— Значит, идти? — невпопад, сам удивляясь своему безразличию, спросил Поттер.
— Иди… что ли, — пожал плечами Малфой. — Сумку оставь, отнесу.
— Ладно, — поднимаясь и сонно потирая глаза, закончил разговор Поттер, — только умоюсь.
— На ужин не пойдешь?
— Спасибо, и так тошнит.
Они разошлись, как дуэлянты, не оборачиваясь, будто бы оттолкнувшись спинами.
*
— Ну, улыбнитесь, мистер Поттер, — Гарри вытер лицо и руки полотенцем, лежащим на краю старинного умывальника, поковырял ногтем серую жилку на жадеитовом, отполированном за многие годы боку круглой мыльницы. Мельчайшие детали обстановки комнаты для джентльменов стали такими выпуклыми, как будто он разглядывал всё в бинокль с сильным увеличением: разделённые свинцовыми рамами на мелкие ромбы, желтоватые стекла окон, бронзовые краны, светильники, пол из огромных каменных плит, тёмные массивы дубовых дверей… «Это же надо, какая добротность даже в… подсобном помещении. Всё на года, да что там, на века делалось. А вот меня, — Гарри задумчиво разглядывал себя в блестящей глади овального зеркала, — как-то нелепо, небрежно «сляпали». Волосы вон торчат, нос короткий какой-то… и, вообще, малейший стресс — и уже расклеился. Сколько, интересно, я продержусь? Устал, сломался, приступ ещё этот дурацкий. Раньше, кажется, не замечал такого…»
— И нахрена мне вообще школу заканчивать? Не пойду никуда, пусть отчисляют, — вслух решил он. И поплёлся в подземелья.
*
— Профессор, — Поттер открыл дверь в класс Зельеварения и, не поднимая взгляда от полоски света, прочертившего жёлтую линию у него под ногами, спросил хмуро: — Что мне делать сегодня?
Снейп, стоявший к нему спиной, немного развернулся:
— Проходи, Гарри. Как ты себя чув…
Но Поттер перебил его:
— Профессор, сэр, укажите, пожалуйста, где я буду работать. И не надо поломойку называть по имени. Нет никакой опасности — Золотой Мальчик здоров, не помрёт на ваших руках, не стоит волноваться. Сэр. Мне бы, — зло и торопливо заглатывал он окончания слов, — отработать поскорей, сэр, очень много конспектировать на завтра. Извините. Если не возражаете, я бы хотел начать.
Говоря это, Гарри рассчитывал, что Снейп брезгливо укажет ему на груду какого-нибудь грязного инвентаря, котлов или реторт и «отвалит восвояси», как он сформулировал у себя в голове, или, на худой конец, выразит привычное презрение и попутно оскорбит. Делов-то! Порядок. Мир незыблемо стоит на трёх слонах и черепаха пердит в свой пузырёк, как говорит Малфой. Всё как обычно! Но профессор снова отвернулся. “Делает вид, что смутился? Или не может на что-то решиться? Вот же артист! Ага, но на этот раз не очень правдоподобно играете, сэр”. Он что-то сосредоточенно разглядывал на высокой полке. Конечно-непременно-обязательно-несомненно нечто очень важное, понимание значения чего подвластно лишь такой вот черноволосой длинноносой голове! Гарри так захотелось поддаться какому-то неожиданному злому азарту, распалявшемуся во всём теле, перебить тут всё, превращая стеклянную посуду в звенящие весёлые острые осколки, которые можно с наслаждением топтать каблуками, раскидать справочники и методички, коробки с заготовками для зелий, порезать в пух и прах мешки с сыпучими ингредиентами, сдвинуть, нет, свалить в кучу парты и стулья, поджечь и насладиться зрелищем чернеющего от копоти каменного потолка. И вытягивающегося от гнева лица декана — хоть какие-то живые эмоции, а не то притворство, которым он потчевал Поттера последние дни. Но внутренний напряг быстро рассосался, как жилка или хрящик в горячем бульоне, и стал какой-то мутной, тухлой жижей. «Блевотиной! — подумал Поттер, ожидая ответа ненавистного преподавателя. — …Коробки?..» — он замер, не дыша, спешно проворачивая в голове скрипучую идею, всё больше и больше окрашивающуюся в синий цвет…
Снейп между тем, стоя перед старинной, средневекового вида, кафедрой, что-то деловито перечёркивал в свитках пером. «Расписание ваяет, змей, не иначе, — подумал Поттер, — и на часы поглядывает. Намекает, что время очень дорого. А я вот не опоздал профессор, не к чему придраться? Не смотрит на раба презренного. Ну ладно, пойду, блин, потружусь во славу Хогвартса половой тряпкой и скребком».
Гарри отправился за стеллаж, в угол, где всегда валялись грязные, закопчённые котлы с запечёнными остатками зелий, которые не брали обычные очищающие заклинания, и для виду погремел посудой, пнул большой пустой чан, пошумел. Да, долгие часы он провёл тут, скребя и чистя. «Зараза! Как надоело-то! Аж злость берёт!» Он начал лихорадочно осматривать хранящиеся тут коробки и банки. Вот! То, что надо! Она!
«А теперь, сэр, попробуйте сделать вид, что не замечаете Гарри Поттера! Посмотрю, как у вас получится. Заодно и положу конец всем этим играм. Вернее, начну самую грандиозную и увлекательную, с которой всё и закрутилось, которую давно надо было продолжить. Вам ведь понравилось, сэр? Так бы и сказали, прямо и просто, или язык не туда прилип, немногословный господин зельевар? В бордель, небось, не зелья от болезней Венеры продавать притопали. Захотелось повторения той отработки? Или чего-то покруче? Свистнули бы, Гарри Поттер — понятливый. Давно надо было сообразить, к чему все эти ужимки, голос, взгляды, разговорчики на «ты», хватание за руки. А не строить из себя невинного крольчонка, падающего в обморок от близости мужчины, любовь-морковь, поцелуи-мечты-о-хуе, тьфу!» — Гарри забрался на стремянку и достал с самой верхней угловой полки знакомую синюю коробку. Открыл, запустил в неё пальцы, лизнул светлый порошок. Всё! «Ну, спасайте меня, господин профессор, вам не привыкать! В прошлый раз это у вас великолепно получилось». Не выпуская коробку с ядом из рук, он поспешил к Снейпу, боясь раньше времени потерять сознание.
Профессор с сосредоточенным видом продолжал шелестеть пергаментом, он мельком взглянул на Гарри и… улыбнулся. Тот поперхнулся и возмущённо засопел.
— Я… Вы… Видите… Снова… Ну… — Его бросило в жар, но не от яда, бурлящего в крови, а от… стыда. «Мальчишка! Мальчишка! — твердил про себя Гарри, прикрыв глаза. — Что же теперь? Я умру? На его руках, как романтично! Сейчас у меня встанет — и мало не покажется!» — он, вспыхнув румянцем, высоко поднял голову и расправил плечи, словно готовился выдать пламенную обличительную речь с трибуны суда. Посмотрел прямо в глаза Снейпу. А чего тушеваться?.. Гарри ждал, а эрекция всё не приходила. Он старался прислушаться к своему организму, особенно в районе паха, но слышал только смешанный стук собственного сердца и часов. «Неужели, на этот раз будет без побочных явлений? Сразу копец?» Казалось, прошла целая вечность, последние секунды его молодой, так глупо и позорно, никчёмно оборванной жизни. Кошмар, это же похоже на суицид! «Гарри Поттер отравился и умер от неразделённой любви прямо у ног уважаемого профессора Снейпа!» — так будут верещать все газеты!
— Я не хотел! — набычился Гарри. — Так и знайте! Но… Я сделал это потому, что…
— Потому, что вы — гриффиндорец и Поттер, — без злобы перебил его Снейп. — Неужели вы думаете, что я сам дважды совершаю одну и ту же ошибку или позволяю это другим? В коробке давно хранятся сушёные паучьи глаза, надпись «яд» отсутствует. Зачем вам, Поттер, очки, если вы не умеете читать? Для красоты? И голова тоже?
Это было уже слишком!..
Гарри больше не мог смотреть на Снейпа. Он мечтал об одном — провалиться сквозь землю или испариться, развеяться по ветру. Но где взять в подвале Хогвартса ветер?.. И каким заклинанием пробить эти несокрушимые камни под ногами?..
— Чем я тебя обидел? — Северус стоял рядом, Гарри даже отшатнулся, так неслышно тот подошёл. Подошёл, даже не шелестя мантией, принеся с собою тонкий запах чего-то… остро-приятного, знакомого и тёплого. Запах жизни? Фантазий и ожиданий, которым теперь не суждено сбыться?
Профессор тронул его за плечо… и Гарри поплыл. Он выпустил коробку из ослабевших рук и пробормотал:
— Не… да… Не знаю! — наконец-то поднял взгляд. — А отработки за что? Просто по старой памяти? За бордель? — сдерзил он неожиданно для самого себя.
