Но всё хорошее всегда заканчивается, это непреложный закон мерзкой штуки под названием «жизнь» — к нам подошел ведший в поводу лошадь работник и хмуро поинтересовался у меня, опасливо косясь на Бельфегора:

— Хозяйка, Вы в порядке? «Скорую» не надо вызвать?

Почему-то я разозлилась. На то, что он разрушил эту идиллию, заставив Бельфегора ослабить объятия, на то, что намекнул, будто я нездорова, на то, что предложил отправить меня в больницу… Я обернулась и попыталась встать, прошипев:

— Оставьте меня в покое! Я не хочу вас видеть, я не хочу в больницу! Я не больна, сколько можно говорить?! Я не…

Фразу «я не псих» мне закончить не дали: Бэл вдруг закрыл мне рот ладонью и, обхватив меня за талию, поставил на ноги, а растерянный рабочий с недоумением на лице, глазами, полными пренебрежения, и чуть ли не на лбу написанной фразой: «Она точно псих», — поспешил уйти, ведя за собой рыжую лошадь.

— Тихо, Принцесса, — прошептал Бэл мне на ухо. — Им не надо слышать от тебя слово «псих». Ты не сумасшедшая, так не стоит об этом и говорить. Они всё равно не поймут, а значит, они недостойны слышать твоих пояснений. Принц знает, что такое взгляды, полные жалости, ставящее на тебе клеймо шизофреника. Когда он убил брата, он смеялся от чувства собственного превосходства, от своей победы, а затем закопал его тело, просто потому, что в Расиэле текла та же кровь, что и в жилах Принца — королевская кровь. Принц проявил уважение к происхождению Сиэля, похоронив его, ведь его закапывал сам наследник престола. Но когда Принца нашли рядом с могилой братца, всего в крови и земле, смотрящего на горизонт и грустившего из-за того, что больше никогда он не испытает подобной эйфории, его спросили, зачем он это сделал, и Принц ответил: «Я спутал его с тараканом». Расиэль и был тараканом. Гениальным тараканом, не более. Он всегда побеждал Принца бесчестными методами и после победы издевался над ним. Жестоко издевался. И Принц был счастлив прихлопнуть его, как надоедливого таракана, уничтожить его власть над собой. Но, знаешь, Принца не поняли. Решили, что он сошел с ума. Приводили докторов, представив прессе смерть Расиэля как несчастный случай, и кремировав его тело. Докторам платили за молчание о правде, и они ставили Принцу неутешительные диагнозы, потакая его родителям, желавшим получить подтверждение того, что их сын болен, и его можно «излечить» какими-нибудь таблетками. Принца травили различными препаратами, заставлявшими его спать чуть ли не по двое суток, обкалывали какой-то мерзостью, превращавшей его в растение, но однажды Принц, привязанный к кровати ремнями, сумел освободиться и притворился спящим, ведь он сумел, несмотря на состояние, близкое к безумию, сохранить остатки разума, он ведь Гений. И, когда ему принесли таблетку, он убил слугу, свернув ему шею, а затем сбежал, прихватив ключи своей жертвы. Он пробрался в свою старую комнату и выкрал стилеты, тогда еще не оснащенные нитями. Он решил отомстить. Отомстить тем, кто превратил его жизнь в Ад. Принц нашел своих родителей и убил их, но не получил того же удовольствия, что от убийства Расиэля. Он собрал вещи, взял с собой деньги и отправился, куда глаза глядят, потому что не хотел оставаться в том доме, хоть и был единственным наследником. Предъяви Принц сейчас права на престол, ему бы их вернули, потому что он обставил всё так, будто в дом вломились посторонние и, убив короля, королеву и несколько слуг, похитили их сына, а правит страной сейчас наместник. Но Принцу не нужен был титул короля — он не хотел жить в том проклятом доме и вспоминать месяцы, что его пытались сломать, и годы унижений от подлого братца. Он хотел испытать то, что чувствовал от победы над Расиэлем, и решил, что охотиться куда увлекательнее, чем убивать тех, кто говорит тебе: «Подумай, Бэл, мы хотели как лучше, просто положи нож и выпей таблеточку, она тебя успокоит». Уговоры и полные жалости и страха глаза — это не то, чего хотел Принц. Он хотел сопротивления, но они лишь пытались уговорить его принять таблетки, а это злило. И Принц отомстил. Но удовлетворения месть не принесла, и он решил, что отныне будет убивать лишь в бою, когда противник сопротивляется или пытается убежать, потому что ужас и желание выжить любой ценой в глазах жертвы куда более настоящие и ощутимые, чем паника, прикрытая жалостью и лицемерным пониманием. Принц обнаружил, что может зажигать странное пламя, и разработал систему ножей, связанных прочными нитями, которые, наполняясь тем пламенем, подчинялись его воле, и когда всё было готово, он занялся очисткой своей страны от отбросов — насильников, работорговцев, содержателей притонов… Но это всё было не то — они не могли долго сопротивляться. Тогда-то его и нашла Вария и предложила вступить в ее ряды, пообещав битвы с интересными противниками, способными долго ему противостоять. Принц согласился — это всё же было куда интереснее, чем просто убивать тех, кто его раздражал. Но хоть бои и стали сложными, а охота и прятки — чрезвычайно захватывающими, всё же Принц не испытал того, что почувствовал, убив своего главного врага. И это раздражало. В детстве он жил лишь мечтой уничтожить Расиэля, а с того дня, как достиг своей цели, он не жил, а существовал. И оживал, лишь когда чувствовал, что снова победил, не важно, погиб его противник или нет. Когда Принц видит свою кровь — кровь, так похожую на кровь Расиэля — он вспоминает всю свою ненависть к нему и то чувство, что, он знает, никогда больше не повторится. И это выводит его из себя, срывает тормоза и заставляет все инстинкты обостриться, а на первый план выйти ненависть и жажду мщения и победы, вот тогда-то и проявляются истинные навыки Принца-Потрошителя, который убивает, несмотря на собственные ранения, какой бы тяжести они ни были. Он просто почти не чувствует боли, точнее, не замечает ее, его захватывает эйфория, близкая к той, что он испытал, увидев кровь брата. Ведь это всё же королевская кровь. И Принц побеждает, кем бы ни был его противник, но этого всё равно недостаточно, чтобы снова почувствовать то пьянящее ощущение абсолютной победы и безграничного счастья. Победы у Принца были не столь значительны, а счастлив он с тех пор и до сегодняшнего дня не был ни разу.

Бельфегор замолчал и отпустил меня, но не отстранился, и я всё еще чувствовала спиной обжигающий жар его тела и ловила себя на мысли, что хочу обнять его и сказать, что счастье — это то, что невозможно обрести, причиняя боль, и счастлив он был даже не от победы, а оттого, что освободился, наконец, от гнета и издевок брата, но почему-то не могла этого сделать. Я боялась, что Бэл оттолкнет меня, и этот иррациональный страх не давал мне пошевелиться, потому я просто стояла, замерев, как мраморное изваяние, думая о его словах и о том, что он пустил меня в свою душу, рассказал о своей главной тайне, и чувствуя, что это делает меня счастливой… Наконец, Принц тяжело вздохнул и, отстранившись, пошел в сторону амбара, а я вдруг почувствовала безумное одиночество, которое почему-то меня испугало. «Не уходи», — билась в голове единственная иррациональная мысль, а холод сковывал душу от того, что спина, которую больше не согревал жар объятий Принца, начала замерзать… «Не уходи, не уходи, не уходи…» Я не могла его отпустить. Просто не могла. И этот страх, страх потери, был куда сильнее всех моих фобий и даже сильнее страха перед тем, что Бельфегор меня оттолкнет… Впервые в жизни я не хотела оставаться одна…

Мне вдруг стало безразлично, что будет дальше — я просто поняла, что не могу сейчас позволить Принцу сделать еще хоть шаг. Кинувшись за Бэлом, я схватила подол его куртки. Он обернулся, и я поняла, что что-то не так, потому что он не улыбался, как обычно, был бледен и явно нервничал, хотя обычно ему это и не свойственно. Но я не могла отпустить его, да и не хотела, потому всё же сказала то, о чем подумала после его рассказа:

— Бэл, знаешь… Прости, но я не думаю, что ты был счастлив потому, что убил Расиэля, или потому, что ты его победил. Я думаю, ты был счастлив тогда, потому что обрел свободу, потому что понял, что сможешь наконец вздохнуть полной грудью, потому что больше никто не сможет причинить тебе боль, победить бесчестно, издеваться или заставить твоих родителей сказать, что ты всего лишь номер второй… Ты освободился, и это сделало тебя счастливым. Победа дала лишь эйфорию и чувство превосходства, удовлетворения от того, что ты был лучшим и смог одолеть того, кого считали гениальнее тебя, но счастье тебе подарила свобода. Свобода, которой ты добился своими руками, потому что свобода, подаренная кем-то — лишь подачка, а свобода, которую ты выгрыз зубами — это то, что ты получил в результате тяжелой работы над собой, собственных мучений и боли, пролив тонны пота и крови. Ты спас себя, потому ты и был счастлив, Бэл. Свобода и то, что ты достиг ее сам, заставили тебя почувствовать то, чего ты не чувствовал прежде.