Темнота и сырость стали моими лучшими друзьями за все эти часы и дни, что я провел в заточении. Ужасно хотелось смыть с себя всю грязь и засохшую кровь, свою и чужую тоже. Оставить меня со своими мыслями в залитой кровью камере было для меня страшной пыткой. Чувство сожаления о том, что я натворил, будучи не в состоянии контролировать себя, начинало нарастать с каждый часом. Я уж думал, что не смогу этого почувствовать снова, но я ошибался. Это место будило давно забытые эмоции. Я действительно монстр, жестокий убийца, беспощадный и безжалостный. От жажды мой рассудок помутился, и я не мог даже вспомнить, что делал с той несчастной девушкой. Просила ли она меня пощадить ее, умоляла ли? Внутри все похолодело. Я едва мог разглядеть свои руки в темноте, они были все в засохшей крови, и мне хотелось разорвать себе горло от отчаяния и злости. Но это ничего не дало бы, я не умру, лишь израсходую свои силы на восстановление. Чем больше повреждений я получу, тем скорее мне снова захочется крови. Эти уроды из Ордена не дадут мне уйти с миром. Сколько там уже времени осталось, до того как они наконец-то убьют меня?

Не буду врать себе, я думал, что меня найдут и спасут, но чем дольше я находился в этой камере, тем меньше оставалось надежды. Я свыкся со своей печальной участью и уже привык к дурацкому ошейнику, он почти не мешал мне теперь. Знание того, где я нахожусь, не поможет мне выбраться отсюда. А новые попытки разогнуть решетку не увенчались успехом. Отчаяние и сожаление делали меня слабее.

Не просто было ни о чем не думать, мысли постоянно лезли в голову, не давая покоя. Мари предупреждала меня, что вампиры могут отрешиться от всех человеческих чувств и эмоций полностью, так им бывает проще выжить, не сожалея ни о чем, не осознавая, но потом пробудить в себе чувства очень сложно. Она боялась, что я так и поступлю. Именно из такого состояния Мари пыталась меня вытащить весь последний год. И Акира ей активно в этом помогал. Но так было бы меньше проблем.

Я никогда не оправдывал ничьих надежд, все от меня отвернулись. Я стал никчемным мусором, выброшенным на произвол судьбы, и должен был погибнуть рано или поздно по своей глупости, или быть убитым вампирами. Но Валентайн подобрал меня, и показал мне, что я умею лучше всего — сеять смерть и разрушение вокруг себя, именно для этого я ему и нужен был.

Уткнувшись лбом в колени, я пытался отбросить ненужные мысли, чтобы не дать отчаянию поглотить меня окончательно.

Казалось, время начинало растягиваться в бесконечность в этой затхлой и сырой камере, когда я снова услышал звук открывающейся тяжелой дверь. Кому принадлежали эти шаги, я уже хорошо знал. Эта отвратительная женщина, видимо, снова пришла изводить меня. Она закрепила фонарик на стене рядом и подошла к решетке почти вплотную, словно знала заранее, что в этот раз я уже точно не нападу на нее. А мне так хотелось сорваться с места и разорвать ее на куски! Но я сидел в углу и пытался игнорировать ее. Эта стерва из Ордена ни слова из меня вытянуть не сможет.

— Винсент, скажи, о чем ты думаешь? — поинтересовалась женщина, в ее голосе не было ни намека на волнение.

Отвечать ей не было ни малейшего желания, пусть делает что хочет. Я так ненавидел ее, что чуть слышно только скрипнул стиснутыми от напряжения зубами. Трудно было держать себя в руках, уж очень хотелось свернуть ей шею. Но вряд ли у меня это выйдет.

— Хм… — протянула она, — значит, опять не хочешь со мной разговаривать, что же, это твое право. Но позволь мне кое-что тебе рассказать.

Я насторожился. Снова начнет рассказывать про какой-то там ритуал и прочую ерунду? Это меня нисколько не интересовало. Мне это казалось невероятным, хотя капля сомнения и была где-то внутри. Единственное что я мог сейчас сказать с уверенностью, что если я каким-то чудом выживу и выберусь отсюда, она будет первой в моем списке, кому я захочу отомстить за все то, что они со мной тут вытворяли.

— Твой отец был потрясающим человеком, — начала она тихо, ее голос задрожал, и я даже поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Ее слова взволновали меня. Откуда она знала моего отца? Которого из них?

— Он был очень сильным и красивым, был выдающимся охотником на вампиров. Мог стать лучшим за всю историю.

Женщина тяжело выдохнула и сняла с головы капюшон, теперь, в свете фонарика, я четко мог рассмотреть ее лицо.

— Тетя Эмма… — выдохнул я раньше, чем смог осознать.

Я был настолько шокирован, что забыл обо всей своей ненависти, которую я испытывал еще несколько секунд назад. Я не мог поверить своим глазам.

Мне было четырнадцать лет, когда я видел ее в последний раз, они в тот день о чем-то спорили весь вечер с мамой. Тетя Эмма младшая сестра моей матери. Они были совсем не похожи внешне, лишь отдаленные черты, но характеры у них были одинаковые, наверное, именно по этой причине они так редко находили общий язык. Тетя была чуть ниже ростом, у нее были темные вьющиеся волосы, голубые глаза. Я помню ее еще молодой, в те времена на ее лице были едва заметные шрамы, один рассекал правую бровь, а второй был на правой скуле, словно они оба были нанесены одним ударом. Когда мы с сестрой были маленькими, она часто приходила к нам в дом, играла с нами, дарила подарки, водила в цирк и зоопарк. Мне казалось, что она самая лучшая на свете. Я всегда считал ее доброй и ласковой, а сейчас не мог поверить своим глазам. Когда-то я спросил у мамы, почему тетя Эмма больше не приходит и та ответила, что тетя нас больше не любит, это было для меня потрясением.

— Надо же, ты узнал меня, хотя мы виделись очень давно.

Я поднялся на ноги и подошел ближе к решетке, чтобы рассмотреть ее лучше, убедиться, что это не сон и не мираж. Я даже попытался незаметно ущипнуть себя за ногу. Но это был не сон, я мог отчетливо рассмотреть ее. Эта была действительно тетя Эмма, на ее лице виднелся все тот же шрам, только она сама стала намного старше. В голове завертелась куча вопросов. Почему? Откуда? Зачем? Но я не мог произнести ни слова.

Женщина отошла дальше от решетки, все же она боялась, что я нападу на нее.

— Если бы твой отец был жив и узнал, кем ты стал, он убил бы тебя без промедления, — продолжила свой монолог Эмма Стоун. — Такой позор для всей семьи. Ты стал мальчиком на побегушках у вампира, Эдварда Валентайна.

— Какая разница? — не выдержал я и зарычал сквозь зубы, — меня все равно никогда не считали членом семьи!

— Потому что ты всегда делал все, что хотел! Взбалмошный мальчишка! Ты был еще тем засранцем, не правда ли? Ты разрушил все своими собственными руками! — Эмма тяжело выдохнула, опуская голову. — Весь в отца… С этим уж ничего не поделаешь.

Я молчал, мне нечего было ей ответить, я уже давно понял все сам, отрицать что-то было бессмысленно.

— Я вижу, ты в курсе, что Чарли не твой отец. Полагаю, что Валентайн тебе все рассказал. Триша никогда не рассказала бы никому об этом, — женщина усмехнулась, словно издеваясь надо мной.

Отступив от решетки к дальней стене, я опустил голову. Перед глазами снова появилось лицо матери в тот день, когда она отказалась от меня. Неприятные болезненные воспоминания.

— Но знаешь, когда ты родился, я не могла ненавидеть тебя. Ты был ребенком моей любимой сестры и человека, которого я любила больше всего на свете… — голос Эммы Стоун звучал так, словно каждое слово причиняло ей боль, — но я так и не смогла простить сестру за то, что она сделала. Хотя, тебе должно быть все равно. Так же как и то, что все люди, которые любят тебя — умирают!

Тетя Эмма снова подошла к решетке и всмотрелась туда, где стоял я, прячась в темноте, скрывая свое лицо, искаженное болью. Так хотелось, чтобы она больше ничего не говорила, ничего. Каждое слово, произнесенное этой женщиной, ранило меня хуже всякого оружия. Зачем она ворошит это давно забытое прошлое? Ради чего?

— Триша попросила у Валентайна скрыть правду о том, кто твой настоящий отец, потому что Чарльз случайно узнал о ее беременности и был очень счастлив. Она не хотела ранить своего мужа и потерять его из-за этого. И, знаешь, что сделал твой хозяин, когда узнал от кого ребенок? — Эмма вцепилась в решетку руками и со злобой выкрикнула, словно обвиняя меня, — он убил его! Убил собственными руками!