— Какая самоотдача, — фыркнул Граф. — А если он там погибнет? Вернется к себе в Намимори, и вы больше не встретитесь. А всё ради чего? Ради призрачной победы, которой не будет.
— Вы сами велели Шалиным нам передать, что главное не победить в бою, а выиграть в финале этого боя — в испытании, — пожала плечами я. — Так что какой смысл нам уничтожать всех воинов владыки Эмма?
— А вас не смущает то, что вы вообще убили кого-то? — протянул Граф.
— Нет, — ответила Ленка спокойно. — Это не было нарушением контракта. Ты сам говорил Бельфегору, что убивать нельзя, цитирую: «людей». А других существ контракт убивать не запрещает. Так что не пытайся нас с панталыку сбить.
— Ладно-ладно! Подловила, — рассмеялся Граф, замахав скованными льдом руками и совершенно не обращая внимания на кипевший под его ногами бой. Он просто сидел на воздухе, словно в мягком кресле, наслаждаясь разыгранным им самим великим фарсом. — Но мне вот интересно, когда это наш дорогой Владыка успел сообщение передать? И почему за моей спиной?
— Ты же любишь интриги, — ответил Эмма, которого атаковали теперь и с воздуха, и с земли. — Не говори, что не ожидал подобного.
— А ты не любишь, — фыркнул Граф и впал в наигранный трагизм. — Так что я к подобному был готов, но не думал, что ты на это пойдешь. Обидел лапочку! Плохой правитель, плохой! Ну вот просто кошмааарный!
— Не волнуйся, больше я им ничего не передавал.
— Гарантии нет. Может, мне пересмотреть наш договор?
— Тогда, может, мне не принять экзамен у тех, кого ты так мечтаешь сделать шинигами?
На несколько секунд Граф замолчал, явно что-то обдумывая, а затем вдруг рассмеялся и, махнув рукой на Владыку, заявил:
— Уж и пошутить нельзя? Все, кого я хочу видеть в роли шинигами, станут таковыми: мы договорились. Именно в обмен на это я помогаю тебе в твоем маленьком дельце с сестрами Светловыми! Я нарушил баланс ради тебя, переместив в этот мир умерших, а ты помог мне немного помудрить с кармой тех смертных, что волновали меня. Это равноценный обмен, так что давай не будем сейчас отвлекаться на условия той сделки? Она давно завершена и на нынешнюю ситуацию не влияет. Не обижай меня, дорогушечка моя! Давай лучше займемся этим контрактом!
— Согласен, — безразлично ответил Эмма, уворачиваясь от атак мафиози и начав просто беспорядочно летать над полем, чтобы лишить Гокудеру возможности действовать. Полы его длинного зеленого кимоно развевались на ветру, широкие рукава напоминали крылья огромной бабочки, а губы Владыки были неплотно сжаты, и казалось, что всё происходящее ему абсолютно безразлично. Это был лишь скучающий режиссер, назначенный на спектакль по принуждению, но выполнявший свою роль идеально — так, как он выполнял абсолютно всё в своей жизни. Или всё же лучше сказать «в смерти»?..
Атаки гениального подрывника, не умевшего летать, были бесполезны, и Тсуна велел Хаято возвращаться в бой с самураями. Тот послушался, понимая, что там от него будет куда больше проку, и снова занял место в центре линии обороны, а Кёя переместился на левый фланг — туда, где погиб Такеши…
Больше Владыка Эмма рта не открывал и сражался словно нехотя, Граф же язвительно комментировал каждое действие бойцов и наше с сестрами, и казалось, что он воспринимает всё происходящее как театральную постановку, не более, а пытается сломать нас чисто из спортивного интереса. Однако его слова цепляли, а тонкие подколы задевали за живое. Если честно, я начала сомневаться в том, что жертва Такеши стоила нашего счастья, но пыталась оправдать ее тем, что мечник бы велел мне не винить себя и подумать о том, что это было его собственное решение — прийти на этот бой ради друзей. Однако он не знал, что получит такую травму, и потому все мои обвинения в свой адрес были вполне правомерны… Время неотвратимо близилось к закату, и я постоянно косилась на часы или на приближавшееся к горизонту дневное светило, не в силах уже смотреть на то, как дорогие мне люди из последних сил, превозмогая себя, уничтожают врагов.
Меч Скуало серебристой молнией рассекал ряды самураев, акула Ало носилась над полем боя, не разбирая, чью голову срывает с плеч, и искусно уклоняясь от острых мечей. Платиновые волосы Суперби окрасились в багрянец не только от чужой, но и от его собственной крови, а правая рука его из-за ран почти не действовала.
Бельфегор сеял смерть с усмешкой, словно происходящее не было кошмаром, а являлось чем-то обыденным, но будившем в нем азарт и интерес. Стилеты летели во врагов неотвратимыми веерами, вспарывая плоть, а тонкие, но безумно острые нити сносили головы с плеч, отрубали руки, ноги, превращали живых существ в кровавое месиво… И этот багровый Ад озаряла леденящая душу ухмылка Принца-Потрошителя. Но это была не ухмылка наслаждения — это была усмешка человека, поставившего жизнь на кон и уверенного в своей победе. Ведь он Принц, и он не проиграет. А еще он мужчина, впервые в жизни бившийся за свое счастье и счастье единственного человека, который был ему дорог, и потому Бельфегор Каваллини просто не мог проиграть… Норка Урагана, помогая хозяину бороться за его будущее, белой тенью скользила по головам врагов и превращала в пепел всё, чего касалась алым пламенем на кончике пушистого серебристого хвоста. Самураи уклонялись от нее и пытались нанести удар мечом, однако Минк был слишком ловок, чтобы им это удалось. Сам же Принц-Потрошитель оправдывал и свою кличку, и свое имя, став самым настоящим демоном и неся смерть и разрушение танцующим веером клинков. Его ранили сразу после того, как он помог Лене собраться с силами, и вид королевской крови, как всегда, сорвал у Принца все тормоза. Но, что интересно, Бельфегор не кидался в гущу боя, забыв обо всем, — он сохранил логику и ясность мышления и сражался лишь с первыми рядами, не углубляясь в стан врага, как и другие мафиози. Его лицо заливала кровь, слипшаяся челка мешала обзору, но Гений Варии так и не убрал ее с лица, ведь он давно свыкся с этой ширмой, прятавший ото всех его душу. Черная кожаная куртка была порвана в нескольких местах, а самая большая дыра говорила о том, что Принц серьезно ранен в бок, но он, казалось, абсолютно не чувствовал боли. Или он просто умел ее игнорировать?.. Но уходить с передовой для перевязки этот демон смерти, бившийся ради жизни, не собирался и продолжал яростно атаковать первые ряды врага, обращая самураев в кровавый прах…
С задними рядами разбирались Минк, Ало и Ури, иллюзии Франа, а также долетавшие до них снаряды Гокудеры. Сам же курильщик сконцентрировался на ближних и средних рядах, сметая их динамитом: использование системы CAI и арбалета, стрелявшего за счет Пламени Урагана, было бы сейчас непростительным расточительством. Ведь он обязан был сохранить Пламя для испытания. Рёхей бился кулаками, что было ожидаемо, и в его глазах горел не азарт и не экстремальная жажда хорошего боя, а готовность биться до конца и абсолютная уверенность в победе. Каждый удар истекавшего кровью, но не замечавшего этого мужчины находил свою цель, дробя кости и разрывая внутренние органы, ломая клинки и сминая стан врага невообразимой силой, но раны делали свое черное дело и медленно, но неотвратимо движения боксера замедлялись, а атаки становились слабее. И всё же это не могло сломить человека, решившего биться до последней капли крови за своих друзей…
Фран же, бледный, как полотно, со слипшимися от его собственной крови светло-русыми волосами и горевшими холодной решимостью изумрудными глазами, создавал иллюзии, установив вокруг себя щиты, отражавшие атаки врага, и работая «на дальнюю дистанцию» — обращая в пепел реальными иллюзиями тех, кто находился в задних рядах, и, конечно же, уничтожая тех, кто нападал на него. Кёя дрался исключительно тонфа, причем Пламя Предсмертной Воли на них не зажигал, но и без этого ряды его врагов неумолимо редели и так же неумолимо восстанавливались благодаря владыке Эмма, но это разведчика не смущало, ведь он никогда не сдавался… Дино бился рядом с ним с помощью хлыста и пегаса, который пикировал на нападавших с небес, но вот куда точно придется удар просчитать было просто невозможно, и потому атаки крылатого белого коня всегда достигали цели.
