— Просыпайся! — сказал он.
Он сказал это слишком громко.
— Потише, — улыбнулся Голд. — Прошу, не надо так кричать, капитан Маккарти!
— У меня есть к тебе пара вопросов.
— Мне нужен врач.
Врач был ему просто необходим. Боли он не чувствовал, но рубашка, мокрая от крови, неприятно липла к телу, кровь стекала по его ноге, и он чувствовал её запах на своих пальцах. А ещё ему было холодно, очень холодно, и он хотел выскользнуть из цепких лап копа, только чтобы снова, завернувшись в пальто, сжаться на полу.
— Будет врач, — кивнул Маккарти, — но сначала — ответы.
— Сначала врач, — зло сказал Голд, окончательно проснувшись. — А потом — все вопросы к моему адвокату.
Маккарти снова с силой впечатал его в стену, и боль отдала в поясницу, к ране. Голд задрожал всем телом, задышал через силу и сам вцепился в Рэндала, не зная, что именно он собирается сделать, потому что сделать он ничего не мог. Внезапно его от Маккарти спасли.
Голд не сразу заметил, что они не одни: кроме них в полуразрушенной комнатке находился перепуганный судмедэксперт и Лэнгдон Лоусон. Лэнгдон и оттащил капитана от Голда, и тот опять медленно осел на пол.
— Поднимаете руку на старшего по званию, детектив?! — повысил голос капитан.
— Вы напали на пострадавшего, — твёрдо заявил Лэнгдон. — Ему нужен врач.
— Пострадавшего?! Пострадавшего?! Вы уже раскрыли дело, детектив?
— Нет, сэр.
— Правильно, — фыркнул Маккарти и остыл. — Но ты прав. Врач ему нужен. Веди их сюда, если они уже подъехали.
Лэнгдон не двинулся с места и неуверенно взглянул на Голда.
— Ну, иди же, иди, детектив, пока он у нас тут не загнулся.
Лэнгдон подчинился, а Маккати присел на корточки рядом с Голдом.
— Тронешь меня ещё раз, и я тебя засужу, — предупредил Голд. — Я тебе это обещаю.
— Теперь я не спущу с тебя глаз, приятель, — ухмыльнулся Маккарти. — И вообрази: Эдварда Мэйна больше нет, а значит, никто не помешает мне поймать тебя, адвокат.
Больше капитан ничего не сказал, отошёл к судмедэксперту, который в это время пытался отвлечься от развязавшегося на его глазах спектакля и погрузиться в работу.
Врачи поднялись к Голду. Двое. Что-то говорили друг другу, о чём-то спрашивали его: он не слышал, он снова терял сознание. Ему что-то вкололи, положили на носилки и унесли в машину. Лампочки в машине горели очень ярко, свет слепил, но он не мог не смотреть на этот свет. Его привезли в больницу: символика была ему знакома, но он не мог вспомнить, что это за больница. Он думал об этом по пути к операционной и позже, когда его начали раздевать, как куклу. Он пытался помогать, настоял, что жилет снимет сам, и ему это позволили. Рубашку снимать не стали, только расстегнули, и положили на стол, невыносимо холодный и белый, словно льдина. Но он быстро привык, и стол перестал казаться холодным, а после, когда ему впрыснули в вены ещё какую-то гадость, убаюканный тихим ровным голосом хирурга, он заснул. И ему больше ничего не снилось. Вообще ничего. Одна сплошная пустота, непроницаемая и нерушимая…
Но внезапно пустоту разрушили звуки. Голос, такой знакомый и родной. Кристофер. Он никак не мог разобрать, что тот говорит, но старался изо всех сил.
— Я так и не узнал, что внизу… — сказал Голд в попытке завязать диалог с этим далёким голосом.
— Папа? — прозвучало совсем близко. — О чём ты?
— Крис, я так и не узнал, что внизу.
Он открыл глаза и увидел грустное, вечно задумчивое лицо сына, его разные глаза, его растрёпанные тёмные волосы, и улыбнулся.
— Где внизу? — Крис улыбнулся в ответ. — Пап, ты помнишь, что случилось?
— Конечно.
Голд попытался сесть. Вышло не очень. Тело было какое-то ватное и ныло, его самого тошнило, голова шла кругом, как при похмелье.
— Осторожно! Тебя недавно прооперировали.
— Какой сегодня день? — спросил он, хватаясь за голову.
— Вторник. Первое апреля, — сообщил Крис. — Сейчас девять часов утра.
— Значит, я спал… Сколько я проспал?
— Больше двенадцати часов.
— А в какой я больнице?
— Сейнт-Люкс-Рузвельт.
— А… — протянул Голд, впомнив эмблему. — Так и знал.
— Мы приехали сразу, как смогли, — рассеянно сказал Крис. — Реджина первая узнала, увидела тебя и позвонила Роланду. Роланд сказал Коль. Коль позвонила нам. Потом нам позвонили из больницы. Мы ещё кое-кому позвонили, и так по цепочке. Так что все уже в курсе. Коль сидела допоздна и ещё придёт сегодня, а мама…
— Злится? — робко перебил Румпель.
— Нет. Она очень расстроена, но мы все просто радуемся, что с тобой всё обошлось.
— Простите, что заставил вас беспокоиться.
— Ничего.
— А тебе не надо в школу?
— Серьёзно? — усмехнулся Крис. — Тебе сейчас правда интересно, надо ли мне в школу?
— А почему бы и нет? — неопределённо повёл бровями Румпель. — Это обычный вопрос.
Крис не успел ему возразить. Дверь палаты распахнулась, и на пороге появилась Белль. Грустная, как и Крис, глаза покрасневшие, как от слёз. Да и в эту удивительно долгую, почти бесконечную минуту она смотрела на него и была готова снова расплакаться. Ему стало стыдно, и он с трудом заставил себя заговорить первым.
— Прости, что не встретил в аэропорту, — ничего другого ему не пришло в голову. — Виноват.
Белль стремительно подошла к его постели, прикоснулась к его лицу, коротко поцеловала в губы, прижалась лбом ко лбу и обняла бы его,
если бы не боялась сделать больно.
— Дурак ты… — шепнула она.
— Ещё какой… — поддержал он.
— Как ты себя чувствуешь? — Белль оторвалась от него и смахнула рукою слёзы, вновь показавшиеся в уголках глаз. — Сильно болит?
— Нормально, — успокоил Голд и снова слегка приподнялся. — Вроде и не болит особо.
— Не делай резких движений. Лучше просто лежи, — предупредила она. — Я на минутку отойду: сообщу доктору Уилкинсону, что ты проснулся.
— А я и правда в Сейнт-Люкс-Рузвельт, — криво улыбнулся ей Голд и кивнул Крису.
Белль улыбнулась им обоим и ушла, чтобы через несколько минут вернуться вместе с доктором Уилкинсоном.
Джулса Уилкинсона они знали постольку, поскольку именно он лечил Чарльза Брайанта. Реджина хорошо о нём отзывалась, если не брать в расчёт её жалобы на специфическое чувство юмора, неуместные шутки и почти маниакальную одержимость своей работой: его увлечённые рассказы об операциях явно были не тем, что хотели слышать родственники его пациентов, при этом самим пациентам он старался об этом не рассказывать, ограничивался лишь самыми необходимыми фактами и предписаниями.
— Итак, — доктор Уилкинсон вплыл в палату, как всегда измотанный и беспричинно весёлый. — Как вы себя чувствуете, мистер Голд?
— Нормально.
— Боли в районе поясницы?
— Терпимо.
— Возможно, из-за препарата. Если через пару часов боль усилится, вызовите медсестру. Рана простая, осложнений быть не должно, — ровным голосом с неизменной улыбкой говорил доктор. — При должном уходе вы очень скоро поправитесь. Следующие две недели мы будем вас наблюдать. Раз в два дня — общий анализ крови и анализ мочи. Антибиотики и противовоспалительные — внутривенно. Вопросы?
— Нет вопросов, — вежливо улыбнулся Голд. — Всё понятно.
— Вам очень повезло, мистер Голд. Всё могло быть гораздо хуже.
— Представляю.
— Вот и ладненько! — рассмеялся Уилкинсон. — А теперь я пойду принимать пациента, проглотившего нож.
— Шутите?
— Боже, нет! — весело воскликнул он. — Я сам надеялся, что это шутка! Так что я поспешу. А к вам загляну уже завтра. Отдыхайте!
Он ушёл, а Крис решил поделиться тем, что добрый доктор успел рассказать им об операции, и добавил факты, которые вычитал в интернете. Говорил юный маньяк с пугающей увлечённостью, так что когда в десять он ушёл в школу, Румпель и Белль вздохнули с облегчением.
— А где мои вещи? — опомнился Голд. — Тебе отдали мои вещи?
— Да, — нахмурилась Белль. — Отдали.
— Мне они нужны.