— Что не так? — озадачилась я, почесывая Торнадо за ушами.

— Почему такой вид? — холодно спросил Хибари-сан. — Это что, косплей?

— С какого перепугу? — опешила я и воззрилась на мужчину, как хоккейный вратарь на бьющего его по голове клюшкой защитника.

— Цвет галстука, — поморщившись, пояснил комитетчик.

Я рассмеялась и, начиная гладить коня по шее, пояснила:

— Этот костюм у меня уже давно. А галстук и впрямь из-за Дисциплинарного Комитета, но это не косплей. Просто, когда я прочла мангу, то подумала, что… — я замялась, но решила, что лучше уж правду сказать, чем выкручиваться, и выпулила: — Я решила, что мне очень не хватает уверенности в себе, а напоминание о том, что надо быть сильной в любой ситуации, может немного мне помочь, и потому я купила красный галстук, как у Вас, вот и всё.

— Хм… — многозначительно, да. Ну вот прям всё, что думает, понятно! А слабо вербально свои мысли воспроизвести, чтоб те, кто телепатией не владеет, тоже понять могли? Видать, слабо. Ну и ладно, раз уж я на него наткнулась, надо сыграть в сэра Персиваля и задать вопрос. Вот я его и задала, правда, не о сути Грааля, а о более прозаических вещах.

— Хибари-сан, у нас проблема небольшая: осень на дворе, а у Вас пиджак тонкий. Раз уж я в город еду, могла бы купить свитер или что-то подобное. Вы не скажете какой фасон брать, какой цвет и вообще, Вы что предпочитаете?

— Я предпочитаю, чтобы в мои дела не вмешивались, — ожидаемо высказался комитетчик. Нет, ну почему он мерзнуть предпочитает, а? Его тоже Маммон душит? На свои «кровные» он свитер покупать не хочет, я его еще неделю назад спрашивала, а он заявил, что ему и так тепло, а на мои не менее «кровные» — ему, видите ли, пафос не позволяет! Вот ведь бяка, а! Хомяк! Свинка-копилка! Ну на фига ему столько денег? На-фи-га? Зачем он их копит? Он говорит, «на экстренный случай», но разве морозы — не этот самый «случай»? Бесит, блин, не хуже Маниной жадюшности! Два сапога пара! Всё равно куплю. Потому что он не должен мерзнуть…

— Знаю, — отозвалась я, обнимая конягу за шею и уткнувшись в черную гриву носом. — Но холод это не прогонит. Нет, если Вы, конечно, хотите заморозиться или просто решили не выходить на улицу — вопрос другой. Но если Вы хотите появляться на улице и когда похолодает, стоит позаботиться о теплой одежде заранее. Это просто вопрос здоровья, а не амбиций или моей навязчивости.

— Ты не навязчивая, — ни с того ни с сего заявил Хибари-сан, и я, резко обернувшись, воззрилась на него, как Григорий Перельман на премию Математического института Клэя, то есть с недоверием, а он, поморщившись, добавил: — Ты часто лезешь не в свое дело, но не навязываешься.

— Ясно, — пробормотала я и решила, что раз уж меня пока не собираются за наглость камикоросить, стоит брать быка за рога, а подумать над этими словами можно будет и позже. Потому я улыбнулась и вопросила: — Тогда что скажете? Что мне покупать? Я же не могу сама за Вас решить.

— Ты просто… — слов комитетчик не нашел и, закатив глаза, заявил: — Не надо ничего. Я сам выберу.

— В смысле? — опешила я, а Торр фыркнул. Это он намекает на то, что я тупая, как автобус? Ошибка, Торнадо, автобусы умнее…

— В прямом, — поморщился наш Скупой Рыцарь, видать, решивший раскошелиться. — Если ты сама будешь выбирать, получится как с футболками! Так что я тоже еду.

— Ладно, — растерянно пробормотала я и, вспомнив, что он сам ко мне вообще-то подошел, решила проявить вежливость и спросила: — Я Вас перебила, но Вы же мне что-то сказать хотели, потому и подошли?

— Ничего, — бросил Хибари-сан и помчал в конюшню. И что это было? Ответа я, наверное, никогда не узнаю. Печалька.

Вскоре к конюшням подошли весело болтавшие Ямамото и Рёхей, и мечник пошел за Ладой, а боксер побежал в сарай за своим любимым советским великом. Хибари-сан вышел из конюшни, ведя в поводу довольно строптивого рыжего коня по кличке Мемфис, которого он давным-давно оккупировал и ездил исключительно на нем, и мы молча начали ждать остальных. Вскоре подрулила оставшаяся мафия с моими сестрами, и через некоторое время мы все собрались в кучку, благодаря чему я поняла, что едут все. Маньку, эту «бережливую» личность, такой расклад несколько не устроил, но она промолчала и лишь поморщилась, а Принц, зашишишикав, заявил:

— Кажется, едет куда больше народу, чем планировалось! Интересно, что заставило поехать нашего Облачного одиночку?

— Не твое дело, травоядное, — бросил Хибари-сан и, вскочив в седло, пришпорил Мемфиса. Я даже не удивлена! Он поедет с нами в одном автобусе, но в то же время он поедет в город сам по себе… Где у человека логика? Вся в шпионаж ушла, ага… То бишь в разведку.

Не обращая внимания на ехидные замечания Бэла, я тоже взгромоздилась на коника и скомандовала:

— Вперед, народ, к свершениям! А то опоздаем. Мы заочники, так что нам все эти празднества посещать не обязательно, но учебники надо получить, так что вперед и с песней.

— Ты же не любишь петь в толпе, — съязвила Ленка.

— А я вашим дирижером буду, — усмехнулась я, и мы всей гурьбой поскакали к деревне.

Наконец-то Рёхей мог не сдерживаться, потому что мы вскоре перешли на галоп, и крутил педали «от всего сердца», да так, что я даже начала волноваться, не рассыплется ли древний велик от его усердия, но он ведь был сделан в СССР, а не в российском подвале корейцами, так что сие испытание выдержал. Вскоре мы, сбагрившие коняг тете Клаве, перезнакомившейся со всеми, кроме Хибари-сана, как привязавшего коня, так и свалившего с участка, стояли на остановке и ждали вечно опаздывающий автобус. Я достала из кошелька деньги, выдала Мане, почему-то любившей оплачивать проезд (мазохистка, что ли? «Кровные» свои отдает, с ее-то «бережливостью», и кайф ловит), и, прибившись к Ямамото, прислушалась к его разговору с Савадой. Тсуна вещал что-то о том, что надеется больше не пересечься в транспорте с козой, а его друзья хихикали и давали «полезные» советы по охране ценного имущества в виде бронированного пиджачка от несомненно очень острых и опасных зубов русских коз. Такая веселая болтовня вывела меня из печали, и я включилась в разговор. Вскоре подъехал беленький, а вернее, грязненький, с просветами бело-серого ПАЗик, и мы, вмявшись в него, проперлись в самый конец салона. В этот раз народу в процессе поездки набилось так много, что я чувствовала себя селедкой в бочке, ну, или бычком в томате, и думала, что если еще хоть один человек вомнется, мои внутренности из ушей наружу вытекут. Маня же громко, на весь салон, возмущалась, говоря, что потому она и ненавидит общественный транспорт, что то один олень ногу отдавит, то другой в бочельник пихнет. Скандала удалось избежать лишь потому, что Маню заязвил Фран, и она переключилась на него, и в результате всю дорогу я, стоявшая недалеко от зеленоволосого парня и зажатая между Ямамото, Тсуной, Рёхеем и Мукуро, выслушивала препирательства сестры и семнадцатилетнего иллюзиониста с пунктиком на ехидстве. Наконец, автобус добрался до города, пересчитав все кочки и собрав с остановок всех страждущих, и мы дружной лавиной выпали на относительно свежий воздух. Я поправила пиджак, галстук и, поморщившись, пробурчала:

— Первое сентября, блин! Чего народу дома не сидится?

— Да ладно, нам вот тоже не сиделось, — рассмеялся Такеши и предложил мне руку. Уцепив его под локоть, я тяжко вздохнула и спросила:

— Ну что, народ, кто куда пойдет? Мы с сестрами в разных местах учимся. Маша довольно далеко отсюда, а мы с Леной — в разных корпусах одного института, в паре кварталов от остановки.

— Я с тобой, — подал голос Такеши, и к нему присоединились Рёхей, Мукуро и Тсуна.

— А я с Машей-чан, — улыбнулся Бьякуран и по-хозяйски приобнял мою сеструндию.

— Э-э-э! — возмутилась та, выкручиваясь из цепких объятий Зефирки, так и не полюбившей русское лакомство с подобным названием, из-за чего я постоянно пекла ему его любимые меренги. — Ты руки-то не распускай, а то и в глаз заработать можешь! Тоже мне, фамильярности какие!