Майкл услышал, как хлопнула входная дверь, вернулась Хлоди. Он не стал спускаться вниз, не хотелось устраивать разборки в присутствии Лю. Когда жена вошла в спальню Майкл резко (что было ему совсем не свойственно ранее) подошел к ней и, протянув ей брошюру, спросил:

– Как ты это объяснишь, Хлоди?

Жена не смутилась, не запаниковала, не заплакала и не закатила истерику. Она спокойно взяла брошюру, положила ее на тумбочку около кровати.

– Чему ты так удивляешься, Майкл? Тебе никогда не было до меня никакого дела. Ты всегда считал меня недалекой курицей, помешанной на боевиках. Ты отобрал у меня молодость, ты отобрал у меня сына. Я никому не нужна в этом доме.

Если бы она гневно выкрикнула эти слова, заливаясь слезами, Майкл бы просто повернулся и вышел, чтобы не видеть очередную истерику жены. Но Хлоди говорила совершенно спокойным тоном, и это напугало Майкла более всего. А самое ужасное, в ее словах было много правды. Он давно уже считал жену чем-то вроде необходимого придатка к талантливому сыну. И вдруг оказалось, что придаток имеет собственное мнение. Майкл молчал, Хлоди, между тем, продолжала говорить.

– Я знаю, ты хотел, чтобы я занялась танцами или плетением макраме… Но Мне Это Не Интересно, Майкл! – она чуть повысила голос и у мистера Фонга появилась надежда, что сейчас этот тихий кошмар закончится и начнется привычная семейная ссора, но Хлоди взяла себя в руки. – Почему ты не радуешься, Майкл? Я нашла увлечение себе по душе. Знаешь, ТАМ никто не считает, что я глупая. ТАМ мне объяснили, что просто пока никто в семье во мне по-настоящему не нуждается. Но мне надо терпеливо ждать, и наступит день, когда я буду вам нужна.

– И когда такой день наступит? – машинально спросил потрясенный Майкл.

Хлоди пожала плечами:

– Не знаю. Там говорят, что я сразу пойму…

На этом их первый и последний разговор по поводу нового «хобби» миссис Майкл Фонг закончился.

Куда бы ни ходила Хлоди Фонг, ТАМ ее не обманули насчет дня, когда она станет очень нужна своей семье. Только ждать этого дня ей пришлось почти десять лет.

Все эти годы семья Фонг жила в состоянии хрупкого, очень хрупкого мира. Таких семей много вокруг нас. Со стороны кажется, что у них все в порядке, вы даже завидуете таким семьям, – ну, надо же, как у людей все отлично складывается… И лишь иногда, случайно, вам удается заглянуть за кулисы благополучия.

К шестнадцати годам Лю выиграл несколько региональных и международных юношеских скрипичных конкурсов. В тот год, когда «настал час» миссис Майкл Фонг, ее сыну Лю исполнилось 16 лет, и его заявили на Московский Международный конкурс скрипачей имени Никколо Паганини. По этому случаю в торжественной обстановке студенту консерватории мистеру Лю Фонгу была вручена уникальная скрипка работы Джузеппе Гварнери, один из пятидесяти дошедших до наших дней инструментов, некогда созданных великим генуэзцем.

Событие широко освещалось в прессе, фотографии Лю со скрипкой в руках появились во всех СМИ, даже главные новостные каналы страны уделили этому примерно две минуты своего дорогого эфирного времени.

Конкурсная программа стала предметом ожесточенного спора между Майклом и педагогом Лю по классу скрипки. Майкл считал, что хотя исполнение знаменитых «капризов» Паганини будет весьма выигрышным, все же стоит познакомить публику с гораздо менее известными произведениями. В итоге был найден разумный компромисс: для выступления соло Полонез Венявского, второй тур – скрипка в сопровождении фортепьяно – соната Дж. Тартини «Дьявольские трели», в третьем туре (в сопровождении симфонического оркестра) Лю должен был играть Концерт для скрипки с оркестром Петра Чайковского. Для финального концерта (в том, что Лю выйдет в финал никто не сомневался, вопрос был лишь будет ли он первым или возьмет Гран При) был выбран Первый концерт для скрипки с оркестром Никколо Паганини. Времени до конкурса оставалось всего ничего, каких-то полгода. Лю отправил заявку и начал готовиться. В конце августа Майкл Фонг получил письмо от профессора, педагога своего сына по классу скрипки. Титулованный мэтр просил мистера Фонга изыскать возможность нанести визит в консерваторию. Так случилось, что у мистера Майкла Фонга как раз случился небольшой перерыв в гастрольном графике, он отправил ответное письмо, в котором сообщил, что приедет в среду.

Профессор ждал Майкла на втором этаже в аудитории номер двести тридцать четыре.

– Здравствуйте, – сказал Майкл и протянул ему руку, – я вас слушаю.

– Здравствуйте, здравствуйте, – несколько отрешенно ответил профессор, затем неожиданно резко схватил Майкла за рукав и потянул к дверям, – пойдемте, пойдемте, вы должны сами это услышать!

Они прошли по коридору и остановились перед аудиторией номер двести сорок пять. Профессор прижал палец к губам и осторожно приоткрыл дверь.

В небольшой репетиционной комнате спиной к двери стоял Лю.

– Только ничего не говорите, – прошептал педагог Майклу, – у него не получается пассаж в двадцать четвертом капризе. То есть, это он считает, что не получается. Любой другой студент был бы счастлив сыграть этот пассаж так, как играет его Лю. А вот ваш сын, мистер Фонг, недоволен. Он репетирует каждый день по несколько часов, я не знаю, чего он хочет добиться. Вот, смотрите…

Лю положил скрипку на плечо, поднял смычок, закрыл глаза (этого, конечно, Майкл с профессором видеть не могли, но Майкл знал, что сейчас Лю закрыл глаза), взметнулась вверх правая рука…

И мир сошел с ума. Воздух вздрогнул и распался на отдельные молекулы, волна звуков пронеслась по комнате, но там ей было тесно, через приоткрытую дверь она выплеснулась в коридор. Майкл отшатнулся, профессор, заметив его состояние, закрыл дверь. Теперь музыка звучала немного тише, по крайней мере, ее можно было слушать, не опасаясь за свой рассудок.

– Вы это слышали? – спросил профессор, – Я уверен, что сам Паганини никогда ТАК не мог сыграть свой каприз. Но он написал его… Для вашего сына, Майкл. Для вашего сына…

Майкл ничего не ответил, повернулся и ушел, не попрощавшись с профессором. Сев в машину, он попытался разобраться в своих чувствах. Он должен гордиться сыном. Должен, да. Все родители хотят, чтобы дети были умными, красивыми, талантливыми и удачливыми. Когда дети обладают всеми этими качествами (или хотя бы парочкой), родители должны быть счастливы. Почему же он, Майкл Фонг, первая скрипка самого лучшего в стране симфонического оркестра, отец замечательного мальчика Лю, не чувствует себя счастливым?

Впереди мелькнула вывеска «Старбакс», Майкл решительно свернул на стоянку. Домой ехать совершенно не хотелось. Невозможно видеть жену, изучающую очередную душеспасительную брошюру своего дурацкого общества. Спасибо, что хоть их не втягивает.

Майкл заказал кофе и еще раз попытался разобраться со своими чувствами. Примерно через полчаса он уже не сомневался в диагнозе. Да, родители радуются успехам своих талантливых детей, но оказывается очень трудно и очень страшно вдруг осознать, что твой ребенок – гений. Что в свои шестнадцать он играет лучше, чем ты в свои сорок. И, что самое ужасное, даже если ты будешь держать в руках скрипку двадцать четыре часа в сутки, ты все равно никогда, никогда не сыграешь так, как он. Потому что ты – способный музыкант, хороший музыкант, но ты – НЕ гений.

Он расплатился за кофе и поехал домой, не подозревая, что уже через сорок минут он будет проклинать себя за столь внезапно проявившуюся профессиональную ревность к сыну.

В гостиной стояла Хлоди. Похоже, она только что закончила разговаривать с кем-то по телефону, и услышанные новости были не из разряда приятных. Она осторожно положила телефон на журнальный столик и диковатыми глазами посмотрела на Майкла. Он поздоровался, жена ничего не ответила. Вот это показалось странным, обычно в ответ на его приветствие она безупречно вежливо отвечала «добрый день» или «добрый вечер» (это зависело от времени возвращения Майкла домой). Основополагающий принцип общества «Save Soul» гласил «нужно быть абсолютно вежливыми с теми, кто тебя окружает». Отсутствие «абсолютной вежливости» почти автоматически приводило к изгнанию паршивой овцы из дружного стада «SS». Хлоди Фонг уже добрых десять лет была активным членом местного отделения общества и даже, как однажды с удивлением узнал Майкл, занимала там какой-то ответственный пост. Должна быть очень веская причина, чтобы Хлоди проигнорировала принцип «абсолютной вежливости». Майкл решил выяснить эту причину.