Дрожавший обнажённый Римус стоял в душевой кабине под струями ледяной воды и жадно ловил ртом ускользавшие капли. Тело его было напряжено так, что мышцы казались каменными и неживыми, частые судороги заставляли его время от времени сжимать зубы, дыхание никак не могло прийти в норму. Он уже весь заледенел, кожа прибрела синеватый оттенок, но холодную воду выключил только тогда, когда в мозгу не осталось ни одной другой мысли: «Холодно! Сердце сейчас замёрзнет… Холодно!» Вытираться и греться он не торопился. Стоял, держась руками за кафельные стены, стучал зубами и не открывал глаз. До его почти отключившегося слуха донеслось странное цоканье и хлюпанье лёгких шагов по влажному полу ванной комнаты. Обернувшись, он увидел косматую собачью морду. Глаза пса в обрамлении длинных пушистых ресниц смотрели преданно и печально. Горячий шершавый язык лизнул его в бедро. Римус увидел большую кровоточившую рану на боку собаки и отвернулся. Стоять мокрым и голым в холодной душевой под пристальным взглядом пронзительных собачьих глаз было, мягко говоря, неуютно.

— Что ты делаешь, Блэк? Думаешь, запах мокрой псины меня возбуждает? Да! Но не так, как бы тебе хотелось… Успел заметить? — Люпин завернулся в полотенце и бочком, чтобы не касаться огромной собаки, протиснулся из душа. Та поплелась следом за ним. — Тебе известно, что волки ненавидят собак? — Он даже не вытерся толком, а принялся замёрзшими непослушными руками поспешно натягивать одежду. — Если, конечно, эти собаки — не течные суки. — Бросил колючий взгляд в сторону пса, который сел и склонил голову набок. Впервые в жизни Люпин не сдержал злых издевательских слов: — Послушай, Блэк, а ты когда сидишь, тебе хвост не мешает? На яйца не давит?

«А тебе?» — пронёсся в голове чужой голос. Люпин озадаченно посмотрел на высунувшего язык Бродягу, но решил пока не придавать особого значения своей внезапно возникшей способности телепатического общения с животными.

— Я же, когда почувствовал, что не сдерживаюсь, приказал тебе убираться! — он сурово посмотрел в собачьи глаза. — Или ты думал, что я кричу нечеловеческим голосом, рычу, дёргаюсь и обрастаю шерстью от сексуального возбуждения? — Пёс кивнул. Люпин бессильно опустился на скамейку. — Я чуть не убил тебя, — произнёс он еле слышно и обхватил голову руками.

Блэк воспользовался моментом и почти бесшумно обернулся в человека.

— Ты меня спас, — присел он рядом, набросив себе на пах мокрое полотенце Римуса. — Оттолкнул… Правда, шею придётся лечить, — помял ноющую холку, — но позвоночник в порядке.

— Дай посмотрю твой бок. Рана плохая. — Люпин хотел повернуть Блэка, но тот остановил его. — Ты не понимаешь, как я опасен!

— Понимаю. Видел собственными глазами и почувствовал на собственной шкуре. Тот ещё аттракцион!

— Я думал, что учусь с этим справляться… Но раньше было по-другому. Всё изменилось. Я совершенно не могу сдерживаться, когда… Когда мы вместе. Зверь рвётся наружу!

— Полнолуния не каждый день, — беспечно болтал ногой Блэк, — мы могли бы держать график. Это неприятно, но зато не так… больно, — он поморщился от резкого движения. — Будем считать, что у тебя критические дни.

Люпин нахмурился ещё больше.

— У меня правда не хватает сил, — он устало потёр глаза, — ни контролировать свои приступы… ни сопротивляться тебе…

— Приступы свои ты контролируешь просто потрясающе! Иначе бы я не сидел здесь сейчас живой и полный желаний. — Серые глаза озорно блеснули. — Сила не в том, чтобы не оборачиваться. А в том, чтобы, став оборотнем, не забывать, что ты человек! — серьёзно произнёс Сириус и улыбнулся. — А сопротивляться мне? Можешь даже не тратить силы! Ничего не выйдет! Блэк всегда получает то, что хочет!

«Зря одевался», — мелькнуло в голове у Люпина, и он отбросил тяжёлое мокрое полотенце, целомудренно прикрывавшее Блэка.

— Забавно, правда? — усмехнулся тот, проследив за его взглядом. — И хвост не мешает…

Глава 8. Чтобы никто не пострадал

Запыхавшийся, не чувствовавший ног, Блэк остановился в нескольких шагах от перегнувшегося через перила Люпина. С верхней площадки Астрономической башни тот, словно зачарованный, смотрел на плиты школьного двора, казавшиеся с этой высоты мелкими клеточками, и как будто не замечал прибежавшего к нему сломя голову, взмыленного друга. Сириус, несмотря на чудовищные опасения, разрывавшие его готовое выскочить из груди сердце, нашёл в себе силы не дразнить Римуса своим взволнованным видом и заговорил лишь после того, как немного успокоил дыхание:

— И что ты, Рем, интересного там увидел?

Люпин нехотя разогнулся, повернулся к нему, но не отошёл от края площадки.

— Я сегодня ночью задрал оленя, — сообщил он.

— И что, вкусно было? — улыбнулся Блэк.

— Очень! — с вызовом ответил Люпин. Помолчав, добавил: — Не помню… А если бы это был Сохатый?

— Не думаю, что ты покусился бы на Поттера, — Блэк понял, куда тот клонил, но сделал вид, что не разделяет тревог Лунатика.

— Я ничего не помню, — совсем тихо произнёс тот, — почти ничего… Он становится очень сильным. Неуправляемым. Он побеждает меня. У меня больше нет сил приказывать ему.

— Кому? — обычно понятливый Блэк играл в дурачка.

— Себе!!! — взорвался Люпин.

Сириус подошёл к нему, взял за руку и встал между ним и перилами ограды. Распознав этот не очень хитрый манёвр, Люпин усмехнулся:

— Ты что, боишься, что я спрыгну с башни?

— Нет, — абсолютно уверенно ответил Сириус, — я знаю, что ты этого не сделаешь. «Ещё несколько минут назад я чуть не умер, ожидая увидеть внизу твою разбитую вдребезги глупую башку!»

— Теперь уже точно не сделаю, — кивнул Люпин, — пробовал — не получается… Он очень хочет жить и не пускает меня. Нужно, чтобы это сделал кто-то другой…

— Что сделал? Убил тебя?! — заорал Сириус. — Ты совсем свихнулся!

— Не кричи, — поморщился Люпин, — у меня голова болит.

— О!

— Ты знаешь, зачем меня сегодня вызывал Дамблдор? — Люпин вздохнул. — Кто-то покалечил девушку в Хогсмите. Скорее всего, оборотень. Видишь, как нас много развелось? — Он сверкнул глазами, сквозь бледную лазурь проступили огненные блики, и цвет его радужки приобрёл зеленоватый оттенок. — «Это было бы очень красиво… при других обстоятельствах», — отвлёкся Сириус. — В окрестностях школы работают мракоборцы. Наш директор решил уточнить, не я ли позабавился с несчастной. С чего бы это ему так думать? Он ведь всегда доверял мне. Сам уговорил родителей и притащил меня в школу. Помогал сколько раз. А тут вдруг заинтересовался моим алиби! Но я на него не обижаюсь, нет. Потому, что… оборотень — есть оборотень! И мне это известно лучше других. Хищный зверь! Чудовище! Но самое страшное, Блэк, что я не мог оправдаться! И не потому, что потерял от возмущения дар речи. А потому, что не мог с абсолютной уверенностью сказать Дамблдору, что это был не я!

— Но ведь это был не ты, — Сириус в последний момент умудрился сменить уже слетевший с губ вопрос на утверждение.

— Хорошо, что хоть ты НЕ СПРАШИВАЕШЬ, — Люпин отвернулся. — Я не представляю, что с этим делать… Знаешь, что ещё меня останавливает? — его голос дрогнул, на глаза навернулись давно сдерживаемые слёзы. — Или кто? Родители. И ты.

«Вот и отлично», — Сириус, делая вид, что не замечает его мокрых глаз, подтолкнул Римуса к лестнице.

*

«Это когда-нибудь кончится очень плохо, — мысли в голове Люпина ворочались медленно и тяжело, — очень, очень плохо… Но у меня есть шанс не допустить. — Его вялая правая рука безвольно водила по левому запястью осколком стекла. — Пока я ещё не в полной его власти, пока зверь во мне не стал альфой. — Стекло не было острым, но оставляло на коже следы, похожие на ожоги (не только серебра боятся оборотни…). — Но он уже так освоился, что запросто командует, — Люпин уронил осколок и не мог найти в себе силы наклониться за ним, — никогда не позволит мне самому решить… Надо что-то придумать. Чтобы никто не пострадал. Друзья, Сириус. — Он прильнул к покалеченному запястью и принялся зализывать горевшие болью полосы. — Как часто мне стал сниться сон, — Люпин запрокинул голову, — в котором я, проснувшись утром, вижу рядом с собой в постели Сириуса с перекушенным горлом или выпотрошенным животом! Это сводит меня с ума. И больше всего на свете я боюсь, что сон станет явью. Боюсь даже больше, чем полной луны… Надо попросить у Эванс её трактат о горных троллях. Что-то, я помню, было там об их лютой ненависти к волкам…»