— Знаете, лично я из вас троих выбираю Криса, — сказала она и поцеловала Криса в щеку. — Он помог мне с видео и сделал подарок своими руками. Самый лучший подарок.
Голд видел этот подарок: Крис оформил фотоальбом с семейной хроникой и развёрнутым генеалогическим древом с поправкой на то, что Дженни никогда не приблизится к миру волшебства. Истинное имя Румпельштильцхена останется для неё просто смешным именем из страшной сказки, и он это принял. В конце концов, Руперт Голд был гораздо счастливее Румпельштильцхена и во много раз лучше.
Тем временем Кристофер, который до этого тихо и мирно расправлялся с запечённой индейкой и всеми силами старался слиться с интерьером, смутился от внезапной похвалы и весь напрягся, ожидая продолжения. И оно не заставило себя ждать: к Коль присоединилась Белль, сидящая слева от парня, и тоже поцеловала его, а чуть позже это сделала и Келли. Адам и Ал засмеяли его, вели себя как маленькие дети, и Голд нашёл нужным вступиться, хотя так же, как и Крис, предпочёл слиться с мебелью и наблюдать за происходящим со стороны. На этом шутки закончились и уступили место лёгкой грусти и несомненной радости по поводу благополучного разрешения непростой ситуации в Сторибруке.
— Хорошо то, что хорошо кончается, — вздохнул Роланд.
И все поддержали это как тост, чокнулись кружками с безалкогольным пуншем и сделали по большому глотку.
— Нам нужен ещё тост, — сказала Коль. -Традиционный тост от мамы.
— Да, — поддержал Адам. — Чуть не забыл! Давай, мам!
С того самого первого Рождества в Нью-Йорке это действительно стало традицией, и потому Белль даже не пыталась сопротивляться.
— Не знаю уж, что я могу добавить к предыдущему тосту, но попробую, — начала Белль, встала на ноги и ласково сжала плечо мужа. — Настоящее чудо и величайшее счастье, что мы все живы и здоровы и вновь собрались вместе, что было совсем не просто сделать в этом году. Но у нас всегда всё непросто! Потому отмечу хорошее. Меня не убило взрывом, Румпель и Роланд вернулись целыми из ужасного места…
— Это она с хорошего начала, — шепнула Коль Роланду так, чтобы все услышали.
— И я ещё не закончила, — усмехнулась миссис Голд. — Самое хорошее, пожалуй, то, что наша семья стала больше. Рада очередной раз поприветствовать Келли, которая уже давно член нашей семьи, но теперь всё официально. И пусть она не Голд по крови, но по духу всё же Голд. И Дженни, которая, может, и не Голд, но нашей крови. Она — наше будущее. И, как выяснилось, не только она.
Тут Белль многозначительно взглянула на Альберта, а Голд отечески погладил его по спине.
— И я безумно люблю всех вас! — речь Белль приблизилась к своему логическому завершению. — Каждого из вас! И хочу сказать, даже напомнить, как важно держаться вместе, оберегать и поддерживать друг друга, потому что только это и спасает нас в самые страшные мгновения нашей жизни… Но я заболталась! За нас, мои дорогие! За всех нас!
Все стоя поддержали тост и спокойно опустились на свои места. Голд пододвинул свой стул поближе к Белль и коротко поцеловал её: это тоже стало традицией.
Остаток вечера прошёл просто замечательно. Время пролетело незаметно, и разошлись они очень поздно.
Несмотря на то, что все были трезвы, домой вернулись на такси, а тесла так и осталась припаркованной возле дома Коль, потому что Голд просто-напросто не знал, куда её поставить на Манхэттене, из-за чего всерьёз начал симпатизировать спокойным чистым улицам старого Бруклина.
На следующий день Адам и Келли улетели в Испанию. Альберт остался с ними ещё на три дня, и они вчетвером почти всё время проводили вместе, гуляли по городу, бродили по магазинам и паркам, а вечером смотрели фильмы из специальной коллекции Криса. Голд был настолько весел и мил, что нередко жена и сыновья смотрели на него недоверчиво и даже подозрительно. Крис поразился тому, что он играл в мяч с Раффом, Альберта удивляла его словоохотливость, а Белль искала подвох абсолютно во всём.
— Я хочу сделать ремонт в старой комнате Коль, — сообщила она через два дня после Рождества.
— Отличная идея! — отметил Голд.
— И немного переделать её. Для Дженни. Чтобы она могла потом иногда у нас оставаться.
— И снова отличная идея!
— Тридцать первого на Род-Айленде будет вечеринка для печатников, журналистов и литературных деятелей. И мы приглашены. Думаешь, мы могли бы пойти?
— По-моему, прекрасная мысль!
— Ты меня не слушаешь, да?
— Я тебя внимательно слушаю, — уверенно сказал Голд. — И если ты правда хочешь пойти — мы пойдём. Тем более на мои скучные вечеринки ты ходила, так почему бы мне не сходить на твою?
— Что с тобой? — улыбнулась Белль. — Кто ты?
— У меня просто хорошее настроение, моя дорогая. Только и всего!
Двадцать девятого уехал Альберт. Вещи он собрал ещё с вечера и казался тогда каким-то особенно нервным.
— Уезжаешь в Бостон? — спросила его Белль.
— Улетаю в Чикаго.
— Ясно…
— Думаешь, она тебя пустит к себе переночевать? — добродушно спросил Голд.
— Я и в прошлый раз ночевал у неё, — спокойно ответил Альберт, чем обратил на себя внимание всех троих. — А что? Я ночевал у неё на диване.
— Фингал должен её разжалобить, — заметил Кристофер.
— О, разумеется! — горько ухмыльнулся Альберт. — «Привет, Лори! А я тут подрался из-за своей бывшей, у которой остались ко мне чувства!» Так и вижу, как после этих слов она со всех ног бежит меня жалеть.
— Да я просто так сказал, — буркнул Крис. — Чего ты…
— Извини. Просто всё нереально сложно, — мрачно сказал Ал, а потом приободрился и улыбнулся. — Зато ты сдал математику! Горжусь! Если ты сдал математику, то я определённо найду общий язык с матерью своего сына! Даже если сейчас мы говорим на разных…
После этих слов он ушёл в свою комнату, а Крис угрюмо посмотрел на родителей.
— Вроде бы он ничего плохого и не сказал, но я почему-то чувствую себя оскорблённым.
Голд посочувствовал ему, как мог, а мог он немного, будучи не в силах справиться с нахлынувшим чувством счастья и лёгкостью, такой чуждой ему и одновременно такой естественной.
Альберт улетел в Чикаго рано утром, и они все вместе поехали его провожать. Сначала Ал простился с родителями, а потом с Крисом, извинился перед ним и проговорил минут десять.
Когда Альберт прошёл через терминал, Голд не сразу направился к выходу, задержался у той же старой доброй статуи, которой любовался, когда сам в ноябре улетал в Чикаго, и вспомнил то, что чувствовал тогда, вспомнил, как думал, что больше сюда не вернётся, и задумался, насколько далёким и невероятным ему это кажется теперь.
— Румпель? — Белль уже успела уйти вперёд, и заметив, что догонять её он не собирается, вернулась. — Что-то не так?
Голд посмотрел на её встревоженное лицо и едва не рассмеялся. Подавив этот порыв, он дал волю другому, с улыбкой шагнул к жене и поцеловал.
— Это ещё за что?
— Просто так.
— Ладно… — разомлела Белль и тепло улыбнулась. — Пусть будет просто так…
— Вы закончили? — возмущённо спросил Крис, вернувшийся за ними обоими. — Или мне оставить вас здесь?
— Да, — ответил Голд. — Извини.
Крис неодобрительно покачал головой, закатил глаза и снова ушёл вперёд. Румпель в последний раз посмотрел на статую, обнял Белль за талию, и они неспешно последовали за сыном, свободные и готовые ко всему на свете.
========== Новогодняя ночь ==========
Новогодняя вечеринка на Род-Айленде была чем-то большим, чем просто сборище литературных деятелей и сотрудников прессы. Смысл её был ещё не понятен Голду, но учитывая одного из главных устроителей, он был, и немалый, а размах поражал. Проходило празднество в огромном старом особняке, скорее, даже дворце, в просторных залах которого тысяча гостей смотрелась как небольшое собрание людей. Холодные тона и такая же подсветка, искусственный снег и снегопад на экранах, замаскированных под окна, при этом настоящие окна были закрыты и сливались с общим тоном залов. Из освещения остались только лампы на десятках столов для гостей. Повсюду были расставлены рождественские деревья, украшенные на старый манер, и одно, самое большое, немножко выбивалось, в точности копируя главную ёлку Нью-Йорка, и стояло оно на специально сконструированном и довольно высоком подиуме, где каждый мог сфотографироваться с ним сам или воспользоваться помощью специально нанятых фотографов. Из всех нанятых работников фотографы были самыми заметными: музыкантов и охрану сложно было вычленить из толпы.