— А ты уже задумываешься о моем потомстве? — съязвил Мукуро и, нагнувшись к моему уху, прошептал: — Может, уже мечтаешь стать их мамочкой? Тетя Клава явно будет только «за», ку-фу-фу…

— Не «ку-фу-фукай» мне на ухо, Ирод! — возмутилась я и несильно стукнула по так удачно подставленному, что аж тянуться не пришлось, лбу Ананаса лежавшей возле раковины деревянной лопаточкой. — Мамой мне рано становиться в любом случае, кто бы в отцы ни метил. Ну а насчет твоей кандидатуры… — я окинула скрестившего руки на груди и ухмылявшегося иллюзиониста «оценивающим» взглядом. — Нет, знаешь, тебя одного много, а уж толпы язв с любовью к косплею травянистых растений и мелким пакостям я бы не вынесла.

— Оя, оя! Я такой один, если, конечно, не создаю клонов, — возмутился Мукуро, и тут же надпись в его глазу явила миру иероглиф «один», а вокруг меня появилась толпа его точных копий, тут же начавших меня обсуждать между собой.

— Грудь слишком маленькая.

— Рост тоже.

— Волосы блеклые, еще и секутся.

— Глаза черные — банально.

— Глупа.

— Определенно!

— Наивна.

— Согласен с предыдущим мной на все сто.

— Слишком добрая, и это портит ей жизнь.

— Несомненно!

— Не умеет держать язык за зубами и всё время язвит.

— У девушки должна быть маленькая, аккуратная ножка, а у нее сороковой размер.

— Абсолютно не женственна.

— А носит-то что? Кошмар любого человека, следящего за собой и модой хоть отдаленно.

— Зануда.

— Интриганка.

— А вот это не такой уж и минус, кстати…

— Стоп истерика, Ананасы! — завопила я, давясь от хохота и стуча лапой по раковине. — Вы ж меня по косточкам разобрали! Ёперный театр, Мукуро, когда я говорила, что не вынесу толпы Ананасов, я думала, что умру от раздражения, а оказалось — от смеха. Хорош меня смешить, а то закапывать придется, а похороны ныне дорогие…

— Закопаем под окном, — ответили иллюзионисты хором и исчезли. Впрочем, один остался и чуть удивленно, но явно без недовольства на меня воззрился.

— И не оскорбишься? — вопросил он, ехидно усмехаясь.

— А на правду не оскорбляются, — пожала печами я, вытирая выступившие на глаза от дикого ржача слезы. Нет, а вы прикиньте: толпа Рокудо Мукуро с наисерьезнейшими харями обсуждают ваши недостатки, да еще и находят «не совсем минус», и в чем — в интригах! Вот они, вкусы нашего гения обмана — выползли наружу. Жесть, ну правда! И ржач…

— Что, и оправдываться не будешь? Говорить: «У меня нет времени сходить к парикмахеру и возможности носить женственную одежду»? — хитро вопросил он.

— А смысл? — фыркнула я, прошлепав к столу. Ананас прошлепал следом — даже петрушечку с укропчиком на время покинул, оставив у раковины. — Я такая, какая есть. Кому нравлюсь — принимает, кому не нравлюсь — пусть шагает вдоль деревни с песней. Если уж у кого хватит сил и терпения, может, что-то и сумеет изменить, например, к парикмахеру меня пнет, а так мне как-то пофиг, кто и что обо мне думает. Но это было ржачно, спасибо — поднял настроение.

— Ты и правда странная, — усмехнулся Мукуро и пошел-таки намывать траву. Ананас моет траву. Трава моет траву. Мозг, вернись, я всё прощу, только трезвомыслие отдай!

— Какая есть, — хихикнула я, а Фей почему-то заявил:

— Но мне это нравится.

У меня глюк? Да нет, не похоже. Глюками у нас Мукурыч руководит, так что если даже и глюк, всё равно его слова…

Я хмыкнула и начала выуживать из холодильника необходимые ингредиенты: лук, молоко и масло. Затем настала очередь появиться на столе муке, белому хлебу и специям, а завершила приготовления я благодаря водруженным на стол кастрюле, глубокой тарелке и блендеру. Ананасовая Феюшка, не умевшая лепить котлеты, воззрилась на сие буйство ингредиентов и инструментов, аки баран на новые ворота, и тихонько вопросила:

— Это всё туда идет?

Я откровенно заржала и, похлопав Фея по плечу, заявила:

— Прикинь, да. Но остается вариант сегодня насытить твой желудок отбивной, а как-нибудь в другой раз затариться готовыми котлетами. Правда, сомневаюсь, что ты, с твоим-то характером, отступишь.

— Верно, — усмехнулся бравый боец иллюзий и хамства и пнул глобальный афиг куда подальше. Нет, правда, он что, не знал, как готовятся котлеты? Печалька…

— Тогда вперед, а я помогу, чем смогу, — пожала плечами я и уселась на свой стул. — Рекомендации от повара со стажем, хоть он и не мужик, примешь? Гордость позволит?

— Я не Гокудера, чтобы отказываться принимать дельный совет, основываясь на отговорке: «Глупая женщина!» — усмехнулся Мукуро и, сполоснув зеленушку, притащил ее к остальному многообразию продуктов. Видать, он надеялся, что надо лишь слепить из фарша котлетку, а тут — оп-па! Сюрприз! Ну да ничего, не мне же одной весь день от сюрпризов офигевать, правильно?

— Вот и ладушки, — хмыкнула я и начала объяснять Ананасу технологию приготовления наипростейших котлет. Что интересно, он оказался на редкость благодарным слушателем и талантливым учеником, у которого почти всё получалось практически сразу, разве что слова: «Соль, специи — на глазок», — вызвали недоумение и возмущение, вследствие чего я, пострадав с минуту от мук совести, всё же всыпала сии ингредиенты в фарш лично. Говорят же, что гении — они во всем гении, жаль только, это на душевные качества никак не влияет… В результате нашего совместного творчества, во время которого мы постоянно друг другу язвили, а я еще и частенько смеялась, миру были явлены аж целых четыре котлеты, две из которых Фей запихнул в холодильник, заявив:

— На завтра пойдут.

— Запасливый ты мой, — «умилилась» я. — Может, ты не Ананас, а хомяк?

— Вполне возможно, — хитро протянул Фей. — Но что мешает хомяку быть еще и ананасом? Хохолок начесал — и никаких проблем.

— Тоже верно, — рассмеялась я. — Значит, ты ананасовый хомяк.

— А если я оскорблюсь?

— А на правду не оскорбляются.

— Логично.

— А с логикой ты дружишь.

Я снова рассмеялась, Мукуро же, потыкав варившуюся картошку ножичком, заявил, что всё готово, а делать из картохи пюре ему лень. Потому, накидав себе в тарелку вареных корнеплодов, он уселся на место Ямамото, а я потопала намывать за ним посуду. Хотя, к слову сказать, обычно он следы своего пребывания на кухне изничтожал сам, равно как и его враг, а потому заявить, что меня нагло используют в качестве посудомойки, я не могла. А жаль… Покончив со спасением посуды от следов бурной поварской деятельности моего падавана, я уселась на свое место и с удивлением обнаружила, что Мукуро к еде так и не притронулся, а просто сидел, положив подбородок на ладони и облокотившись о столешницу, и задумчиво смотрел на деяние рук своих.

— Что не так? — озадачилась я.

— Хммм… — протянул Мукуро и, отломив вилкой кусок котлеты, протянул мне. — Попробуй.

— Офигел? Я вегетарианка! — возмутилась я, и он заметно расстроился — аж поморщился. — Ты что, не хочешь пробовать, что ли? Ой, да ладно! Нормально ты всё приготовил, я же следила, так что ешь и не переживай.

— И почему ты такая добрая? — шваркнув вилку в тарелку, раздраженно спросил Мукуро. Чего? У Ананаса истерика? Когнитивный диссонанс? Ломка стереотипов? Спокуха, я всегда такая, причем со всеми своими товарищами, отставить нервы! — Я же причинял тебе боль. Неоднократно. Почему ты меня простила? Почему не возненавидела? Почему помогаешь, да еще и подбадриваешь?! Я не понимаю!

Ого… Кажись, у нашего дикобраза наболело — он аж иголками стреляться начал. Мукуро воззрился на меня тяжелым взглядом, а я растерянно смотрела ему прямо в глаза и думала: а правда, почему? Машка всегда говорит, что прощение — не выход, оно лишь дает «злодею» шанс нанести новый удар, а вот я… Я не умею долго злиться, не умею таить обидки, не умею говорить тем, кто протягивает мне руку дружбы: «Да иди ты лесом», — даже если понимаю, что мне это всё выйдет боком. Наверное, виной тому воспитание, но… Я просто люблю, когда люди улыбаются, и ненавижу, когда они плачут, как Ленка, забивавшаяся в детстве в дальний угол своей комнаты и шептавшая: «Если магия есть, пусть поможет…»