— У тебя доброе сердце, — улыбнулся Савада.
— Может быть, — пожала плечами я, продолжив перевязку. — А может, я просто глупая и наивная, но знаешь, иногда лучше быть наивным дурачком, чем прожженным жизнью существом, на котором клеймо ставить негде и которое не верит даже собственной тени, потому что так жить просто страшно. А я не хочу бояться, Тсуна. Я хочу жить, не думая о том, с какой стороны в меня прилетит нож. Я хочу просто жить — рядом со своими родными, друзьями, товарищами и теми, кто так же, как и я, верит в чудо и в то, что не всё в этом мире способно стать черным. Я в это верю, а ты?
В глазах Савады что-то изменилось. Неуверенность, растерянность, боль исчезли. Он улыбнулся краешками губ и кивнул — решительно и без намека на фальшь. Я закончила накладывать повязку, Тсуна застегнул рубашку, надел куртку и попытался пошутить:
— А я думал, мой пиджак ничем не пробить. Даже коза его съесть не смогла.
Я нервно рассмеялась и, порывисто обняв Саваду, шепнула:
— Главное, помни, что ты не один.
— Да, — кивнул Тсуна и улыбнулся.
И тут вдруг произошло нечто странное. Краем глаза я заметила, что в нас с Савадой летит от фигуры Владыки Ада длинное, сияющее в лучах солнца, острое ледяное копье. Скорость полета его была огромна. Я резко обернулась, но не успела сделать и шагу, как вдруг почувствовала удар в бок и оказалась на земле. Больно… А это значит, что я жива.
Глаза заволокла черная пелена, а в голове звенело, но я нашла в себе силы проморгаться и распахнула глаза. Тсуна лежал на мне, с закрытыми глазами и абсолютно умиротворенным выражением лица. Сердце пропустило один удар, и я осторожно перекатила босса Вонголы на землю. Моя ладонь, скользнувшая по его спине, вдруг наткнулась на что-то вязкое. На что-то влажное. На что-то безумно-теплое. Судорожно переведя взгляд на дрожащую руку, я поняла, что это было.
Нет. Только не так… Только не он…
Я кинулась стаскивать куртку с Тсуны, одновременно с этим пытаясь нащупать пульс на его запястье, но не могла этого сделать, и истерика вкупе с паникой захлестывали, однако я продолжала нервно раздевать парня. Рана на его спине оказалась довольно глубокой, и из нее мерными толчками вытекала кровь.
Жив. Жив-жив-жив!..
Слезы брызнули у меня из глаз, а на губах сама собой появилась счастливая улыбка. Сердце бешено билось о ребра, празднуя победу. Радуясь тому, что мой друг победил саму смерть…
Я быстро начала обрабатывать рану Тсуны, которая оказалась не слишком серьезной, так как копье задело его лишь «по косой», и вскоре он пришел в себя. Думаю, причиной обморока была усталость и кровопотеря, а также шок, но никак не это ранение. Вот только кроме перевязки я Тсуне, к сожалению, больше ничем не могла помочь…
Наложив повязку, я прошептала:
— Спасибо…
— Ничего, — улыбнулся Савада. — Видишь, я и без Пламени порой бываю полезен.
— Всегда был, — шепнула я, чувствуя, как сердце заполняет тепло и благодарность, вкупе с безграничной верой в этого сильного человека.
— Может быть, — улыбнулся Тсунаёши краешками губ и едва заметно покраснел, а затем быстро стер с моих щек слезы, мягко и очень осторожно, едва касаясь кончиками пальцев бледной кожи, после чего оделся и поднялся.
— Держись, — отчетливо сказала я, глядя в глаза парню, застегивавшему куртку.
— Обязательно, — еще отчетливее ответил Савада, не отводя взгляд, и вдруг над нами раздался тихий, спокойный голос Владыки, усиливаемый магией так, что его отчетливо слышал каждый из присутствовавших:
— Предупреждению вы не вняли. Оно может быть повторено по отношению к иным участникам конфликта. Продолжим бой, или атака будет проведена вновь.
Тсуна резко нахмурился, не отрывая взгляда от моих глаз и словно делясь со мной своей решимостью, и зажег во лбу Пламя Предсмертной Воли. Я подхватила с земли чемоданчик, улыбнувшись другу на прощание, и он взмыл вверх, а Пламя на его перчатках и на лбу было абсолютно чистым, ровным и несло несгибаемую волю. Волю к победе и установлению истины…
Я вернулась к друзьям и встала между Машей и Леной, но на Тсуну я больше не смотрела — я просто верила в его победу. Перед нами же расстилалось залитое кровью поле, на котором продолжалось не стихавшее ни на миг сражение. Гокудера с помощью системы CAI атаковал изо всех сил, то стреляя из появившегося на левой руке арбалета в форме черепа, то бросая динамитные шашки в гущу врага, то направляя Ури, ставшую огромной благодаря активации Солнца, на собак. Он работал в центре, а с флангов врезались в стан врага, искусно орудуя мечами, Хранители Дождя. Ямамото бился слева, а Скуало, соответственно, справа, однако, что интересно, Дождь Успокоения, вызванный ими после появления водяного дракона, эффекта на самураев не произвел, потому как, насколько я поняла, у них вообще не было эмоций — только абсолютная решимость биться за своего предводителя во чтобы то ни стало. Бэл работал в паре с Франом между Скуало и Гокудерой, а Рёхей и Дино бились между подрывником и Ямамото. Однако сколько бы существ они ни убивали, их численность не уменьшалась, и без победы над Эмма-Дай-О выигрыш был невозможен…
Неожиданно сверху раздался страшный крик, и я, подняв голову, увидела ужасающую картину. Тсуна, зависнув воздухе с решимостью в глазах, держал в руках два белых, огромных, лебединых крыла Джессо, а из спины того, затянутой в белую кожаную куртку, вырывалось нечто черное, не похожее на кровь, а, скорее, напоминавшее игольчатые крылья из густой жидкости цвета ночи, которые были столь же уродливы, сколь и притягательны…
— Теперь я буду биться в полную силу, — рассмеялся Джессо безумным смехом. — Ты же знаешь, Тсуна-кун!
— Однажды я победил тебя, сумею победить и снова, — уверенно ответил Савада, кинув крылья Бьякурана на землю.
Белые перья бесшумно опустились на залитую кровью землю и медленно, но верно, начали менять цвет.
Чистоту белизны захватил алый…
— Посмотрим, — усмехнулся Джессо, а в глазах его застыла холодная решимость. — Потому что я не играю. На этот раз я обязан выжить. И потому я больше не буду играть — я буду драться.
Перчатки Савады полыхнули огнем, и он направил левую руку на Джессо, а владыка Эмма вдруг произнес:
— Четвертая ступень. Покажи мне боль потери.
— Х-баннер! — крикнул Савада и направил бешено ревущее Пламя Неба на Бьякурана, и хотя тот пытался отразить его, вложив всю свою силу в защиту, белая фигура скрылась в алом мареве.
Вспышка. Гул огня, сметающего всё на своем пути. Крик. Пронзительный, ужасающий крик, который мгновенно стих, унесенный ветром к бескрайним, чистым небесам. Ведь он здесь больше был не нужен. Потому что Пламя Савады достигло цели…
Огонь исчез, а на месте, где парил Бьякуран, не осталось абсолютно ничего. Даже горстка пепла не упала на холодную землю.
— Нет, — прошептала Маша, пустым взглядом глядя в небеса. — Как же так?.. Как так?..
Одинокая слеза скатилась по моей щеке и упала вниз.
====== 72) За что?.. ======
«Где разум уже бессилен, там возносится здание веры». (Августин)
Маша словно не видела неба, в которое упирался ее безжизненный взгляд. Перед ее глазами всё еще стояла улыбающаяся фигура в белом. Фигура человека, которому она, несмотря ни на что, всё же верила. Верила так же, как я верила Мукуро — глупо, без оглядки на его поступки и абсолютно иррационально, но… всей душой и всем сердцем. Я взяла сестру за руку и, притянув к себе, крепко обняла. Но слез на глазах Марии не было — она оставила их все еще там, у руин…
— Ты же знаешь, — подал голос Маэстро, стоявший справа от Маши, — предателей всегда ждет один конец. Но подумай вот о чем — хотя бы перед смертью он понял, что главным была не вся эта ерунда про какие-то игры, а сама жизнь.
Маша вздрогнула и обернулась к Маэстро.
— Погоди, — пробормотала она. — Но ведь его заданием было понять, что жизнь — это не игра! Он выполнил задание! Выполнил!
— И ты хочешь, чтобы предатель вернулся в свой мир? — вскинул бровь катала.
