Солдаты повернулись и очутились лицом к лицу.
– Ударьте друг друга по щекам!
Подковин получил пощечину от солдата, стоявшего напротив, но его бить не стал. Отделенный подскочил к Тихону:
– Бей!
Тихон по-прежнему стоял, вытянувши руки по швам.
– Направо! Два шага вперед!
Подковин вышел из строя.
– Коневязов, иди сюда! Ударь Подковина.
Тот-ударил слегка.
– Бей сильней! – скомандовал фейерверкер.
Коневязов ударил сильнее. Подковин сказал:
– Господин отделенный, доложите взводному о моем избиении в строю.
– А, ты жалуешься?!
– Да, я буду жаловаться и требовать, чтобы вы были наказаны.
– Почему же ты не бил своего соседа, раз я приказываю? – хрипло спросил фейерверкер,
– Я знаю, что ваше приказание незаконно, а следовательно, стал бы отвечать вместе с вами. Зачем мне это?
Наступила тишина. Все вытянули шеи. Отдельный побагровел.
– Что будет мне, если я закачу по уху покрепче?
Приподняв плечи, отделенный подошел к Тихону и поднял правую руку.
– Лишитесь звания и попадете в дисциплинарную роту, – громко ответил Подковин, обрадовавшись вопросу.
Рука фейерверка опустилась, и он отступил шаг назад.
– Доложите подробно! – выкрикнул Тихон.
– Ишь, разошелся! Не беспокойся, доложим о твоем неповиновении…
Ученье началось.
Вечером Тихона вызвали к взводному.
– Чего ты, Подковин, хочешь?
– Хочу, чтобы вы доложили фельдфебелю о моем избиении в строю.
– Но виновен ты, потому что не исполнил приказание начальника.
– Вы, господин взводный, разрешаете бить солдат?
– Виновных.
– Тогда, если не откажетесь от своих слов, отвечать будете и вы.
– Это уж слишком… Ступай!
Повернувшись кругом, Тихон взглянул на близсидящих молодых солдат. Они одобрительно кивали головами. Уже издали Подковин видел, что его сосед Коневязов сидел как на угольях. Он бы вскочил, но боялся выдать свое волнение.
– Так и в уставе сказано? – шепотом спросил он.
– Понятно. Ты никого больше не бей…
– Теперь они сами припухнут. Ты здорово перед строем сказал: как будто только для себя, а польза будет для всех…
Солдаты видели, что в последние три вечера устав не выходил из рук учителей, собиравшихся в кучки. Отделенный Остапов примолк. Занятия словесностью теперь шли без оплеух и гусиных шагов.
Все чаще и чаще на учениях при вопросе: «Кто наш внешний враг?» – проскальзывало слово: Япония. О ней впервые в казарме упомянул поручик Карамышев. Проверяя работу учителей, он задавал молодым солдатам вопросы о «внутренних» и «внешних» врагах и сам же отвечал, что внешним врагом на Дальнем Востоке является Япония, которая усиленно готовится к войне с Россией.
Глава четвертая
1
Модест Владимирович Инов в начале января выехал с семьей из Харбина в Дальний для работы помощником директора в отделении Русско-Китайского банка. Маленький город, оригинально распланированный на берегу моря, вначале понравился Вале. Охваченный с одной стороны холмами и заливами – с другой, он не был похож на холодный Иркутск и пыльный Харбин. В нем было много экзотического, и в первые дни он очаровывал девушку. Больше всего ей нравилась прекрасная гавань, заполненная огромными морскими пароходами. Длинный мол защищал внутренний водоем от морской зыби. По улицам, среди своеобразных зданий из красного кирпича, часто собирались оживленные толпы из русских, немецких, французских, американских и английских моряков. Были здесь и негры, выделявшиеся своими курчавыми волосами и высоким ростом, Около китайских лавочек и магазинов раздавались выкрики и ругань на разных языках.
Японцы держались обособленно. На их желтых лицах были сосредоточены злоба и зависть. Гавань, корабли, новые здания и веселых русских моряков они осматривали исподлобья.
Близ берега моря сооружался вместительный театр. Собор, больница и городское управление были уже построены.
С первых же дней своего прибывания в Дальнем Валя подметила, что в городке живут весело, даже чересчур весело и беспечно.
Иновы занимали прекрасно меблированную квартиру. Вся обстановка квартиры принадлежала банку и передавалась в распоряжение вновь прибывающих сотрудников на время их работы в городе Дальнем.
Через две недели после приезда Модест Владимирович давал полуофициальный вечер, на который были приглашены представители города, воинских частей, а также коммерческие дельцы – основные клиенты банка.
Жена Инова, Серафима Прокопьевна, волновалась. Ей хотелось, чтобы первыми пришли семейные сослуживцы, но слуга ввел Лыкова.
– Старый знакомый. Очень рада.
Лыков, мотнув головой, хотел что-то сказать, но пришла группа гостей, и хозяйка поднялась навстречу им. В первые дни приезда Иновых Лыков зачастил к ним. Валя не стала выходить в гостиную, когда там был Лыков.
Один из гостей, поставщик леса, тучный, с отвисшим подбородком и маленькими глазами, поправив свои длинные усы, опросил:
– Что новенького, господа?
– Японцы шевелятся, – сказал поручик Гладышев.
– А крепость вооружают плохо, включая и Киньчжоу, – проговорил капитан в золотых очках, и голос его показался всем несколько пискливым и раздраженным.
– Немыслимо представить себе, чтобы крепость появилась по щучьему велению, – с усмешкой заметил полковник инженерных войск.
– На игрушечный городишко Дальний вдвое больше миллионов затратили, – еще громче выкрикнул капитан. – Между тем место выбрали несуразное. Во-первых – далеко от крепости, во-вторых – устройство гавани требует колоссальных затрат и, в-третьих – раз далеко от крепости, то необходимо поставить и здесь батареи против нападения неприятеля с моря. Одна атака миноносок – и все коммерческие суда, захваченные в торговом порту, лягут на дно залива. Нам нужна крепость как надежное убежище для морских военных судов, а не финтифлюшка вроде города Дальнего.
– Николай Степанович, вы невозможный человек. Вы смотрите на окружающее со своей колокольни… Главная задача русских – коммерческое освоение края. Мы должны показать англичанам, французам, немцам, ну и японцам, что мы заняты на Квантунском полуострове мирными делами.