Язим глубоко вздохнул.

— Потому что, — он неохотно признал, — никто из живых не знает этого. Баллада о принцессе Габриэлле заканчивается загадкой. Многие пытались угадать исход, но никто не может предсказать правду с уверенностью.

— Черт тебя дери тысячу раз, — воскликнул Томас, хотя и невсерьез. — Ладно. Расскажи мне то, что ты знаешь. Я придумаю свое собственное проклятое окончание, если это будет нужно.

Язим, похоже, согласился. Он собирался с мыслями, пока солнце продолжало спускаться к горизонту. Наконец, он вздохнул и сказал:

— Путешествие принцессы близилось к завершению, и в то же время труднейшая часть была еще впереди. Самое сложное препятствие лежало перед ней.

— Что же будет теперь? — устало потребовал Томас. — Призраки? Демоны? Гигантские двухглавые козлы? С каким фантастическим врагом она должна была еще повстречаться?

Язим сухо засмеялся.

— С самым худшим из всех, — ответил он. — Врагом всех, кто путешествует по мертвой пустыне. Последним испытанием Габриэллы… был голод.

Габриэлла растопила снег, чтобы попить, но отсутствие пищи становилось невыносимым к тому времени, как темнота опустилась во второй раз после ее выхода на поверхность земли. Она разбила лагерь в лощине у подножия крутого холма, воткнула факел с гоблинским огнем в землю и подумывала съесть немного замороженной желтой травы. Она знала, что такая пища не обеспечит ей необходимого питания, даже если бы ей удалось проглотить немного. Может быть, завтра она найдет горстку ягод, оставленных ее тайными полуночными посетителями. Однако, она не сильно надеялась на это. Покинув пещеру дракона, она не видела практически никаких признаков жизни за исключением редких следов дикого зайца.

При мысли о зайце у нее мучительно потекли слюни. У нее не было лука, и способы ловли зверей, которые она изучала в академии, были к сожалению забыты. «Зачем принцессе знать, как ловить пищу?» — в то время думала она про себя. Теперь, медленно умирая от голода в сумеречном холоде, она вспомнила об этом и засмеялась с горькой иронией.

Перышко кружил высоко в вечернем небе, ища свой собственный ужин. Она безмолвно наблюдала. В конце концов, он сложил крылья и бросился к земле, превратившись в стремительную пернатую стрелу. Через несколько минут он появился в тени лощины с наполовину съеденными остатками мыши в когтях. Он бросил ее рядом с факелом, словно предлагая Габриэлле.

— Спасибо, Перышко, — вздохнула она, улыбнувшись. — Ты оставил мне самое вкусное, да? Голову и хвост.

Габриэлла не могла заставить себя съесть принесенное, но она уже была на грани. Если она не найдет пищи завтра, вполне возможно, она будет счастлива съесть мышиную голову. Девушка вздрогнула, хотя ее живот жадно зарычал в предвкушении.

Она заснула.

В ту ночь ее посещали навязчиво яркие сны. Ей снился Меродах в своей крепости, окруженный телами тех, кого она любила. Дэррик был там, бледный и окровавленный, также и Рисс, выглядевшая трогательно изможденной в своем платье подружки невесты. Мать Габриэллы лежала в засохшей луже черной крови, с открытыми глазами, устрашающе пустыми в темноте.

Хуже того, ее отец был тоже среди них, пронзенный ржавым мечом. Рядом с ним лежали Сигрид и Маленький принц, вытянувшись на полу, как бревна, мертвые, но не похороненные, так и не похороненные.

И Гете там был. Его тело стояло прислоненное вертикально к столбу.

Меродах с усмешкой вышагивал между трупов, едва не наступая на них или отпинывая их в сторону, когда проходил, и Габриэлла пыталась докричаться до него, умоляя больше не причинять им зла.

«Они уже мертвы! — пыталась она крикнуть сквозь сомкнутые губы. — Пожалуйста, не причиняй им зла! Позволь мне прийти и забрать их, чтобы почтить достойным погребением! Пожалуйста!»

Но безумец не слышал ее. Он бесконечно ходил, задумчиво бормоча и барабаня пальцами по короткой бородке, и каждый раз, когда его тень падала на эти бледные лица, Габриэлла съеживалась от беспомощного страдания, не в силах отвести взгляд, но и страшась смотреть.

А потом Гете начал двигаться. Он был мертв, но все же он выпрямился, отодвинувшись от столба, на который он опирался. Его глаза не смотрели ни на что, но они повернулись к ней невидяще. Его губы ощерились в пародии на улыбку, показывая гнилые зубы и черные десны. Его правая рука рывками поднялась, словно рука марионетки, а затем неуклюже опустилась на меч у его полуразложившихся бедер. Он промахнулся, снова дернулся, и наконец схватился за рукоять. Оживший труп медленно вынул меч из ножен. Лезвие было липким от засохшей крови.

Тело Гете двинулось вперед. Его походка не выглядела человеческой, каждый шаг был разной длины, его ноги безвольно шаркали по земле. Голова откинулась назад, ухмылка по-прежнему была на лице. Меч поднялся в воздух. Он собирался разрубить тела только ради мрачной забавы Меродаха.

Или, возможно, вовсе не это было его намерением. Возможно, он затевал нечто худшее…

Габриэлла попыталась закричать сквозь пелену сна. Она сползла на мерзлую землю, сбрасывая плащ, которым она накрывалась. Перышко проснулся. Он поднял голову из-под крыла и всмотрелся в своего спящего товарища. Она стонала и билась в свете гоблинского огня, ее волосы рассыпались по лицу.

— Нет… — пробормотала она. — Нет, Гете. Уходи прочь. Ты просто тень, призрак. Ты мертв. Не надо… — Она приняла жалкую позу, в ее стонах звучало все больше паники, голос постепенно перешел на крик. — Нет, Гете! Это Меродах! Он использует их для забавы и грабежа! Не делай их марионетками тьмы! Нет! Не-е-т!!

И все же она не проснулась. Она перевернулась рывком на бок и издала долгий стон. Щеки были мокрые от слез. Вскоре, однако, ее беспокойство утихло. Ее дыхание снова стало ровным. Напряжение оставило ее спящее лицо.

Перышко пристально наблюдал за этим. Он подпрыгнул ближе, двигаясь в свете огня, и остановился возле плеча Габриэллы. Сон закончился. Сокол щелкнул клювом и встряхнулся.

Остаток ночи он не спал.

Утром Габриэлла принялась рыться в мешке, ища хоть какие-нибудь крошки, которые могли остаться. Она нашла желуди, которые она спрятала раньше, те, которые оказались в таинственной кучке ягод. Она съела их. Они были очень жесткими и на вкус как плесневелый пергамент, и все же ее желудок напал на них с жадностью. Небольшой всплеск энергии распространился по ее жилам, она даже почувствовала некоторое воодушевление.

Она обратила энергию на то, чтобы отправиться дальше.

Ослепительные лучи восходящего солнца пробивались сквозь облака, превращая снежные холмы в сверкающую картину. Габриэлла упорно шла, стремясь к далеким горным вершинам.

Ее мысли блуждали. Мечтания юности теперь занимали все ее время. В них она думала о своей матери. Габриэлла видела себя маленьким ребенком, сидящим на коленях матери и слушающим сказки. Мама переворачивала страницы книжек, и красочные рисунки, казалось, оживали. Счастливые зеленые драконы взлетали с бумаги и уносили ее прочь, поднимая в облака, подсвеченные золотистым светом, и в теплые, голубые небеса. Голос матери преследовал ее, рассказывая истории, и Габриэлла осознала, что вспомнила звук ее голоса, который, как она считала, уже давно позабыла.

Ее ноги неустанно двигались вперед, вычерчивая борозды на снегу, и Габриэлла возвращалась к себе, как будто издалека. Слезы стояли в ее глазах. Голод сделал ее слабой, и слабость принимала форму бреда. Она не боролась с этим. Видения были лучше, чем монотонная утомительная ходьба или разочаровывающее однообразие снежных холмов.

Горные вершины оставались такими же далекими.

— Я должна сделать это, — задыхаясь, сообщила она соколу, который кружил у нее над головой. — Я должна остановить Меродаха. Если я убью его, все будет закончено. Его армии остановятся. Камелот устоит. Все будет спасено. Все будет спасено…