— И да пребудет с тобой сила, мой падаван!

— Это я теперь как Бэл, — хихикнул ёрный фехтовальщик. — Тоже с короной на голове.

— Не, Бельфегор диадему носит, а ты — корону! — хмыкнула я. — И он принц, а ты король! Гордись!

— Горжусь, — рассмеялся Такеши, поправив венок, и поинтересовался: — А Джиро что приготовишь? Он же моя «лопата» ныне.

— А ему будет дома выдана косточка. Мозговая, сахарная, — усмехнулась я и обернулась ко всё еще копавшему ямку трудяжке. — Слушай, если камень у поверхности… как-то долго он копает, тебе не кажется?

— Кажется, — поморщился Такеши и почапал к переставшему рыть землю песику. Я потопала следом, а позабытый-позаброшенный нами и всем миром одинокий дисциплинарный волк, видимо, не желая ботинки запачкать, остался на месте.

— Странно, — пробормотал Такеши, разглядывая ямку, и, тут же что-то заметив, возопил: — А ничего подобного! Вот он, камень! Смотри!

Я пригляделась, склонившись над ямкой, и узрела, что с левого края и впрямь выпирает небольшая часть темно-серого камня.

— Джиро, копай теперь чуть левее, — скомандовал Такеши, и наш доблестный хаски, ну или кто он там, снова ломанулся в атаку на стихию под названием «земля». Я была оттащена от канавки за плечи мечником-чистюлей, и мы оба, сложив руки на груди, замерли неподалеку. Хибари-сан стоял где-то слева, но мы на него не смотрели — мы во все глаза вглядывались в появлявшийся на свет Божий крупный, размером с человеческую голову, камень сферической формы сверху и плоский на «дне». То есть точно такой же как тот, что был найден Хибари-саном у заводи.

Наконец, когда камень был отрыт, Джиро отбежал к хозяину, а представители рода человеческого пошлепали к канавке — изучать добычу нашего шахтера. На камне, покрытом толстым слоем земли, ничего нельзя было разглядеть, и я, захватившая на этот случай пару тряпок (ага, тряпки взяла, а лопату забыла. Как говорится: «Логика, вернись!» — «Прости, но я чувствую себя ненужной, прощай…»), тут же опустилась на колени прямо в раскопанную землю и начала вытирать камень.

— Давай помогу? — с улыбкой вопросил Такеши, усаживаясь рядом со мной на корточки.

— Да ну, еще испачкаешься, — отмахнулась я.

— Так я потому и надел спортивные штаны, — рассмеялся прозорливый самурай двадцать первого века.

— Ну… Ну ладно, давай, — сдалась я и вручила ему еще одну тряпку. Кстати говоря, Такеши добился своего: помощь от него я уже принимала куда спокойнее и не чувствовала себя совсем уж нахалкой… Вскоре камень, который мы заранее решили не вытаскивать из земли, был очищен, и мы во все глаза уставились на иероглифы, нацарапанные на нем.

— Ого, — пробормотал Такеши. — Не ожидал увидеть здесь японские иероглифы.

— Но мир Мейфу, по сути, это верование японцев, так ведь? — усмехнулась я. — А то, что он реально существует именно как «Мейфу», а не как «Аид» или «Вальхалла» — это уже нечто нам, смертным, непонятное, но зато объясняющее наличие на камне иероглифов, разве нет?

— Тоже верно, — вздохнул Ямамото.

— Ты мне лучше скажи, что здесь написано, — перебила я его тяжкие мысли, — а то я с японским не дружу, пардон.

— Зато с французским дружишь, — рассмеялся он, намекая на произнесенное мной «пардон», и всё же перевел фразу, отличавшуюся от той, что была написана на камне у заводи: — «Yanagi ni yuki orenashi», то есть «Ива от снега не ломается».

— Ого, — протянула я. — Это намек на то, что необходимо упорно преодолевать трудности? К чему было зарывать такое верное изречение?

— Кто знает, — пробормотал Такеши и встал. — Одно ясно — эти руины здесь не просто так стоят.

— Ясно, что ничего не ясно, — фыркнула я и тоже поднялась.

К нам подрулил наш нетрудолюбивый чистюля и, усевшись на корточки, начал пристально разглядывать иероглифы на камне. Сравнивает? Видимо, да. И тут у меня за спиной раздался звук, который в данный момент, в присутствии господина Камикороса, я слышать ну никак не хотела.

— Ку-фу-фу! А что это вы здесь раскопали?

— Мукуро! — обернувшись, воскликнула я, с возмущением узрев в правой лапке нашей Феи трезубец. — Только не начинай!

— А почему ты считаешь, что всегда я начинаю конфликт? — протянул он, разглядывая тут же поднявшегося и зло на него воззрившегося комитетчика. — Это Кёя у нас всё никак не смирится с судьбой и лишь только меня видит…

— Хватит! — возопила я, а в руках нашего холеричного Главы Дисциплинарного Комитета, не выучившего в детстве слова «прощение», возникли тонфа, тут же полыхнувшие фиолетовым Пламенем Предсмертной Воли. — Вы нам все руины разнесете!

— Оя, оя, я не виноват, но, кажется, боя не избежать, — протянул Ананас и крутанул в руках свою вилку.

— Камикорос, травоядное, — процедил Хибари-сан.

— Брейк! — рявкнула я и, схватив Мукуро за левую, лишенную оружия лапу, потянула в сторону леса. — Ты идешь со мной и не смей говорить «нет»! Я не дам разрушить руины! Всё равно вы друг друга не убьете, а если убьете, тут же и победитель умрет из-за контракта! Смысл драться?!

Ананас, что интересно, закуфуфукав, потянулся за мной и, отсалютовав злющему, словно шахтер, лишившийся зарплаты за год, комитетчику, пошел к лесу, аки бычок на веревочке, но бычок довольный и ехидно ухмылявшийся. Что-то мне подсказывает, что именно на такую развязку он и надеялся… Марионеточник, блин!

Отойдя на достаточное расстояние от злобствовавшего главы CEDEF, я отпустила эту «редиску» и, прислонившись спиной к стволу старой березы, вопросила:

— Ну и фиг ли ты приперся? Только не говори мне, что просто гулял!

— А если и так? — хитро прищурился Ананас, замирая напротив меня с вилкой в обнимку и прижимаясь к ее древку щекой. Хотя, кажется, знаю: Машка говорила, что иллюзионисты «чуяли» незарегистрированные камешки, а как только мы один из них отрыли, наверняка «сигнал», от него шедший, усилился. Вот Ананас и примчал, как голодный волк, учуявший ароматы бифштекса и халявы!

— Я вынуждена буду закосплеить Станиславского и пафосно сказать: «Не верю!» — фыркнула я и, отстукивая ногой бешеный ритм, повторила вопрос: — Так чего ты заявился?

— А ты не рада меня видеть? — усмехнулся он.

— Представь себе, я не рада тому, что ты начал нарываться! — вспылила я. — Можно было тихо-мирно появиться? Чего ты сразу в бутылку полез?

— А ты не хочешь, чтобы Кёя пострадал? — рассмеялся Ананас без капли логики (хотя откуда она у травянистого растения?), и я, закатив глаза, простонала:

— Послал Бог идиотов на мою шею! Мукуро, уймись уже, а то я решу, что ты ревнуешь!

— А если и так? — ехидно усмехнулся он.

— Не верю, — развела руками я.

— Правильно, — ухмыльнулся он. — Зато подкалывать тебя очень весело.

— Слушай, ты веселись, но не нарывайся, — опять возбухнула я. — Ты понимаешь, что вы могли руины разнести?

— Ой, да ладно тебе, — рассмеялся он и, закинув трезубец на плечи, положил на него руки, то бишь оперся на него запястьями. Гимнаст, косплеящий штангиста, блин… — Мы бы отошли от камней. Ну, или я увел бы его в сторону леса.

— Ага, — фыркнула я, потирая предплечья. — И разнесли бы вы пол-леса! Уймись уже!

— Ку-фу-фу, ладно, уймусь, если расскажешь, что вы нашли, — выдвинул условие гадкий цукат с заапгрейденной дубиной неандертальца.

— Да куда ж я денусь, — хмыкнула я. — Тебя это тоже касается, хоть ты и «редиска».

— А мы, кажется, уже договорились, что я ананас, — наигранно расстроено протянула эта гадость.

— Ты гибрид, — фыркнула я и, поймав лукавый взгляд светофорных гляделок, всё же пояснила: — Мы нашли камень, на котором иероглифами написано: «Ива от снега не ломается». Что думаешь?

— Тебе все мои мысли озвучить или только по сути данного дела? — глубокомысленно вопросил этот выкидыш укуренной логики пьяного философа, возведя глаза к кронам деревьев, скрывавших небо.

— По делу, остальные членистоногие твоего разума меня на данный момент не особо интересуют, — поморщилась я. — Нам задачку решить надо, а по душам можно и потом поболтать.