Шок. Кассий пребывал в шоке несколько дней. Потом потребовал от русского колдуна доказательств. Тот предоставил всякие документы, анализы и даже наглядно продемонстрировал Клохауну пару опытов. Сомнений не было: Бецкой способен избавить ребёнка от ликантропии. Кассий больше не мог раздумывать, у него просто не осталось на это сил. Роза медленно угасала, её собственные приступы ликантропии стали особенно ужасны, в полнолуние она совсем теряла рассудок и, чего с ней прежде не случалось никогда, превращалась в совершенно дикую, невероятно злобную волчицу, несколько раз попыталась убить себя. Кассий понял, что жизнь сына и любимой женщины гораздо тяжелее на Весах мироздания по сравнению с жизнью оборотня Ремуса Люпина. А убивать Клохауну было не привыкать…
Гермиона бежала по лесу, её вело сердце и маячок, который Ремус носил на себе в полнолуние. Сегодня, придя навестить его в охотничий домик, Гермиона не застала там мужа. А вокруг дома обнаружила странные следы. Люпин никогда не гулял по окрестностям в шкуре волка – значит, случилось нечто из ряда вон выходящее.
Пробравшись через валежник и колючие заросли ежевики на поляну, Гермиона застыла, онемев. Ноги приросли к земле, волшебная палочка повисла в безвольной руке. Картина, представшая взору миссис Люпин была столь ужасна, что походила на страшный сон.
Посредине поляны, в окружении густых елей, на измятой траве располагались три фигуры. Три волка. Один (Ремус! Гермиона узнала бы его из миллионов других оборотней!) без дыхания покоился в луже крови. Густая, тёмная кровь. Повсюду. Его дымчато-серая густая шерсть почти на всём теле была изодрана в клочья, на горле зияла большая дыра. Другой волк лежал в стороне и тяжело дышал, он тоже был серьёзно покусан, но жив. Третий, самый худой, гладкошёрстный волк, рыжеватого окраса (О боже! Да это же Роза!!!), стоял над трупом Ремуса. В этой позе было всё: горе, печаль, ярость, непонимание, неприятие, желание грызть всех направо и налево, чтобы только усмирить клокочущую внутри жажду мести.
Гермиона протянула к дочери руку, сделала несколько шагов навстречу и упала без чувств. Волчица Роза издала рык, от которого, казалось, задрожали в ужасе даже тяжёлые лапы елей, и медленно приблизилась к Кассию. Тот не мог защищаться, и не хотел. Он заскулил и смиренно подставил зубам любимой горло. Короткий выверенный бросок, лязг челюстей – через минуту жизнь из тела убийцы Клохауна вытекла вместе с кровью и ушла в землю. Роза запрокинула голову и издала леденящий душу жалобный вой…
Отрыть кинжал на могиле отца оказалось не так уж и сложно. Роза провозилась не более четверти часа, даже кромешная темнота не была ей помехой. Теперь главное – чтобы не дрогнула рука. Убить другого – сложно, себя – ещё сложнее. Она знала, что не умрёт, а всего лишь избавится от этой дикой боли в сердце, но звериные инстинкты мешали ей ударить саму себя в грудь Кинжалом Милосердия.
Блестящий металл сверкнул в свете выглянувшей из-за облака луны – глазам стало невыносимо. Центессима Люпос в руке потерявшей от горя разум молодой женщины будто ожил, превратился в нечто живое, настойчиво требующее крови. Роза вспомнила мёртвого Люпина, упавшую без чувств маму, Кассия, которому она так верила, а он всё испортил, всё-всё испортил… Представила своего малыша, в ужасных муках превращающегося в волчонка… И со всей силы всадила себе нож под сердце. Провернула два раза, загнала глубже – и только после этого потеряла сознание. Издалека, опасаясь приблизиться из-за очень чуткого волчьего обоняния, за происходящим внимательно наблюдал молодой мужчина, длинноволосый брюнет в мантии профессора школы Хогвартс.
*
— Нет, не-е-ет! – Агата какое-то время сдерживала слёзы, но рыдания буквально разорвали ей горло. – Мерзость! Какая мерзость!
Перед ней на кровати веером была рассыпана пачка колдографий, непонятно, как оказавшихся в школьной спальне гриффиндорки Поттер, – её любимый Драко, её жених Драко Малфой, самый лучший на свете, самый умный, самый сильный, самый красивый, самый верный Драко в разнообразных позах занимался сексом с Гарри Поттером! Оба мужчины были молоды. Тела их потны от страсти. Ракурсы чудовищно интимны. Поцелуи, эрегированные члены, анусы, смазка, фрикции. Сперма.
Агата завыла в голос. Папа! Драко! Нет!
Потом принялась рвать гадкие снимки. Те поддавались с трудом, Агата поранила в кровь ногти, по её лицу солёным ручьём бежали слёзы. Разумеется, ей, как дочери аврора, сразу же пришла в голову идея о подлоге, фальсификации, она с помощью волшебной палочки произвела не особо сложную экспертизу подлинности колдографий – и только после этого жарко выдохнула, проваливаясь в бездонную пропасть чёрной обиды и ярости: «Не-е-ет!»
Кровь загорелась в венах юной волшебницы. Ей казалось, что весь мир горит, и комната, и школа. Горело её сердце, горло горело от слов:
— Проклинаю! Проклинаю!
Агата упала без чувств.
Очнулась она от ужасной жажды, такой сильной, что невозможно было терпеть и думать о чём-то другом, кроме её удовлетворения. Перед Агатой сидел на полу их новый учитель ЗОТИ, красивый темноволосый русский маг, профессор Бецкой, и что-то шептал ей, гладил по руками, протягивая к губам чашку со странно, но очень притягательно пахнущим напитком.
— Что же вы, мисс Поттер, разве можно так волноваться? Столь нежная девушка должна себя беречь. Вот, выпейте это, и все ваши беды пройдут. Если вас кто-то обидел, милая, то скажите — и я их накажу.
Агата почти не понимала его слов. Но с жадностью прильнула к чашке. Только потом смутно вспомнила, что вкус напитка был ей слегка знаком. Как-бы. Что-то похожее она пила давно, в раннем детстве… Пожар погас. Спальня стала прежней. По телу Агаты разлилась приятная прохлада и бодрость. Горло перестало саднить. И сердце застучало весело. Она посмотрела в синие глаза своего нового преподавателя и улыбнулась ему...
Жизнь — вечная борьба света и тьмы, равновесие — чудовищно хрупко, берегите его...
КОНЕЦ
