Но вернусь-ка я к описанию своих будней. После завтрака я шлепала трудиться, затем готовила обед, опять же вместе с Ямамото, который стал моим личным поваренком и помогал уже не только с суши и сашими, далее мы все вместе обедали и мне даже удалось призвать за стол нашу Царевну Нехочуку по имени Елена Отощавшая, и она таки согласилась принимать еду три раза в день, хотя порции мне пришлось ей немного урезать. Дальше я снова пахала, аки папа Карло, тренировалась с Торром на конкурном поле и помогала, если было необходимо, Хибари-сану с его опытами у реки, которые этот «русал» недоделанный продолжил-таки, не говоря ни слова остальным мафиози, за исключением Франа. Мы с моим новым товарищем, оказавшимся на удивление глубокой, тонкой и интересной личностью, спланировав величайшую манипуляцию всех времен и народов, сумели-таки уговорить Хибари-сана принять помощь иллюзиониста, и нас даже не попытались закатать окинавскими дубинками в асфальт, ну, или в берег речки — это описание точнее. Франя помогал с хорошо скрываемым энтузиазмом, видимо, решив отдать руины на растерзание учителю и сэмпаю, а самолично потихоря ставить опыты, которые были интересны именно ему, на нашей многострадальной заводи. Что интересно, он заявил, что от камня с пословицей и алтаря под водой не исходит та же энергия, что и от остальных камней, но они являются частью «системы», и Пламя Неба из руин им передается. А еще он сказал, что эти два алтаря словно Инь и Ян — абсолютно противоположны по энергетике, и если те камни иллюзионистов притягивали, эти, наоборот, отталкивали, потому он их и не ощущал. Я совсем опешила от такого заявления и спустя некоторое время сумела выудить из скрытного комитетчика информацию о том, как он нашел булыжник с пословицей. История оказалась до ужаса проста: Хибари-сан его и не находил, а удачливым сыщиком оказался Ролл. Так как наш бравый воитель с травоядными его выпустил в помощь себе любимому, Облачный ёжик начал активно разыскивать все аномалии, чуть ли не носом по земле елозя, и в результате наткнулся на камушек, который его озадачил тем, что как раз таки пытался «оттолкнуть». Хибари-сан заявил, что если бы не звериное чутье Ролла, он бы не сумел его найти, потому как энергетически этот камень и впрямь всех и вся отталкивает. Вот так в очередной раз маленькая игольчатая няша спасла двухметрового Дядю Стёпу. Хотя не совсем спасла — скорее, «помогла», но это уже детали. А еще я узнала, что вождь всея ежей, Дисциплины, Намимори, а также пары «фермерша-иллюзионист» частенько наведывался в город, добираясь до него на лошади и отдавая конягу на попечение «человека, который не подведет в этом вопросе» (цитата главы недоверчивых людей, кстати), а точнее, парню по имени Антон, которого наш защитник слабых и угнетенных спас от разборок с гопниками. Что наш сиятельный Бетмен делал в городе, он не признавался ни под каким видом, и я попытки выяснить это забросила, но решила втюхать ему денежку, чтобы он на автобусе до города добирался (ну волновалась я за коня, волновалась! Мало ли, что этому «Антону» в голову взбредет? А если не доглядит?). Неприятие, отторжение и раздражение со стороны комитетчика были преодолены предложением эти денежки заработать, и наш пафосный глава японского крупного населенного пункта (не путать с мэром Намимори), помучившись немного, всё же согласился и по утрам трудяжничал, но так, чтобы никто из мафии или моих сестер об этом не узнал. Короче говоря, он зарабатывал себе на булку с маслом, да так усердно пахал, что, можно сказать, зарабатывал «на булку с маслом и икоркой». А я-то, наивная, полагала, что он только командовать может… Фигушки — он хоть и не любит впрягаться в активные трудовые подвиги, вполне на них способен, потому деньги ему я выдавала регулярно, равно как и Фране, кстати, решившему пойти по стопам комитетчика, которого «спалил», скажем так, благодаря своей неуемной любознательности и пронырливости. Они даже порой вместе трудились (кстати, всё чаще и чаще: им, кажись, понравилось обсуждать за работой теории, касающиеся камней, только фиг бы кто из них в этом признался), и если мимо шлепал кто-то из «нежелательных личностей», они не ныкались под ближайшим кустом, а просто скрывались за иллюзией хитрого фокусника с ехидством, заложенным в него генами. Но я отвлеклась!

Снова возвращаясь к моему распорядку дня, скажу, что после помощи комитетчику и иллюзионисту у заводи я шла готовить ужин, а после запихивания его в Ленку и остальных перлась на улицу. Далее вариантов развития событий было пугающее множество, что вносило хоть какое-то разнообразие и живость в монотонность и вялость будней. Например, ко мне мог подрулить герр Ананасэ и начать муштровать меня, в попытке научить слабосильную фермершу давать сдачи хулиганью шестом. Всё это сопровождалось заумными разговорами о мафии, цели моего персонального тренера в боевых искусствах (а точнее, в жалкой попытке осилить таковые), и о том, что такое честь, дружба и предательство. Благодаря этим диалогам Мукуро получил-таки задание, причем звучало оно довольно странно: «Рокудо Мукуро выполнит условия контракта в миг, когда предаст самого себя и поймет всю боль предательства». Мне это дико не понравилось, а иллюзионисту — тем более, но он сказал, что единственное, что он счел бы предательством самого себя — это отказ от своей цели, уничтожения мафии, однако он не может от нее отказаться, а потому задание невыполнимо. Если честно, я ему не особо-то поверила, потому как мне показалось, что он что-то недоговаривает и слишком уж спокойно сказал, что не оставит свою цель, словно это вообще не было тем самым пресловутым предательством самого себя, а если и было, то не самым главным, и что-то Мукуро еще не хотел в себе предавать, потому как после получения задания настроение у него не вылезало с отметки «хуже некуда», а шутки стали не просто язвительными, а злыми, но я не обижалась, прекрасно понимая, что ему откровенно фигово, и старалась лишний раз его не раздражать, а, наоборот, поддерживать.

С другой стороны, ко мне мог подрулить Тсуна, и мы отправлялись на конную прогулку, весело болтая о его успехах: он уже уверенно, в одиночку выгуливал лошадей и явно гордился собой, причем в вопросе его задания у нас тоже возник прогресс — Тсуна явно начал куда больше верить в себя и всё, что меня смущало — временные рамки, но я делала вид, что это мелочи и не ухудшала настроение своего товарища. А смысл? Он и так только из депры выплыл, на фига его обратно в компанию Мукуро и Ямамото отправлять?

Еще ко мне мог подбежать Рёхеюшка и начать обсуждать вопросы спорта, здоровья, диет и, что интересно, бытовых вопросов фермы. Вот уж кто точно освоился на все сто и чувствовал себя как рыба в воде! Он начал разбираться в вопросах ухода за лошадьми, а по кроликам и коровам вообще стал просто-таки специалистом. Добавьте сюда тот факт, что он следил за нашими работничками и тем, чтобы они выкладывались на все сто, забросив попытки разобраться с руинами и свалив каменья на босса, и получите результат — Рёхей стал самым настоящим фермером. Экстремальным, ага. Потому как ежели он замечал халтуру, то, пользуясь выданным мною разрешением, устраивал провинившемуся экстремальную отработку — заставлял бегать, отжиматься, приседать, ну, или просто нагружал работой по самые гланды. Его задание пока не особо продвигалось, но он не унывал и уж тем более не сдавался: однажды решив, что выполнит его, Сасагава отказывался верить в иной исход дела. Молодец он, что сказать? Всем бы так, особенно моей головной боли с разрисованным (хорошо не «подбитым») адским иероглифом глазом…

Однако это опять же не весь вариант развития событий моего типичного вечера, потому как иногда, шляясь по территории фермы, я натыкалась на Хибари-сана. Причем натыкалась всегда в одном и том же месте — в конюшне, в которой обитал Торнадо. Я вообще раньше часто туда ходила и своим привычкам из-за появления этих интервентов изменять не собиралась, а потому, ежели на подступах меня отлавливали вышеперечисленные личности, визит к конику откладывался, ну а если нет, я проводила вечер с комитетчиком, который гладил моего верного конягу, всё же принявшего его, как родного, и делал вид, что он просто мимо пробегал и вдруг отдохнуть решил, общаясь с полюбившим его всей своей вороной душой конем. Ага, в одном и том же месте, в одно и тоже время, с завидной регулярностью, словно на ферме всего одно животное имеется… Но я на этом внимание не акцентировала, потому как мне куда более важно было сохранить с ним нормальные отношения и не скандалить попусту, да и тонфа в глаз получить не хотелось. Хотя, если честно, я уже начала считать, что он меня не ударит, даже если я ему слегка нахамлю, потому как постепенно, после кучи философских бесед и моих рассказов о собственном детстве, и его — о Намимори и Дисциплинарном Комитете, я поняла, что он и впрямь начал подпускать меня куда ближе к себе, чем кого бы то ни было, и это не могло не радовать. Я же начала задумываться над тем, что для меня означает этот человек, и пришла к не особо утешительному выводу, учитывая, что он должен был скоро уйти: он стал важен мне, и я начала считать его своим другом. О да, именно другом, а не товарищем, потому что я знала точно: Хибари-сан не способен на предательство, а его мысли и философия были мне на удивление близки, ну, разве что я была пацифисткой, а он — сторонником позиции: «Нахамило травоядное? Закатай в асфальт, чтоб не отсвечивало!» Мы с ним порой просто сидели на лавочке за домом, порой отправлялись на конную прогулку, доезжая аж до самого леса, и я показывала ему свои самые любимые места в чаще, дорогие мне с самого детства, иногда просто бродили по территории фермы, или же шли к огороженному участку для запрятывания туда лошадей в особо ледянючий период года на время уборки конюшен, и я усаживалась на тамошний забор. Тогда я тыкала пальцем в небо, указывая на место, где должны были располагаться те или иные звезды, потому как летом темнеет очень поздно, и вещала о созвездиях и мифах, с ними связанных, а Хибари-сан, стоявший прислонившись спиной к этому самому забору и, ясен фиг, знавший все эти мифы, слушал меня и вносил поправки и дополнения, а потом мы начинали обсуждать истории древних народов и сводили всё к нашей любимой философии. Кстати говоря, истерик и размахивания тонфа перед моим носом, когда Хибари-сан услышал песню, которой я научила Хибёрдушку, не последовало — он лишь отловил меня и, впечатав в стену, вопросил: «Зачем ты его этому научила?!» Не особо понятное предложение, учитывая, что я в тот момент просто-напросто коровник чистила, и ни канарейки, ни ее хозяина в опасной близости не наблюдалось, но я, пробудив остатки (или останки, что вернее) логики, доперла, что к чему, и пояснила, что поскольку Хибёрд — лучший друг Хибари-сана, ну и, соответственно, наоборот, то я решила его этой песне научить, подумав, что Глава Дисциплинарного Комитета будет не особо против. Тем более, что когда он вернется в Японию, смысла песни всё равно никто не поймет: русский язык в Намимори вряд ли знает каждый второй. Комитетчик призадумался, а затем, хмыкнув, бросил: «Если о нас с ним, пусть поет», — свалил куда подальше и больше по этому поводу скандалов не закатывал, а я прифигело подумала: «Он что, решил, будто я могла Хибёрда этой песне научить с намеком на то, что я его друг? Да я бы в жизни на такую наглость не решилась — жить-то мне еще не надоело!» После этого я ту песню с канарейкой-куном пела исключительно в отсутствие ее хозяина, а когда он маячил поблизости, Хибёрд сие творение исполнял в гордом одиночестве. Ну, чтоб опять чего лишнего наш комитетчик не надумал. Вот так вот мы и шифровались с пушистым желтым комочком, разделявшим мою любовь к пению.