– Политика, политика… Соразмеряйте, но не увлекайтесь, не забывайте опасности, – не унимался капитан. – Над головой кулак висит, а у вас декорация с надписью «мирное строительство».

– Не следует преувеличивать опасности.

Вошел Модест Владимирович. Хозяин был изящным и приятным на вид человеком. Его округлое лицо с широким лбом оживляли большие светло-карие глаза.

– Здравствуйте, хозяин. Без вас скучновато, – поднявшись из-за стола, сказал Лыков.

– Извините, сегодня я неожиданно задержался в банке.

Почти вслед за Модестом Владимировичем вошли мать и дочь Ласточкины. Таня Ласточкина удивленными глазами рассматривала гостей.

Лыков, наклонившись к своему соседу поручику, шепнул:

– Вот вам, поручик, и первая ласточка.

– Хорошенькая, но непролазная дура. Я знаком с нею. Палец о палец не хочет ударить, а читает только приложение к журналу «Родина».

Таня ушла в комнату Вали. Капитан все еще продолжал спорить с полковником. Поручик подошел к ним.

Инов знал о беспокойном капитане, суждения которого метко попадали в цель. Его недолюбливали.

«Скорей бы Валюта пришла да сыграла бы», – подумал хозяин.

Серафима Прокопьевна вернулась в гостиную в сопровождении Тани и Вали.

– Господа, прошу по стакану чая.

Из-за портьеры появился слуга-китаец в мягких туфлях на высоких подошвах, а за ним – бой с блюдом, наполненным печеньем и сладостями. На слугу и мальчика, одетых в шелковые национальные костюмы, никто из гостей не обратил внимания. Все смотрели на Валю. Ее крупное, продолговатое лицо было строгим. Она улыбалась глазами и этого было достаточно: гости видели перед собой красивую и спокойную девушку. Валя возмужала. Тонкие морщинки легли на ее лоб у переносья. Гости с низким поклоном жали руку девушке. Последним поздоровался капитан. Задержав ее руку, он попросил:

– Валентина Модестовна, сыграйте для нас что-нибудь. В этом городе мы так редко слышали хорошую музыку.

Валя вспыхнула. Слова капитана показались ей первым приемом ухаживания. Не отнимая руки, она ответила:

Что вы? Я же только учусь.

– Очень прошу. Музыка утешает, а я так соскучился по семье. У меня маленькая, востроглазенькая дочка…

– А-а-а, – ласково протянула Валя и пожала руку капитану. – Мы с вами вместе выберем, что сыграть.

Девушка взяла у боя поднос со сладостями – он ждал ее у портьеры – и обошла всех гостей.

Капитан стоял у окна.

– Я хотел бы послушать Чайковского, – сказал он, когда к нему подошла Валя.

– Сыграю, Николай Степанович, но позднее. Мы не знаем гостей… Что вы скажете против «Бури на Волге?»

Николай Степанович одобрительно закивал головой и подумал: «Какая умница, точь-в-точь, как моя Наташа».

Музыкальная пьеса была прослушана в полной тишине, и когда Валя кончила, к пианино подошел Лыков.

– Божественно! Русские мотивы, наши волжские…

Как ваше здоровье, Валентина Модестовна?

Капитан поморщился и отошел в сторону.

Валя взглянула на Лыкова и улыбнулась.

«Дрова и тавровые балки хорошо изучил, а к людям подхода не освоил», – подумала она.

– Сыграйте еще что-нибудь, – выкрикнул поручик. – Вальс Штрауса.

Пока Валя играла, подошли еще гости: директор банка и доверенный местной крупной торговой фирмы «Чурин и К°» с женами. Модест Владимирович объявил, что сейчас начнутся танцы, и сам сел за пианино. Вечер проходил оживленно. Валя танцевала с Лыковым, поручиком и капитаном, но беседовала исключительно с Николаем Степановичем. Она расспрашивала его о семье, о службе, о крае.

– Мало знаю о Китае и меньше того – о японцах… Краснею от стыда…

В конце ужина мужчины все чаще и чаще стали прикладываться к рюмочке. Лыков раскраснелся и оживился. Поручик мурлыкал напев из «Веселой вдовы». Капитан пил коньяк, но сдержанно. Он остановил поручика, который было направился в гостиную.

– Выпьем… Я откопал мартелевский коньяк высшей марки… Занятная штука с лимоном… Девочки пусть сыграют. Отсюда даже лучше слушать.

Валя играла попурри из русских песен.

– Вот она, Русь святая! – воскликнул Лыков. – Выпьем за великий русский народ, господа! Что вы там наливаете, капитан? За русский народ – и коньяк? Нет, надо по стакану беленькой!

– Согласен, – сказал капитан. – Русской водки так русской водки…

Все выпили и стали закусывать, а капитан стоял с вытянутой рукой.

– Что же, вы, Николай Степанович? – спросил поручик. Все обернулись в сторону капитана.

– И я выпью. Но дозвольте мне, дорогой Лыков, сказать вам, как русскому человеку и купцу, несколько слов… – Капитан с протянутой рукой, в которой держал стакан, подошел к Лыкову:

– Прогоните японку, которая живет с вами.

– Позвольте. Это – мое частное дело.

– Нет! Это сугубо государственное дело! – выкрикнул Николай Степанович. – В вашем доме не прекрасная мадам для вашего удовольствия, а японский агент.

Лыков густо покраснел.

– Не может этого быть! Она приняла русскую веру.

– Знаю. В Японии на русские деньги содержится фабрика японских шпионов. Она прозывается русской православной миссией.

Поручик попытался одернуть капитана.

– Вы забываетесь, поручик! Я понимаю, что говорю. Со знанием русского языка да с молитовкой куда лучше одурачивать… Нет, это безобразие! – снова выкрикнул капитан, отвечая на недоуменные взгляды гостей. – Своими денежками мы оплачиваем шпионов, у своей груди их пригреваем… Прачки, парикмахеры, бои, портные… Вся эта орава в сотни глаз смотрит, что мы здесь делаем и сколько нас на Квантуне. Попробуй скройся от них и сохрани государственную тайну. Все они – веревочная петля, в которой мы стоим обеими ногами. Придет время, они дернут за ее конец, и мы брякнемся… Во весь рост брякнемся.

Лыков опустил голову. Большинство гостей задумалось, а поставщик леса проговорил:

– Надо налить еще по рюмочке и промыть глаза… Прачек и содержанок испугались. Эка, подумаешь, страсть!

– Вы прохвост! – взвизгнул капитан. – Выходите во двор, я вас выдеру за уши. А то здесь, знаете, при дамах неудобно.

– Что? Что? – захлопал глазами поставщик леса.