— Ну давай, — усмехнулся Бэл.
— Что давать? — не поняла я, упорно бредя к дому.
— Говори «спасибо», — пояснил он начальственным тоном.
— Спасибо! — фыркнула я с сарказмом. — Какой ты, Бэл, однако, корыстный — просто жуть!
— Имя к тому располагает, — рассмеялся тезка демона лени, и я рассмеялась вместе с ним.
Мы вернулись домой, и весь день я наблюдала за метаниями Кати и раздраженными попытками Маши справиться с напряжением, путем завала себя делами. В результате, Катерину ушел успокаивать общавшийся только с ней господин Недотрога, а Машу утащил на тренировку взрывоопасный скунс с сигареткой в зубах. Как она потом рассказала, он дал ей покидать бомбы, потому как они, цитирую: «Лучше снимают стресс — шума больше». Ужин прошел довольно странно: Катя бросала на меня и Машку виноватые взгляды, а на своего маньячного любителя дисциплины и порядка вообще старалась не смотреть, причем ужин запоздал, потому как она начала готовить позже обычного, что было ей несвойственно. Маша сделала вывод о том, что поступок Игоря выбил нашу сестру из колеи, но та лишь отмахнулась и сказала, что это она уже пережила, потому как в ее жизни сменилась полоса. Я подумала, что если «сменилась полоса», значит, произошло что-то хорошее, но приглядываться к ее поведению не стала — оно мне надо? Захочет — сама расскажет, не захочет — не стоит и лезть в это, а вот Маша не поняла, о чем Катя говорит, и начала засыпать ее вопросами, но Катерина от нее лишь отмахивалась и говорила: «Всё потом». После ужина как раз и наступило это самое «потом», потому как она, не помыв посуду, поймала Машу под руку и потянула наверх, обратившись к нам обеим:
— Маш, Лен, давайте поговорим, ладно?
Мы согласились, потому как куда ж деваться с подводной лодки посреди океана во время погружения, и поднялись с ней в Машину комнату, где Катя, усадив нас с Марией на ее кровать, встала перед нами и, теребя край бежевой пушистой кофты, спросила:
— Девчат, если бы вы влюбились, и вам сказали, что единственный способ быть с тем, кого любишь — уехать к нему на Родину, что бы вы сделали?
— Это что еще за вопросы такие? — возмутилась Маша и вскочила, уперев руки в бока. — «Если бы, да кабы — росли бы во рту грибы»! С чего нам отвечать на «если бы»? Я не влюблена, мне такое и в голову не придет, а раз тебе пришло, то колись давай, в кого втюрилась, и кто это такой смелый, что тебе уехать предлагает!
«Кто, кто, носитель вакцины от расхлябанности и презрения к этикету», — вяло подумала я и призадумалась о том, что бы я ответила Бэлу, скажи он мне, что хочет, чтобы я отправилась с ним. Нет, я, конечно, сестер ценю, и Катя для меня много сделала, но я, наверное, очень неблагодарное существо, а потому я бы согласилась, даже если бы никогда больше не смогла увидеться с сестрами. Ведь сестры — это одно, а любовь — другое, и сестра не сделает человека счастливым, не создаст с ним семью, не построит домашний очаг, о котором мечтает почти каждая женщина и, похоже, начинала мечтать и я. Так что здесь выбор был очевиден, и если этот гражданчик найдет способ забрать Катю с собой, я возражать не стану, потому что она заслужила право быть счастливой. А вот Маша, похоже, была иного мнения и возмущенно сверлила нашу сестру испепеляющим взглядом, ожидая ответа.
Катя тяжело вздохнула и, опустив глаза в пол, пробормотала:
— Я давно уже влюбилась. Причем не вот «поиграл — забыл», я его по-настоящему люблю и хочу с ним построить семью — самую настоящую. А сегодня он сказал, что тоже меня любит, но есть вероятность, что нам могут сказать, что вместе мы будем, только если в их мир отправимся. Он сказал, что если будет шанс здесь остаться, он останется, но просил подумать, как я поступлю, если нам скажут, что единственный способ остаться вместе — уйти в его мир. Вот я и спрашиваю…
— Кто? — перебила Маша Катю ледяным тоном, и та, совсем стушевавшись, пробормотала:
— Хибари-сан…
— Ты его всё еще по фамилии зовешь, а уже в другой мир ломиться собралась?! — завопила Мария, аки раненный в пятую точку носорог. — Да ты с ума сошла! Он тебе даже по имени себя звать не дает, а ты…
— Он разрешил! — возмутилась Катя, перебивая Машу. Что-то я себя зрителем плохой трагикомедии ощущаю, причем лишним зрителем… — Просто я еще не привыкла! И не надо его обвинять во всех смертных грехах: шинигами и правда могут такое предложить, так что он обо мне заботится! Не хочет, чтобы меня заставили решать всё за пару минут!
— Ага, — фыркнула Маша, не сбавляя оборотов, — как же! А может, он просто хочет, чтобы ты ему сказала, что он важнее сестер для тебя?!
— А что плохого в том, — вмешалась я в разговор, решив прекратить подрабатывать массовкой, — что мужчина хочет быть в жизни любимой женщины главным? Если он ее любит, логично, что он не хочет быть на вторых ролях.
Ох, что-то мне от собственных слов стало не по себе: высказывание Бэла о конкурентах вспомнилось…
— Да, но он ее выбирать заставил! — возмутилась Маша вновь. — Мы бы ее никогда не заставили решать, кто важнее, а он… Собственник, блин!
— Так по сути он и должен быть важнее, — с заумным видом протянула я. — А если сестра важнее любимого — это уже не любовь, а игра в фантики. Ну, или к сестре любовь неадекватная какая-то, инцестом отдающая. Не пугай меня, Мария, такими высказываниями, а то я решу, что тебя стоит опасаться.
— Да пошла ты на фиг! — как-то неадекватно отреагировала Маша, которая в ответ на эти слова, будь они произнесены Франом, лишь рассмеялась бы. — Вообще не в тему!
— А если в тему говорить, — хмыкнула я, — то отвечу на Катин вопрос. Если бы тот, кого я люблю, предложил уехать с ним, я бы уехала, потому что сестры — это хорошо, но любовь важнее.
— А я считаю, что надо искать выход! — фыркнула Маша, начиная бегать по комнате от стены к стене, аки тот самый раненный носорог, причем всё так же раненный в пятую точку. — Выход всегда есть! Нельзя лишать человека его семьи!
— А если нет выбора? — протянула я.
— Должен быть, — нахмурилась Мария.
— Ну а если всё же нет? — упорствовала я. — Что, если Катя уйдет, ты ее во всех смертных грехах обвинишь и анафеме предашь? Окстись, нехристь, она же сестра твоя, ты ей счастья желать должна, а не свой эгоизм лелеять!
— Да, конечно, — пробормотала «нехристь», замирая рядом со шкафом напротив кровати. — Но я просто не хочу вас терять. Я эгоистка и хочу искать выход до последнего. Но если его не будет, я, конечно, отпущу вас… Только это больно.
— А сама ты что сделала бы, если бы влюбилась? — уточнила я. — Согласилась бы уйти, если бы другого выхода не оказалось?
— Не знаю, — поморщилась Маша. — Я вообще не думаю, что могу влюбиться. Но если бы так случилось… — она нахмурилась и, пожевав губами, всё же пробормотала: — Не знаю, если бы мне тогда, два года назад, предложили на выбор: с Маэстро остаться или с вами, я бы выбрала его, и если вспоминать, что я к нему испытывала… Не знаю даже. Испытай я к кому-то нечто похожее сейчас, наверное, я бы всеми силами искала выход из ситуации, но если бы его не оказалось, я бы всё же осталась с этим человеком, простите… Я такая эгоистка…
— Да нет, скорее нормальный, адекватный человек, и мне не стоит тебя опасаться, — хмыкнула я, а Катя осторожно спросила:
— Значит, вы не сочтете меня предательницей, если я соглашусь уйти с ним, спроси шинигами, пойду ли я в тот мир? Лен, я ведь обещала, что буду помогать тебе во всем, и я не хочу…
— Нет, конечно, — перебила я сестру-тугодумку. — Ты не предатель. И ты всегда мне помогаешь. Поддерживаешь. Даже если ты уйдешь, это не изменится, я… верю в это.
Катерина радостно разулыбалась, явно пребывая в эйфории от моих слов о том, что я ей верю, а я подумала: «Как мало человеку для счастья надо! Вот ведь непритязательная…»
— Вот именно! Поддерживаю Ленуську! Ты не предательница! — возмущенно прервала мои раздумья Маша, только что вопившая, что так нельзя, и это нечестно — делать выбор. Она прям вся из противоречий состоит, право слово… — Но я не дам ему вести себя с тобой, как раньше! Раз он твой парень, должен уважать тебя, а не быть твоим повелителем! У нас вон термо-принц трон занял, его одного больше чем достаточно на позиции «я царь мира, а все остальные — жалкие холопы предо мной»…
