— Мир, — коротко бросил Фей.

— В смысле? — не поняла я и воззрилась на него как на диво дивное, чудо чудное.

Мукуро усмехнулся и заявил:

— А ты, похоже, не много знаешь о мифах, да?

Я пожала плечами, а он, опустив лапку с цветком, пояснил наконец:

— Белая роза — символ смерти, загробного мира, воскресения из мертвых и перерождения. Изменения. В Ветхом Завете розовый куст — символ возродившегося к жизни человека. В индуизме Брахма, отдававший предпочтение лотосу, увидев розу, показанную ему Вишну, признал свою ошибку и вместе с ней первенство Вишну. Я хочу заключить с тобой не перемирие, а мир. Ты любопытное существо, мне интересно наблюдать за тобой. Я не понимаю тебя, не понимаю твоего отношения к жизни, но, скажем так, меня оно заинтересовало. Потому я не хочу больше враждовать. Мир?

Он вновь протянул мне розу и воззрился на меня столь насторожено, что мне аж дурно стало. И не потому, что я от него подвоха ждала, а потому, что мне показалось, будто он не верит в то, что я приму его предложение. И, наверное, именно поэтому я и решила его принять. Всё-таки в его разноцветных, пугающих, холодных глазах было столько одиночества, что сказать «нет» я не смогла, хоть и понимала, что мне это еще может аукнуться. Я потянулась к розе, но вдруг вспомнила о его словах, сказанных моей сестре, и ее реакции. Я вздрогнула и пробормотала:

— А как же Маша?..

— Да поговорю я с ней, — фыркнул он и протянул цветок ближе ко мне. Я улыбнулась, кивнула и взяла его, а потом спросила:

— А если роза — символ смерти и воскрешения, — хитро прищурившись, вопросила я, — значит, она и твой символ, символ человека, познавшего все Шесть Путей?

Фей хмыкнул и в моей левой руке возникла алая роза.

— В какой-то мере, — заявил он, а я с удивлением разглядывала цветы, сложив их вместе. — А белая и красная роза — символ единства, союза. Ну что, отдашь мне красный цветок?

Я пожала плечами и протянула Мукуро творение его больного разума, отливавшее багрянцем.

— Мир — значит мир, — заявила я, а иллюзионист тиснул собственноручно созданный глюк.

— Отлично, — кивнул он.

— Ладно, я пойду, — вздохнула я и встала, но Мукуро резко нахмурился и сказал:

— Цветок придется оставить. Это иллюзия.

— Ну и что? Это лишь символ, мир-то заключен и никуда не денется, — улыбнулась я и положила розу на кровать. Иллюзионист положил рядом с моей, белой, свою, алую розу, и я рассмеялась: — Это прямо-таки союз Йорков и Ланкастеров!

— Похоже, на этот раз война Белой и Алой розы не привела к победе одной из сторон, — поддержал меня Мукуро с ехидной ухмылочкой.

— Ладно, пока! А такой вид тебе, кстати, очень даже идет. Ты в нем очень домашний и мирный, — улыбнулась я и, махнув лапкой, свалила в туман, не при Тумане Вонголы будет сказано…

Оказалось, что я катастрофически опаздываю, а потому пришлось мчаться в коровник, как в пятую точку ужаленной. Рёхей уже закончил свою часть трудовых подвигов, и мне стоило немалых усилий заставить коров перестать жевать на время дойки: я тупо оттащила от них кормушки, что вызвало волну возмущения и мычания, но, к счастью, бунт был подавлен, слава Ланкастерам, то бишь мне. Кстати, в войне Белой и Алой розы победили как раз «красные», прям как в России (видать, алый и впрямь удачный цвет для революций), а, учитывая, что Мукурище через себя перешагнул, чтоб мне, «тупой и непонятной», мир предложить, то можно сказать, что вновь Ланкастеры, то бишь я, победили. А что? Мукуро сам меня красной розой снабдил, так что нечего жаловаться… Главное, у нас всё-таки мир. Но, думается мне, вредствовать он всё равно будет. Равно как и я — язвить. К тому же, несмотря ни на что, я всё равно жду от него подвоха и не удивлюсь, если эти грабли вновь зафиндилят по моей шишке, но это, как говорится, «уже совсем другая история» — главное, не начать ему доверять!

Отбыв утреннюю трудовую повинность, я ломанулась готовить завтрак, и ко мне присоединился бодрый и как всегда довольный жизнью Ямамотыч. Быстренько сварганив шарлотку и кашу для работников, я укуренно начала ваять тамаго яки, а на кухню начал просачиваться голодный и сонный мафиозный народ. К счастью, Бельфегор претензии высказывать не стал: шарлотка, покрытая глазурью, показалась ему сносной пищей. Ну а Маша, подмигнув мне, поведала, что «миссия выполнена», и я поняла, что ей удалось всучить Франу штаны, причем этот самый Фран явно пошел с Манюней на контакт, потому что в глубине зеленых гляделок вспыхивали тени эмоций, когда он обращался к моей сеструндии. После завтрака я, начхав на посуду, догнала Маню, урулившую к себе в «кабинет», и с порога заявила:

— Маш, у меня новости. Как обычно, два варианта.

— Начни с хороших, — хмыкнула Манька, не отлипая от монитора, на котором вместо документов тут же появился пасьянс — они ее вообще успокаивают…

— Ладно, — кивнула я и уселась на ее койку, а сеструндия даже не озаботилась тем, чтобы повернуться ко мне фейсом лица.

— Крапивин хочет заключить с нами сделку, — с места в карьер ляпнула я, и Маня замерла…

Раз, два, три, ёлочка, гори!

— Чего?! — заорала Маша, подтверждая мои наблюдения о том, что ей на переваривание шоковой информации секунд по пять необходимо. — Повтори!

Она резко обернулась, сияя счастьем и подозрительностью во взгляде одновременно, и я, пожав плечами, объяснила:

— Вчера мы встретились с ним в парке. Он сказал, что если у нас и правда лошади лучше тех, что ему в этом году продал Шалин, сосредоточившийся на московских покупателях и подсунувший ему не самых выносливых лошадей, то он, проверив сей факт, не против поговорить о заключении с нами договора.

— И ты хочешь сказать, что случайно встретила Крапивина в парке? — скептически выгнула бровь Маня.

— А вот это и есть плохая новость, — поморщилась я, скрещивая руки на груди.

— Ну и? — хмыкнула Маруся, закинув ногу на ногу. Кстати, она была в любимых серых брюках и белой блузе с длинным рукавом — опять мерзла…

— О встрече с ним договорился Бьякуран, решивший сделать мне приятный сюрприз, — издалека начала я, а Маня резко начала мрачнеть. — Он хотел помочь и выяснил, что Крапивин перешел на сторону Шалина, потому что ему больше импонировало ведение дел с «сильной, жесткой личностью», при том, что услуги наши хозяйства оказывали одинаковые. После этого он, — я поморщилась и, наконец, пояснила: — взломал твой комп и, выяснив всё о состоянии дел на ферме, договорился с Крапивиным о встрече, заинтересовав его.

— Во охамели! — возмутилась Маша, вскакивая. — Замки надо на комнаты вешать! Интервенты долбаные! А если бы он информацию использовал, чтоб нас подставить? Это хорошо, что он, похоже, с понятиями фраерок, но если бы…

— Маш, опять, — поморщилась я, перебив сестру, а та, слегка растерявшись, махнула рукой и со вздохом сказала:

— Ладно, и чего он хочет? Крапивин, в смысле. Простим уж этого альбиноса, фиг с ним. Помог-таки.

— Угу, — кивнула я. — Только не расстраивайся, но нам еще и Мукуро помог.

— Кто?! — рявкнула Маня подскакивая. Ну, этого я и ждала, сейчас начнется… Буду переводить. — Этот чунарь, — «pазиня», — которого я вылечила? — «обыграла». — Который, чтоб арапа заправить, — «не уплатить карточный долг», — кашпырить начал, — «скандалить», — и меня крамзать, — «оскорбить, унизить», — пытался?

— Маш, он не для этого тебя так назвал, — вклинилась я, но Машка заорала, уперев руки в боки и отбивая ногой бешеный ритм:

— Ша! — «молчать». — Шороху навел, — «скандал устроил», — чушонком прикинулся, — «обиженным человеком», — а теперь, чтоб хвостом накрыться, — «избежать ответственности», — решил леща кинуть? — «подхалимничать». — Фуций! — «Трус». — Хмырь болотный! — так, а вот это перебор! Она Мукуро «ничтожеством» назвала.

— Маш, хватит! — рявкнула я и встала. — Во-первых, он и впрямь не знал верного значения того слова, во-вторых, он идиот с избытком пафоса, который не способен извиниться, потому и продолжал настаивать, а в-третьих, я тогда этого не поняла, но вчера до меня дошло, что этой игрой мы ему реально больно сделали, в душу плюнули. У него свои заморочки, нам непонятные, и ему реально больно и тошно было, но не от твоего выигрыша, а от того, как ты победила, и не в том дело, что ты круче него карты передергиваешь, просто он… — нет, ну не могу же я Маше сдать Мукуро, правильно? Придется обтекать углы. — Просто он очень болезненно воспринимает подобные вещи. Обман. Тут всё очень сложно, мы реально ему очень больно сделали.