— Седьмая ступень, — раздался над нами голос Владыки, не прекращавшего бой. — Покажи мне смысл раскаяния.
— Возможность перерождения! — ответила мать на вопрос Лены, и я с удивлением на нее посмотрела.
Нет, не могло такого быть, чтобы они ради нас на такую жертву пошли, но и ради того, чтобы с нами пообщаться — тоже! Ну выскажут они все свои обвинения и вернутся в Ад — смысл им от перерождения отказываться?! Да и зачем Графу такая глупая цена? Что-то здесь нечисто… Граф, фактически, не получил выгоды. Зачем же он пошел на всё это?.. Стоп. Гу-Со-Сины сказали, что Граф — любитель театральных постановок и очень жестокая личность. Они сказали, что он любит издеваться над смертными, наслаждаясь постановками с их участием, а Вадим говорил, что он, как Граф, доведет нас до реанимации, а затем выпьет за наше здравие! Возможно, в этом всё дело? Ему одиноко в его пустом замке, и он пытается развлечь себя, играя с жизнями смертных! Но тогда цена — невозможность реинкарнации — направлена лишь на то, чтобы вызвать у нас чувство вины! Это лишь часть постановки! И Эмма об этом знал, ведь он сказал, что «седьмая ступень» — это «смысл раскаяния»! Не их раскаяния, а нашего! Потому что родители наши ни в чем не раскаялись, и их прожженную натуру дельцов не изменить! Наверняка они получили что-то еще за то, что лишились реинкарнации, но что?..
— Не верю, — холодно произнесла Лена, прерывая мои размышления. — Возможно, вы и лишились права реинкарнации, но наверняка получили взамен что-то существенное. Вы бы ради нас на жертву никогда не пошли, равно как и ради того, чтобы нам насолить. Что он вам пообещал?
— Умная, да? — усмехнулся отец. — Ну, с логикой ты всегда дружила, хоть и поздно говорить начала, да в развитии отставала — даже шнурки себе завязать не могла до восьми лет. А вот я отвечу, раз уж ты решила логикой блеснуть. Нам позволили оставаться в вечной темноте. Там слишком спокойно и хорошо, чтобы отказываться. После сегодняшнего боя, где, я надеюсь, ты, Леночка, проиграешь…
— И не надейся, — перебила его готесса, но была проигнорирована, и отец продолжил:
— …мы отправимся в вечную темноту, что обычно является «перевалочным пунктом» для душ, которые еще не прошли суд. Реинкарнация после Ада, как нам этот «Владыка» сказал, дает жизнь, полную несчастий и страданий, так что какой нам был смысл рождаться снова? Чтобы мучиться? Мы предпочли просто остаться в темноте, дающей покой. Навечно.
— Сбежали, проще говоря, — хмыкнула Лена.
— Не тебе нас судить, малявка! — возмутилась мать.
— Конечно, вас уже Владыка Эмма осудил, — усмехнулась моя сестра, и родители не нашли, что ответить. А вот Эмма-Дай-О — нашел. Он резко взмыл вверх, уходя от атак мафиози, и произнес:
— Суд мой всегда справедлив. Слово свое я всегда держу. Вы выполнили свою часть договора, а я выполняю свою… Восьмая ступень. Покажи мне тоску сожаления.
Под ногами моих родителей вдруг разверзлась пустота, и они мгновенно рухнули вниз. Я так и не успела попрощаться с ними, равно как и мои сестры, и всё, что я запомнила — полные ненависти и ужаса глаза людей, летящих в бесконечную темноту. Маша нахмурилась и со злостью посмотрела на Владыку, а Ленка безразлично бросила:
— Ожидаемо. Если нас хотели этим сломать, могу сказать одно: это было слишком самонадеянно.
— Это всего лишь испытание, — прошелестел Владыка и спикировал вниз. Его бой с мафиози продолжился, но я не думала, что они смогут победить божество. Порой они пробивались к нему, но Короля Ада окружал непробиваемый барьер, ничуть не мешавший ему сражаться, ведь он не был шинигами, подчиненным законам, он был тем, кто эти законы создавал. Одним из главных божеств пантеона. Да и можно ли было назвать всё это сражением? Он играл с мафиози, не более. Потому что мы знали точно: в его власти было убить их в любой момент, ведь он мог заморозить что угодно, равно как он мог что угодно сжечь, ведь он Владыка восьми ледяных и восьми огненных Адов, и его воле подчинены как лед, так и пламень. Однако он явно не собирался заканчивать игру так рано, и потому атаковал лишь ледяным воздухом и порой появлявшимися из ниоткуда языками пламени, но не более. Только вот почему-то мне казалось, что если бы Граф такой игрой наслаждался, Владыке на нее было глубоко плевать…
Грохот битвы смешивался с предсмертными хрипами, воем и молчаливой готовностью воинов умереть. Изрытая взрывами и магией фуда земля, рыхлая и вязкая от пропитавшей ее алой влаги, всё больше походила на странное сюрреалистическое болото. То тут, то там падали самураи, сраженные мафиози или собственным клинком — ранения ведь были для них недопустимы. А ради Владыки они были готовы абсолютно на всё. Погибшие воины исчезали, и на их месте появлялись новые — вступавшие в бой со свежими силами. А стрелки часов замерли на двух часах сорока минутах. Держитесь, только держитесь, ребята, ведь нам осталось подождать два с половиной часа…
Внезапно Эмма вновь взмыл вверх, заставляя мое сердце сжаться от ужаса, и безразлично произнес:
— Девятая ступень. Покажи мне отчаяние вины.
В тот же миг с поля боя донесся ужасающий крик, и мы увидели, как Такеши упал на одно колено, прижимая к груди окровавленную левую руку. К нему на помощь тут же пришел Дино, прикрывший его отход, а я смотрела на фигуру друга и в голове звенела лишь одна мысль. «Живой». Вот только сердце рвалось на части… Как только безумно бледный, пошатывавшийся мечник вышел из боя, я кинулась к нему с медицинским чемоданчиком. Губы Такеши дрожали, глаза были мутными от нестерпимой боли, а алая кровь, толчками вырываясь из раны, орошала безразличную землю. Мир поплыл у меня перед глазами. Левая кисть. Ее не было. Мечник прижимал к груди кровоточившую культю…
====== 73) Ненавижу. И этой ненависти мало... ======
«Боль учит не смерти, но жизни». (Иосиф Александрович Бродский)
Такеши брел к нам нами, пошатываясь, в полубессознательном состоянии, а покалеченная рука накрепко приковала наши с сестрами взгляды. Как же так?.. Как так?! Мои ноги подкосились, но я краем глаза заметила на перепачканном кровью лице мечника слабую, вымученную улыбку, больше походившую на спазм, и поняла, что просто не имею права сдаваться… Я выдавила из себя улыбку и, подбежав к Ямамото, помогла ему подойти к Мукуро, лежавшему за спинами моих сестер. Усадив парня на мерзлую землю, я начала быстро обрабатывать его рану.
— Такеши, если сейчас поехать в больницу… — затараторила я, но он перебил меня, пробормотав заплетающимся языком:
— Бесполезно… Мою кисть утащила их собака… мы ее уже не найдем…. Да и не могу я вас бросить.
— Ты шутишь? — возмутилась я. — С такой раной ты не сможешь сражаться!
— Ну, Скуало же дерется без кисти, — попытался отшутиться Ямамото, явно находившийся не совсем в адекватном состоянии: его била крупная дрожь, зрачки были расширены, а каждое слово давалось с неимоверным трудом.
— У тебя болевой шок, — перебила его я. — И ты потерял много крови! Ты больше не можешь драться…
— Катя, — ледяным тоном процедил Такеши, вмиг собравшись с силами и каким-то чудом отогнав подкрадывавшееся к сознанию беспамятство. Я подняла глаза и встретилась с полным решимости взглядом бейсболиста, — я не оставлю друзей. Пока я могу держать меч, я не уйду с поля боя. Зашей рану как можешь, перебинтуй, и я пойду к ним. Не лишай меня моей чести фехтовальщика.
Я вдруг почему-то вспомнила, как те же самые слова говорил Скуало, решивший погибнуть в пасти акулы, и поняла, что хоть раньше для Ямамото главным и был бейсбол, сейчас мечи для него стали не менее важны. Но самым главным было то, что Такеши не способен был бросить своих друзей, и за них он готов был драться до последней капли крови, равно как и за свою честь мечника. Я коротко кивнула, а Такеши рухнул на землю и закрыл глаза, прошептав:
— Я отдохну немного…
— Полежи, мой хороший, — улыбнулась я вымученно. — Скоро всё закончится. Мы не проиграем, Такеши.
— Да, — пробормотал мечник и потерял сознание.
