правда, он из-за этого всегда очень переживал, хоть и никогда не извинялся. А ММ меня просто терпеть не могла, считая, что я слишком много времени провожу с учителем, и просто ревнуя. Она вообще на нем помешана была. Ну и в результате за провинности она легко могла меня ударить — иногда кулаком, иногда тем, что в этом кулаке зажато было.

— Сколько тебе было, когда тебя забрали варийцы? — ледяным тоном спросила я, мечтая порвать Мукуро на конфетти.

— Двенадцать, — безразлично ответил парень. — Они забрали меня, по моим подсчетам, за два месяца до того, как те демоны вырвались на свободу.

— Ясно, — процедила я, думая, что этого мерзкого недо-овоща в порошок сотру, как только увижу. Как можно двенадцатилетнего ребенка трезубцем тыкать?! А Бельфегор? Еще один клинический идиот!

— Это в прошлом, а жить надо настоящим, глядя в будущее, — печально улыбнулся парень. — Я не обижаюсь, и ты не обижайся.

— Ага, только сначала пристукну тупых садистов горячим утюгом по голове, а потом не буду обижаться, — мстительно процедила я, откатившись от парня и глядя в потолок.

— И кто же тут садист? — усмехнулся фокусник. — Сначала ты их утюгом, потом они тебя — колюще-режущими предметами, затем я их — иллюзиями, следом они меня — всё теми же предметами, потом их за тебя — твоя сестра-пацифистка, они ее, а за нее ее жених-защитник-аномальной-справедливости вступится, за Принца-недомерка — твоя сестра-любитель-мрачности, и пойдет-поедет Третья Мировая. Оно нам надо?

— Так что, прощать что ли? — возмутилась я.

— А почему нет? — серьезно ответил Фран, привстав на локте и глядя мне в глаза. — Прощение — признак мудрости и понимания того, что никто в этом мире не идеален. Все мы совершаем ошибки, о которых потом жалеем, но если бы нас за них не прощали, мы бы и сами не сумели себя простить. А совесть — лучший обвинитель, тебе ли этого не знать? И она продолжает грызть нас, даже если мы получим прощение. Так зачем делать другим больно? Ведь с тем же успехом они могут причинить боль нам, припомнив наши старые грехи. Но они нас простили — почему мы должны продолжать таить в сердце злобу?

Слова Франа, если честно, задели меня за живое. Я пыталась разобраться в себе, глядя в печальные хризобериллы его глаз, и думала о его словах. Он ведь прав был. Во всем прав. Но каким же сильным надо быть, чтобы прийти к такому выводу самому и принять его, как нечто само собой разумеющееся?..

— Прости, ты прав, — наконец пробормотала я и уткнулась носом в подушку. — А я идиотка.

— Бывает с каждым, — усмехнулся он и, потрепав меня по голове, спросил: — Ты мне лучше скажи, тебе мой подарок нравится?

— Ты о чем? — озадачилась я, приподнимаясь на левом локте, а парень кивнул на мою правую руку, и я с недоумением обнаружила, что перстень никуда не делся. А ведь за всеми этими треволнениями я даже не почувствовала этого, дурында такая!

— Это что, не иллюзия? — опешила я, а Фран улыбнулся и кивнул.

— Я купил его сегодня. Благодаря работе на ферме, денег мне хватило. Ты не знаешь, но я трудился с самого лета: просто хотел полезным быть, да и решил немного денег накопить — на всякий случай. Вот и пригодились — кольцо недорогое, но это золото и маленький бриллиант. Я ведь много работал, а деньги почти не тратил — только на башмаки. Ты на Катю не обижайся за то, что она не рассказала о моих трудах праведных — она меня прикрыла по моей просьбе. Не хотел, чтобы кому-то известно стало, а тебя легко спровоцировать на откровенность. Ты же добрая, но взрывная — можешь попасться в ловушку, — я хмыкнула, понимая, что иллюзионист прав, и слегка расстраиваясь от собственной тупости, но он улыбнулся и продолжил: — Ну а в магазин я сбежал, как только получил выписку. Потому ты меня и нашла, когда приехала, не в палате, а внизу, на первом этаже, в холле.