Я быстро сделала другу обезболивающий укол и продолжила обрабатывать культю, думая о том, что это всё моя вина. Если бы я тогда не пожелала на могиле родителей встречи с мафией, этого бы не произошло. Ямамото уже выполнил задание, но теперь, если его убьют, он вернется домой без руки, и это моя вина. Скуало способен был драться с такой травмой, потому что это позволял его стиль боя, но Шигурэ Соен Рю — не то боевое искусство, где можно так же свободно использовать руку с протезом… И вдруг мне на плечи легли холодные ладони. Я вздрогнула и обернулась — за мной стояла Лена, а рядом с ней — Маша.

— Не вини себя, — тихо сказала моя младшая сестра. — Он бился ради своих друзей, а не только ради тебя. А если ты думаешь, что виновата в том, что их сюда прислали, ты слишком самонадеянна. Вряд ли Владыка Ада исполняет желания каждого смертного, идя на должностные правонарушения ради всех подряд.

— Но если бы я не называла мир, из которого он прислал… — начала было я, но меня перебила Маша:

— Было бы лучше, если бы он прислал кого-то из другого мира и ранили бы их?

— Нет, — пробормотала я, понимая, что сестры правы, но отчаянно не желая верить в реальность происходящего. Сердце билось словно где-то вдалеке, словно и не мое оно было вовсе. Но нехотя струившаяся по моим жилам кровь, так похожая на кровь, что обагряла мои руки, толчками вырываясь из раны моего друга, навязчиво твердила, что всё же я не сплю, и происходящее — не жестокая иллюзия Морфея…

— Успокойся и помоги ему, — скомандовала Лена. — Он хочет вернуться к друзьям, так помоги ему это сделать. Он заслужил это. Не ломай его гордость.

— Да, ты права, — кивнула я и, глубоко вздохнув, вернулась к ране мечника.

Честно говоря, я вообще не понимала, ради чего Владыка Эмма всё это затеял, но знала, что просто так, из прихоти, это существо ничего бы не сделало, а значит, причина была. Вот только что может оправдать подобную жестокость, я не могла даже предположить…

— Десятая ступень, — вдруг раздался голос Эммы, которого я ждала, как приговора. — Покажи мне безрассудность надежды.

Последовавший вскрик заставил Машу побледнеть и обернуться. Над Франом, распростертым на земле, занес меч самурай с лошадиной головой, но клинок был встречен иллюзорным металлическим щитом, и Мукуро, паривший в воздухе в теле Вадима, закричал:

— Заберите его назад!

Дважды повторять не пришлось: Маша с полным отчаяния, безумным взглядом, кинулась к рядам воинов, на ходу доставая ножи, и, подбежав к Франу, метнула сразу десять лезвий, каждое из которых достигло цели — они вонзились точно в лоб своих жертв. Перекинув руку парня через свою шею, Маша потащила было иллюзиониста к нам, но подбежавший к ней Маэстро подхватил парня на руки, бросив:

— Прикрывай отход.

Мария обернулась и бросила еще несколько ножей в преследователей, убив троих существ, которые тут же исчезли, и на их месте появились новые воины. Ножи, убившие самураев, рухнули на мерзлую землю. Маша кинулась назад, и вскоре они с Франом и Маэстро были уже рядом со мной. Иллюзионист был без сознания, а темную куртку пропитала алая влага.

Фран… Как же так? Его-то за что?! Это светлое, доброе существо, перенесшее в своей недолгой жизни столько боли, сколько не каждому старику на долю выпадало!

— Держись, только держись, — бормотала Маша дрожащими губами, судорожно начиная расстегивать куртку парня.

Я заканчивала перевязку руки Такеши, а моя сестра, казалось, обезумела… Она разорвала рубашку иллюзиониста и застонала, схватившись за голову. Я бросила косой взгляд на тело раненого и застыла от ужаса. Его ранили в левый бок, и бледную кожу заливала алая кровь, толчками вырывавшаяся из рваной раны, но не это послужило причиной нашего шока. Всю грудь парня покрывали шрамы — от тонких и едва различимых, словно от пореза острым ножом, до широких и уродливых, словно от рваных или скальпированных ран…

— Не стой столбом! — крикнул Маэстро, зажимая рану парня, и я кинула Маше саквояж. Голос мужчины привел мою сестру в чувство и медицинский чемоданчик она поймала, хотя глаза ее оставались пустыми и словно не верили в происходящее, отказываясь принимать такую реальность…

Но Маша — до ужаса сильный человек, а потому она сумела справиться с собой и принялась дрожащими руками извлекать из саквояжа бинты. Я поняла, что она сделает всё, что нужно, и вернулась к ране Такеши, а Мария начала быстро обрабатывать рану паренька, бормоча:

— Только держись, слышишь? Только держись, хороший мой…

Я закончила перевязку и велела Ленке привести Такеши в чувство, а сама подползла к бледному, лежавшему в луже собственной крови иллюзионисту и начала зашивать рану. Каким-то чудом внутренние органы не были задеты, однако крови парень потерял до ужаса много, и это пугало. Маша держала иллюзиониста за руку, сидя сбоку от него и раскачиваясь вперед-назад, но даже не замечая этого: весь ее мир сузился до хрупкой фигуры безумно сильного человека, лежавшего у ее ног. Он столько пережил в своей жизни, что даже думать об этом было страшно. И все испытания он преодолел с честью, сумев сохранить собственную душу ослепительно-белой, чистой, сияющей. Он заслужил хотя бы толику света и счастья, так почему у него хотят отнять даже надежду на это?..

Моя сестра шептала что-то подбадривающее, но иллюзионист не приходил в себя, и я понимала, что виновата в этом кровопотеря, но переливание на поле боя делать — нонсенс, да и не знали мы группу крови иллюзиониста… А если бы и знали, где бы мы достали кровь?..

— Его надо везти в больницу, — хмуро пробормотала я, но голос мой почему-то усилился, хоть я и не участвовала в сражении. — Слишком большая кровопотеря.

— Не надо! — крикнул нам сверху Мукуро в теле Вадима, не прекращавший атаки с помощью фуда. — Иллюзия восполнит потерю. Главное, приведи его в чувство, и он сам себя вылечит, а я пока создам иллюзию вместо него!

— Да почему?! — возмутилась я.

— Потому что нас отсюда не отпустят, — усмехнулся иллюзионист, и я с ужасом посмотрела на Владыку Эмма. Мы что… в ловушке?..

— Вы знали, на что шли, — безразлично прошелестел он, и я вдруг подумала, что ненавижу его. Именно ненавижу, потому что столько боли живым существам причинять никто не имеет права, какова бы ни была его цель…

— Что ж ты за божество-то такое? — процедила я, накладывая парню повязку, но мой голос усиливать не стали.

— Король Ада, — то ли издеваясь, то ли и впрямь поясняя, ответил этот самый «король», почему-то меня услышавший.

— А я думала, боги должны быть добры к людям! — крикнула я, не оборачиваясь.

— Доброта бывает разной, — уклончиво ответил Эмма, перемещаясь в воздухе и уклоняясь от атак мафиози.

Когда я закончила перевязку, Ленка уже привела в сознание Ямамото, и я быстро проверила его состояние, пока Маша осторожно похлопывала по щекам иллюзиониста, пытаясь заставить его очнуться. Такеши был в относительной норме (хотя какая уж там «норма» при таком ранении?), и рвался в бой. Так как на ногах он держаться еще мог, я не видела причин удерживать его и, крепко обняв парня, прошептала:

— Спасибо тебе за всё, Такеши.

— Не вешай нос, — с улыбкой ответил он. — Возможно, мы еще не прощаемся. Улыбайся чаще: улыбка помогает жить.

— Конечно, — улыбнулась я и, чмокнув парня в щеку, отстранилась. Он призвал короткий меч и, прикрепив его бинтом к левой руке, бросил на меня прощальный взгляд.

Наши глаза встретились. Столько боли, добра и молчаливой поддержки было в бездонных черных омутах, что сердце мое сжалось от осознания того факта, что это всё же конец. Прощание. Но прощание с улыбкой на губах, потому что решимости моего Друга драться до конца мог бы позавидовать любой. Драться за друзей, драться за свою честь, драться за то, во что он верил больше всего на свете — за искреннюю, счастливую улыбку дорогих его сердцу людей…

Я улыбнулась мечнику, но не прощаясь, а словно говоря: «Ты справишься и будешь счастлив», — и поймала такую же улыбку в ответ. Такеши призвал катану и, пошатываясь, кинулся обратно на поле боя.