— С Маквой всё будет хорошо. Молодой, крепкий, много сил и здоровья. Только неосторожный, беспечный. Жаганаши (1) появился вовремя и спас Макву. Я благодарю жаганаши. — Старик приложил руки к груди. — Чаранго починю, этому инструменту сто лет, и его очень сложно убить. Музыка — очень сильная сила, почти непобедимая. Сильнее разве что только любовь.
Он обработал Поттеру порез на ухе, ссадины от кастета, вправил начавшее опухать запястье, дал переодеться в чистую футболку. Потом заварил травяного чая и принялся окуривать помещение дымом из трубки. Что-то похожее на смесь винограда и полыни, ну не марихуана же… Глотнув горького, но приятного напитка и терпкого дыма, Гарри сразу словно проснулся, клонившая его тяжесть развеялась, он почувствовал прилив сил, тело наполнилось лёгкостью, голова вообще полетела куда-то сама по себе. Старик всё время что-то говорил, подливая Поттеру отвар, несколько раз отлучался к внуку, потом принёс флейту и протянул её Гарри:
— Тебе пора, я знаю. Вот, Вабогиманс (2), прими от нас в дар. Пусть вездесущий дух Пачакамак хранит тебя. Эта антара не простая, она исполняет самое заветное желание. Только одно. Бери, поиграй на ней, когда будешь наедине с самим собой. Спасибо тебе и удачи.
Гарри принял из рук старика подарок, даже не удивился и, тем более, не стал отказываться. Заморочил его индейский колдун, что ли, или обдурманил наркотой?
Всю дорогу до своего дома Гарри крепко прижимал за пазухой тростниковый инструмент. Чудилось, что она, как живая притихшая зверушка, греет ему сердце.
Спать хотелось так, что даже тела не чувствовал. Казалось, прислонись к чему-нибудь или просто замри хоть на пару секунд — и заснёшь стоя. Но Гарри прогнал мысли о мягкой постели и, устроившись в продавленном кривобоком кресле, стал разглядывать флейту. Держать её в руках было приятно. С приглушенной горечью вспомнил, что пропустил-таки сеанс связи с Платиновым Драконом. Жаль, но не смертельно. Наверняка виртуальный любовник не обидится и придёт на свидание в пятницу. Он вообще всегда всё понимает, общается с Гарри так, словно знает его много лет. Подчас даже лучше самого Гарри. Случайная встреча на сайте гей-знакомств, начавшаяся с двух провокаций — ника «Платиновый Дракон», банального до тошноты, вызвавшего у Поттера зубное нытьё, но притянувшего внимание, будто магнитом, которому не было сил сопротивляться, и сэлфи шикарного стояка, этому самому Платиновому Дракону в реальном времени и принадлежавшего, — очень быстро из виртуального траха превратилась в нечто большее, гораздо большее. В настоящее доверительное общение двух одиноких парней, странным образом совпавших, как пазлы, в дружбу, в глубокую связь сердец, разделённых расстоянием. Лица своего Дракона Гарри никогда не видел, во время их секс-сеансов тот всегда настраивал собственную камеру так, чтобы оно не попадало в кадр. Только тело, ниже шеи, обнажённое, стройное, красивое, иногда волевой нежный подбородок, губы — никогда. Белокожая грудь, поджарый живот, член не меньше восьмёрочки. Бёдра, колени, спина, плечи. Небольшая родинка в форме двух сросшихся ягод с листиком — на правой ягодице. Она буквально сводила Поттера с ума! Сколько раз он рычал в голос от невозможности прикоснуться к ней губами, сколько раз видел и ясно чувствовал во сне, как обводит языком эти шоколадного цвета миниатюрные «вишенки»… Левое предплечье Платинового Дракона всегда было перетянуто спортивным бандажом с изображением забавных крокодильчиков. На Гаррин вопрос виртуальный любовник ответил, что по дурости неудачно резал себе вены и искалечил руку, не хочет выставлять уродство напоказ.
Ладно, до вечера пятницы ещё три дня — слишком долго. Но ведь Дракону можно написать по электронке в любое время, поболтать, рассказать о сегодняшнем происшествии. Вот об этой флейте. В ответ получить именно те слова, которые нужны Поттеру… Платиновый Дракон поддержит, посоветует, рассмешит, обнадёжит. Ближе человека у Гарри Дэвиса нет. Это так странно…
Хотя… Ближе… Близкий человек… Исполнение мечты…
На Гарри, перебиравшего пальцами гладкие и тёплые, словно живые, трубочки флейты, накатило оцепенение. Истина, весь последний год пытавшая его, уколола в сердце. Старый индеец сказал, что флейта исполнит одно желание. И это желание, как большой призрак, всплыло перед глазами, обрело контуры и черты лица конкретного человека. Нет, Гарри никогда не мечтал о нём всерьёз. Просто мечтать было не о чем — с покойным Снейпом у него никогда ничего не было и быть не могло. Ни малейших намёков на симпатию, на взаимный интерес. Разве что несколько странных взглядов… странность которых Поттеру вспомнилась слишком поздно — тогда, когда Снейпа не стало. Зачем мечтать о том, что невозможно в этом мире? Встречи, поцелуи, слова любви, касания рук и тел — это для живых. Вместо желаний и фантазий — ледяная тоска, замораживающая кровь в венах. Любое воспоминание о Северусе — и по всему телу начинает гулять дрожь от льдинок, пробивающихся по кровеносной системе к сердцу…
Подумалось… откуда-то вынырнула и захватила в плен уверенность, что в эту ночь старик-индеец может оказаться прав. Именно сейчас. Не обман. Завтра или в другие дни колдовство момента развеется, а пока Поттер ещё не до конца очухался от дурмана, пока в нём ещё горит искра недавнего боя, пока сердце открыто неожиданностям, плохим и хорошим, перуанская флейта и впрямь может сослужить ему волшебную службу. Почему бы и нет. Попробовать. А вдруг? Никакого риска.
Выдуть из тростника несколько нот — и чёрный кошмар, угнездившийся в душе год назад, а, может, и раньше, исчезнет. Растает, выветрится. И всё встанет на свои места. Придут спокойные сны, радость от каждого утра и каждого вечера, вернётся желание жить. Не необходимость выживать, а желание, искреннее и непоколебимое, быть здесь, сейчас и всегда…
Гарри пошёл на кухню, выпил минералки, пошатался по своей крохотной квартирке из угла в угол. Посмотрел в окно на спящий квартал. Кажущийся спящим. «Другой» Лондон, здесь даже климат как будто иной — жарче. Брикстон, несмотря на близость к центру, считающийся одним из самых опасных в криминальном смысле районов, Брикстон, в котором селятся и «белые воротнички», и люди, сидящие на пособии, Брикстон, где легко раздобыть хоть гашиш, хоть «кислоту», а наркодилеры метят каждый свою территорию, вешая на деревья старые кроссовки…
Он вернулся к флейте. Решительно взял в руки и поднёс её к губам. Коснулся нежно, будто поцелуем. Трубки оказались грубее, чем он думал.
Первые звуки, которые Гарри попытался выдуть, вышли гнусавыми, простуженными. Инструмент неохотно отчихался. Но потом дело наладилось — новоявленный флейтист приспособился и сумел издать несколько вполне сносных, непротивных, даже красивых протяжных «у-у-у… у-ю-ю…»
Глубоко вздохнув, словно после тяжёлой работы, Поттер огорчённо подумал: «Интересно, а что старик имел в виду, когда предлагал сыграть на флейте? Уж явно не это убожество, которое у меня получается». Облизав пересохшие губы и поудобнее перехватив антару, погладив её по шерстяной оплётке, он попробовал подудеть ещё раз. Вышло на удивление лучше, гораздо. Флейта будто бы привыкала к музыканту, открывалась ему, сама ловила и затягивала в себя воздух, осторожно им выдуваемый, и выпускала из себя неприхотливую, но явственно различимую мелодию.
Дальше — больше. Гарри осмелел, воодушевлённый успехом. Само собою, словно кто-то внушил, родилось понимание, что нужно, как бы это странно не звучало, полностью положиться на флейту, позволить ей управлять, отдаться, подчиниться воле и энергии, плавно истекающей от музыкального инструмента инков.
Комната заполнилась протяжным, долгим голосом. Антара говорила с Гарри на своём языке. Откровенно, чуть игриво, смело, честно, как со своим. Воздух бился о стенки тростника и находил выход в щемящем душу свисте — то в глубоком и серьезном, то в высоком и тягучем. Флейта окрылённо рассказывала о ветре, поющем на разные голоса в горных отрогах, свободном ветре, который вдруг приручили, а он и не слишком-то сопротивлялся. И о густой траве, стонущей от его порывов. И о больших птицах, парящих в синеве. Всегда одиноких в небе, в своём полёте. Из мрачных углов комнаты с любопытством выглянули тени людей, одетых в балахоны, поблёскивающие осколками зеркал и разноцветных стёклышек, с высокими «коронами» перьев.
