— Если ты хотел, чтобы она посмотрела на тебя, — подала голос я, решив обратить внимание Акулки на свои пламенные взоры с помощью звукового сопровождения, — надо было идти со всеми.
— Нет, мне такие глупости ни к чему, — безразлично ответил Фран. — А то потом будет у вас не Лягушонок, а суп из лягушачьих лапок — оно мне надо? Я лучше на печёную Вонголу и Принца в собственном соку посмотрю, когда они вернутся.
— И не мечтай, тупая Лягушка, — фыркнул Бэл.
Через некоторое время вернулась «печёная Вонгола», и Вария со товарищи отправилась занимать их места. Моего мысленного посыла Суперби так и не услышал (ну почему я не владею телепатией?!), и мне оставалось лишь грустить. Фран троллил всех подряд, особенно отрываясь на избитом Гокудере за то, что тот позволил себя «избить». Маша бухтела из-за самых колких выпадов, ржала над менее язвительными, а динамитный мальчик ворчал так, словно пятой точкой на муравейник сел. То есть, он то орал, то бухтел, как в кабинете у врача после знакомства с тем самым муравейником. Далее вернулся Игорь и заявил, что «царек — неадекватный мстительный гад», за что был тут же затроллен мной.
— А ты явно не «царек», раз мстишь всем подряд, но определенно мстительный, раз избил нашего мальчика с никотиновой зависимостью и попытался отомстить Принцу, — выдала я. — Осталось только одно решить. «Гад или не гад — вот в чем вопрос?»
— Лена, — нахмурилась Маша.
— Да я уже привык, — фыркнул Игорь и так снисходительно на меня посмотрел, что я пожалела о том, что рядом нет ни Бэла, ни его стилетов. А то я бы с удовольствием один из ножичков в эту гадость метнула! А вот и ответ, кстати: гад он, раз гадость…
Но ответить нечто уничижительное я не успела: на кухню вплыл довольный жизнью Бельфегор. А вот и ножи… Стоп. Но у меня ведь был стилет! Блин, почему я такой склеротик?! Хотя ладно, главное, что Бэл был в норме. Волосы Принца были влажными, но челка всё равно надежно скрывала глаза, куртка была перекинута через локоть нашего короля жизни, а сам он явно пребывал в отличном настроении. Мстить Игорю мне резко расхотелось. Гораздо важнее было…
— Бэл, ты как? — удивленно спросила я. — Тебе что, понравилось?!
— Нет, конечно! — рассмеялся Принц и уселся слева от меня, повесив куртку на спинку стула. — Но мышцы и впрямь размяли и прогрели очень качественно.
— А за что же ты Игорю отомстил? — озадачилась я, зная, что Бельфегор ничего не делает просто так.
— За то, что он хлестнул Принца по пяткам, — усмехнулся Бэл, а сидевший справа от меня друг семьи покосился на него, как на врага народа. — Принц предупреждал: хоть одно лишнее движение, не направленное на адекватную парку, и он будет мстить. А Принц всегда держит слово!
— То есть, по сути, он сделал пакость, а ты его за это наказал, — вынесла вердикт я и умилилась: — Тиран!
— О да, — расплылся в довольной лыбе Бэл, — потому что иначе подданных не заставить служить так, как надо!
— Пойду я отсюда, а то несварение начнется, — подал голос Игорь и, прихватив тарелку с едой, помчался к себе. — Тут ведь у некоторых такой явный бзик на свой царственности, что кусок в горло нормальным, адекватным людям не лезет!
— Что есть «норма», и кто ее установил? — бросила я Игорю вслед, но он не ответил, а я заявила непонятно кому: — Бэл, как и я, куда адекватнее тех, кто мелко мстит исподтишка и прячется за чужие спины от праведного гнева.
— Ши-ши-ши, рад что Принцесса это понимает, — довольно изрек Принц, а на кухню заползли остальные пострадавшие от пара. Мечники вполголоса что-то обсуждали, а Суперби с влажными волосами, цвета стали, поправлял протез. Что-то мне как-то нехорошо…
— Скуало, ты как? — немного нервничая, спросила я и была удостоена ответа не по теме:
— Теперь твоя сестра, надеюсь, больше не будет открывать рот, чтобы сказать, будто капитан Варии не способен перенести какую-то ерунду!
— Это когда это я такое говорила? — возмутилась Мария.
— С утра! — пуще кобры (или Бэла) зашипела я.
Скуало сел на место Игоря справа от меня, а мы с сестрой начали спорить, выясняя, подначивала она меня и моих друзей или нет. Ужин прошел довольно успешно, Гокудера, правда, был очень хмурым, а вот Ямамото с Рёхеем веселились во всю, и боксер даже сказал, что обязательно еще раз сходит в баню. Больше его подвиг повторить никто не захотел. Вечером мы разошлись по своим комнатам, и я была осчастливлена научной беседой с влажноволосым мечником, явно после парки пребывавшем в состоянии, близком к нирване: он не орал и был подозрительно мирным и разомлевшим. Просто сидел в креслице и лениво, словно нехотя, обсуждал со мной символику. Наконец я не выдержала и сказала:
— Иди спать уже! А то сейчас прямо здесь отрубишься!
— Я не собираюсь «отрубаться»! — как-то очень вяло, хоть и громко, возмутился Суперби.
— Тогда отрублюсь я, — хмыкнула я, решив-таки его прогнать, но всё же не смогла не спросить: — Скуало, а как прошло? Ну, рука… Я забыла предупредить, извини.
— Ничего, — отмахнулся мечник без меча. — Подумаешь, какой-то мусор узнал. Это не самая большая тайна. Зато теперь твоя сестра не сможет говорить ерунду!
— Это да, — кивнула я, а мечник встал, потянулся и пошел на выход. — Красивых снов из копилки Гипноса тебе!
— И тебе, — отмахнулся мужчина, но в дверях затормозил и добавил: — Какого-нибудь сна про бой! Так, чтобы захватывало!
— Ты хочешь мне присниться? — скептически выгнула бровь я.
— Врой! Нет! — о, а вот и привычная активность гражданчика Акулки.
— Ладно, ладно, поняла, — перебила его я, не желая, чтобы он расходился, и Варийский громкоговоритель, ворча, уполз к себе. Я вяло подумала, что, к сожалению, мне всё же не приснится бой — мне приснятся кошмары, и поплелась в душ. Легла спать я вовремя, но часов до одиннадцати промаялась от бессонницы, а затем провалилась в вязкую дрему, не принесшую облегчения…
Конец POV.
Порой сны реальнее яви. И этот был точной копией старого воспоминания, воспроизвести которое в памяти абсолютно точно Елена Светлова не смогла бы. Вот только, уничтожив возможность вспомнить, человек не избавится от напоминаний, стучащихся в его разум по ночам…
Женщина с длинными черными волосами волокла за руку девочку лет двенадцати, угловатую, болезненно-худую, с огромными, полными ужаса синими глазами. Босые ноги ребенка отчаянно упирались в холодную землю, но с губ не срывалось ни звука. Она не пыталась ни вырваться, ни позвать на помощь, ведь убежать она всё равно не сможет — женщина сильнее, а крик… Никто не придет. Никто не поможет. Никто не спасет…
Женщина, внешне удивительно похожая на девочку, была абсолютно спокойна, а на губах ее играла надменная усмешка. Причинить боль? Это просто. Для этого не надо прилагать много усилий, да и сильным быть не надо. Ведь по-настоящему сильный никогда не обидит слабого… Синие глаза ее переполняло отвращение к ребенку, которого она тянула к небольшому амбару, а в сумерках отчетливо слышалось конское ржание.
Звуки. Запахи. Чувства. Всё это не имело значения, теряясь перед острым ужасом, ножом вспарывавшим душу девочки, перед глухой паникой, зашивавшей ее уши, перед безучастной безысходностью, заставлявшей ребенка всё же подчиниться. Потому что иначе быть не может. И девочка это знала точно, потому что иначе никогда не было. Только для нее, ведь другие люди — они другие, и их никогда не волокли по еще сочной, живой траве босиком, чтобы оставить на ночь в амбаре лишь за то, что она опять разбила два яйца…
Амбар встретил палача и жертву молчанием и высокой спортивной мужской фигурой у двери. Брюнет с презрением посмотрел на девочку и усмехнулся. Жестоко. Беспощадно. Надменно. Мусору нет места в этом мире, даже если этот мусор — его биологическая дочь. Даже если жена, которую он, кажется, любит, родила этого ребенка. Потому что девочка ущербна. А у них не может быть больного ребенка. Вот только кто был болен на самом деле?..
