— А кому нужно? — хитро спросила Маша.

— Ну… Ему, — растерянно ответила я. — Кому же еще?

— А если бы это только тебе было нужно? — уточнила Мария, а я, уставившись в пол, снова призадумалась, взвешивая все «за» и «против», и, наконец, пояснила:

— Если бы это было очень важно, и я знала, что это, в целом, не принесет ему никаких неприятностей, кроме физической боли — то есть ни шрамов, ни потери работоспособности, пусть даже временной, ни душевной боли, то есть с его согласия всё бы происходило, и притом этот поступок был бы очень важен для меня в силу каких-то обстоятельств, я бы смогла это сделать.

— Странные вы, — опешила Маша, глядя на меня, как папуас на космонавта в скафандре. — Я бы так не смогла.

— А что ужасного в физической боли? — спросила я сестру, удивленно на нее воззрившись.

Маша растерялась и, начав теребить прядь волос, пробормотала:

— Как бы сказать… Да блин, ну это просто больно! Неприятно, противно…

— Но терпимо же, — перебила ее я.

— Ну… Да, но всё равно неприятно, так зачем причинять кому-то неудобства?

— Мало ли — выхода нет, — призадумалась я. — Врачи, например, всегда почти боль причиняют, но у них иногда просто нет выхода — операции, к примеру, всегда болезненны, шов-то потом долго заживает. Или палачи — они обязаны вытрясти правду из тех, кого пытают, ради блага своей страны.

— Это да, — кивнула Маша, — но в быту-то зачем?

— Незачем, — пожала плечами я. — Но и бояться боли я смысла не вижу.

— Тоже верно, — вздохнула Мария и свернула лавочку философской беседы: — Ладно уж, иди спать, а то завтра вставать рано, да и мне завтра тоже пахать, аки папе Карло.

— Хорошо, — покладисто согласилась я и встала, но, хитро прищурившись, спросила: — Только скажи мне сначала вот что. Если бы тебя попросили сказать, кто из наших гостей тебе кажется наиболее подходящим кандидатом на роль твоего мужа, ты бы кого назвала?

— Чего? — опешила Маша и ошалело на меня воззрилась. — Ты базар фильтруй, они корефаны мои, а не просто чапланы хиповые, чтоб я себя прищепкой их видела!

Ох ты, как мы занервничали! Аж на жаргон перешли! Как сказала бы одна личность: «Ку-фу-фу», — право слово! А что она сказала-то? Вроде бы: «Ты думай, что говоришь, поскольку они мои друзья, а не просто хорошие мужчины, чтобы я задумывалась о том, чьей женой могу быть».

Я усмехнулась и протянула:

— Маш, а что ты так переживаешь, что аж на жаргон перешла? Неужели тебе всё же кто-то нравится?

— Да не нравится мне никто! — проворчала сестра, стушевавшись, а я решила всё же взять ее измором:

— Ну а раз тебе никто не нравится, то и признаться, кто из них тебе подходит, как мужчина, тебе не должно быть трудно. Я вот думаю, что вы с Бьякураном неплохо смотритесь: он сильная личность, но очень спокойная, и при том веселая, в своей манере, правда. Так что тебе было бы с ним комфортно.

— Ага, только я почему-то не могу сказать того же, — поморщилась Маша. — Нет, мне и правда с ним комфортно и всё такое прочее, но у меня всё время ощущение создается, что то ли он от меня что-то скрывает, то ли просто у меня паранойя! Но эта его улыбочка вечная меня из себя выводит! Хотя я ему всё равно верю — он мой друг и практически как старший брат. Но эта его таинственность… Неприятно же!

— А как насчет Дино? — протянула я.

— Ну, уже лучше, — хмыкнула Мария, со скоростью света накручивая локон на палец. — Но он мне чисто друг — я даже подумать не могу о том, чтобы с ним целоваться или еще что.

— А Фран? — хитро прищурилась я, а Машка аж поперхнулась воздухом и закашлялась. Продышавшись, она покрутила пальцем у виска и заявила:

— Я тебе извращенка, что ли? Он мне как брат!

— «Как» не значит «брат», — глубокомысленно изрекла я. — Он тебе не родственник, так что всё возможно.

— Да ну, ты что! — поморщилась Мария. — Я как представлю, что с Франом в одной койке окажусь не как друг, а как женщина с мужчиной, мне аж жутко становится.

— Мне вообще от таких мыслей жутко, так что уволь, — передернулась я.

— Сама ж начала! — возмутилась Маша почти праведно.

— Так я про платоническую любовь, а не про эту гадость, — фыркнула я.

— А свадьба подразумевает «эту гадость»! — мелко отомстила мне Мария. — И если ты за Бэла замуж выйдешь, тебе сия «гадость» тоже предстоит.

— Даже думать не хочу! — возмутилась я. — А вот ты подумай. Ты же у нас гражданка, интересующаяся не только высшей сферой платонических чувств, незамутненных низменными страстями.

— О да, я пошлячка, если переводить твою тираду на чисто русский, — съязвила Маша.

— А чем же тебе, пошлая ты моя, Фран не угодил? — протянула я, скрещивая руки на груди. — Слишком маленький для тебя, двадцатилетней старушки?

— Да нет, — поморщилась Мария. — Он мудрее меня в сто раз. И, если честно, он обычно себя ведет как ребенок и позволяет о себе заботиться, но как только мне нужна поддержка и помощь, я себя начинаю чувствовать маленькой девочкой, о которой заботится взрослый, мудрый человек. Но он… Как бы тебе сказать, он слишком… чистый, что ли, и если о нем думать в таком ключе, то любовь я могу представить только платоническую, а я таки пошлячка, и этого мне будет мало. Я ж не ты.

— Не я, к счастью, — хмыкнула я. — А что насчет Гокудеры Хаято?

А вот тут Мария конкретно так «зависла», прям как старый комп при попытке новейшую игру с него запустить, вместе с еще десятью приложениями одновременно. Она растерянно смотрела на меня, обдумывая мои слова, а затем протянула:

— Ну что, как мужик он симпатичный, сильный, волевой, правда, очень резкий, и мы бы с ним вечно препирались, но заботливый, хотя вечно свою заботу прикрывает ворчанием и возмущением. Наверное, я могу представить, что мы бы стали парой, но как-то о долговременных отношениях с ним мне думать сложно, потому что мы оба слишком взрывные. Мы бы цапались каждый день, как кошка с собакой.

— Ясно, — усмехнулась я и, поправив свитер, заявила: — Но ты подумай над этим всем посерьезнее, потому как, думается мне, что неспроста всё это происходит. Украден камень с символом богини, хранящей домашний очаг. И я, и Катя влюбились, причем она — взаимно. Ямамото сказали, что он не имеет права остаться, а остальные должны задать этот вопрос сами. Шалины намекали в разговоре на то, что камень — ключ к порталу; а цель Графа нам неизвестна, но его задания заставляют мафиози меняться в лучшую сторону и сближаться с нами, так что он работает как сваха в данном случае. Что, если ему в голову взбрело свести нас с кем-то из мафии? Возможно, он какой-то опыт ставит или еще что, но, думаю, он хочет, чтобы мы влюбились в мафиози, а так как он владелец Книги Судеб, он знает точно, кто в кого и когда влюбится, и что для этого надо сделать. Так что ты подумай: возможно, один из этих граждан — твоя судьба. Ну всё, спокойной ночи.

Оставив сестру в абсолютной прострации размышлять над моими словами, я отправилась к себе — составлять детальный план собственного поведения. Однако зайдя в комнату и рухнув на застеленную черным покрывалом кровать, я подумала, что планы — это фальшь, а Бэл сразу поймет, где я-настоящая, а где — спланированный поступок. Потому я решила просто быть собой, но не ставить его в один ряд со своими сестрами и не скрывать от него свои чувства, как я пыталась это сделать раньше, впрочем, как оказалось, неудачно. Буду как всегда плыть по течению и надеяться, что наши с Бэлом корабли причалят к одной пристани, хотя зачем? Ведь мафии скоро уходить… Но, возможно, он сможет остаться?.. Нет, лучше не надеяться на это, потому что это маловероятно, а не оправдавшаяся надежда ранит больнее ножа. Решив ни о чем не мечтать и не раскатывать губы, чтоб судьба губозакатывательную машинку в качестве новогоднего подарка с шинигами не передала, я отправилась в душ, подумав, что Маша не права, говоря, что платонической любви мало: ее более чем достаточно, если любишь всем сердцем…

====== 64) Где-то штиль, а где-то шторм ======