Один ещё более или менее напоминал человека, походил телосложением на воина: крепко сбитый, широкоплечий. Кожа его была абсолютно белой, как и короткие взъерошенные волосы. Тем страшнее казались от этого чёрные глаза, как две дыры в беспросветную тьму. Хуже, чем взгляд, была только улыбка во весь рот, полный острых зубов. Два ряда одних клыков, или даже больше.

Второй же больше походил на моллюска. Казалось, прикоснёшься к нему, и он весь сожмётся в причудливой форме. Рта не было, вместо носа — две щелочки, вместо глаз — два блестящих изумруда. Из одежды на нём был только кусок серой рваной ткани, обмотанный вокруг его гладкого лилового тела. В подобии трёхпалой руки — зелёный волшебный огонёк. Гиблый огонёк.

— Тёмный Страж прошёл восемь врат, брат Хельгримм, — громко сказал зубастый.

Хельгримм-моллюск качнулся из стороны в сторону, как маятник, и замер.

— Кто вы? — крикнул Румпельштильцхен. — Назовитесь!

— Подойди ближе… — голос зубастого напоминал перезвон колокольчиков. — Смотри на зелёный огонёк.

Ему хотелось смотреть на огонёк, но он понимал, что этого делать нельзя, и отступил дальше. Неутешительная догадка о сущности этих существ пришла ему на ум, и он не хотел верить этому, пусть доказательства пребывали в избытке. Как Румпельштильцхен был сказкой для обычных людей, так и эти двое были всего лишь сказкой для Румпельштильцхена.

— Подойди сам, — жёстко сказал он зубастому. — Я тебе не подчиняюсь. Ни тебе, ни твоей магии.

— Не моей, так своей подчинишься… — зубастый улыбнулся. — Тебе нужен всего один шаг, и всё можно вернуть, Тёмный Страж. Протяни руку и возьми то, что твоё по праву.

— Нет, — Румпельштильцхен отступил ещё на несколько шагов и повернулся к ним спиной.

Он решил, что на сегодня общения ему хватит. А ещё понял, что находится совсем не во сне, и с точностью убедился в этом, когда его сковала боль, почти невыносимая и знакомая: её чувствовал и сопротивлялся ей каждый Тёмный маг. Наверное, за все триста лет он никогда не ощущал присутствие своей проклятой силой явственнее, чем в этот миг, и никогда не боролся с ней отчаяннее. Тьма непроницаемой жижей заливала его, топила, навязчивые идеи отравляли разум, и он силился освободиться, уйти, и каким-то образом его же собственная боль увела его, но не прекращала мучить и тогда, когда он покинул сон.

Удивительно, но он не произнёс ни звука, и проснувшись в холодном поту, пробуя на вкус собственную кровь, тонкой струйкой вытекшую из носа. Убедившись, что Роланда он не потревожил, Голд решил умыться и попытался встать с дивана. Не смог… Сломанная нога как будто снова была сломанной. Со второй попытки, зажав ладонью рот, он пропрыгал к лестнице, извлёк из-под неё старую трость и прохромал к ванной. Ополоснув лицо, он посмотрел в зеркало, тут же пожалел, что сделал это, нервно расправил на себе рубашку и опустился на холодный пол. Он не собирался анализировать произошедшее, даже думать об этом не собирался, заинтересованный только измерением, в котором побывал, и теми, кого там встретил. И был только один человек, который прошёл через то же, через что только что прошёл он: Зелена. Она наверняка не спала в эту ночь. Схватив по пути пиджак, Румпельштильцхен проковылял на улицу, вышел из-под защиты дома, сосредоточился на рыжей ведьме и переместился в офис мэра.

Кажется, новая мадам мэр обитала здесь довольно давно. Было натоплено и пахло лекарствами. На столе, который передвинули к окну, вперемешку лежали бинты, медикаменты, ингредиенты для зелий, кухонные и ванные принадлежности. Недалеко расположился ряд вешалок с одеждой Зелены, у самой стены стоял разложенный диван, на нём — смятые несвежие простыни. Журнальный столик, который раньше красовался в самом центре, теперь стоял у изголовья хозяйской постели, а посередине теперь красовалась… клетка. Похожая на ту, в которой его самого когда-то держала Зелена, но теперь её пленником стал мужчина покрупнее, повыше. Он едва умещался и точно не мог выпрямиться во весь рост. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он один из одержимых, а ещё, что мэру он был очень дорог. Одет, ухожен, постель его была чище и лучше. И когда Голд переместился в офис, Зелена в одной лёгкой ночной рубашке находилась в этой клетке вместе со своим подопечным, пыталась перевязать рану на его плече, чему тот упрямо сопротивлялся. О себе самой она уже позаботилась, насколько Румпелю было видно.

— Зачем пришёл? — резко спросила она.

— Поговорить, — горько усмехнулся Голд. — Смотрю, хомячка завела. Уверена, что не убежит?

— Ты же не убежал.

— Не убежал… Полагаю, для тебя это единственный способ удержать мужчину.

— Ну, вот и всё, дорогой, — проворковала ведьма своему пленнику, закончив с перевязкой. — Ты мой красавец…

Мужчина ответил на это отборными ругательствами.

— Гадости говоришь, дорогой! Замолчи!

Мужчина попытался её схватить, но она ловко извернулась, выбралась из клетки и поспешно её закрыла.

— На самом деле ты не хочешь делать мне больно, милый…

Мужчина с ней был не согласен, вцепился в прутья клетки и принялся дёргать за них, обзывая Зелену последними словами.

— Почему я с ним согласен? — уколол Голд.

— Потому что ты и с душой — чудовище? — Зелена надела халат. — Хотя сейчас и внешне. Откуда ты такой?

Её не ужасал его потрёпанный вид, покрасневшие белки глаз и бледное лицо. Её ужасало поведение загнанного в угол человека, которым он и ощущал себя.

— Думаю, ты знаешь.

— Что с твоей ногой?

— Упал.

— Садись, не стой, — мягко пригласила Зелена и плеснула себе немного виски. — Тебе налить?

— Нет, — Голд сразу отказался от всех её предложений.

— Будто отравлю я тебя. Что они с тобой сделали?

— Не уверен, что они.

— Ясно… — она села на диван, внимательно разглядывая его. — Что ты хочешь знать?

— По-твоему, они в Сторибруке?

— Да. Я почти уверена в этом.

— Почти…

— У меня другой вопрос: кто они? Твоя догадка?

— Нежить, — просто сказал Голд. — Иное на ум не приходит.

— Я думала, что это выдумки… — вздохнула Зелена. — А вот как оказывается… Значит, они мертвы?

— И да, и нет.

— Ни одна из этих мрачных историй хорошо не заканчивалась. Никто не может их победить.

По её голосу Румпель понял, что жестокие кровавые размышления были не только у него.

— Да… — согласился он. — Но это возможно.

— Врёшь?

— Я, кажется, нашёл кое-что…

— Сказка Генри… Как глупые колокольчики могут помочь?

— Пропускают в их мир.

— В их мир я попадаю и так! — рыкнула Зелена. — Я хочу сделку.

— Сделку? — насмешливо переспросил Румпельштильцхен. — Учти в условиях мои интересы.

— Учла, — кивнула она. — Без меня тебе не выйти из города, и меня тебе не убить. Я устрою тебе просвет, если ты вытащишь в настоящий мир хотя бы одного из них. Идёт, Тёмный?

Голд содрогнулся, и она это заметила.

— Ага… Неужели твоему смертному счастью пришёл конец?

— Нет, — покачал головой Румпель. — Ещё нет. Я согласен на сделку. Провожать не нужно.

С этими словами он покинул офис мэра и переместился назад к своему дому. Он вернулся в гостиную и, вопреки своим ожиданиям, не застал там Роланда. Тем временем за окном уже заалело утро, и он подумал, что зять просто отправился по какому-нибудь делу. Он и сам решил не сидеть дома, невзирая на боль в ноге: его эмоциональное состояние этому мешало. Потому он привёл себя в порядок, аккуратно и тепло оделся, закрыл тёмными очками свои жуткие глаза, снова вышел на улицу и отправился в единственное место, которое ещё как-то привязывало его к этому городу. Он пошёл к могиле своего сына.

Румпельштильцхен много думал о Бэе в последнее время. Он всегда о нём много думал, но теперь чаще. Чаще каждый раз, когда судьба вновь бросала его на край пропасти.

— Здравствуй, Бэй, — нежно произнёс он и опёрся на свою трость. — Вот и я. Прости, что меня так долго не было, и за то, что сейчас бы меня, наверное, тоже тут не было… Я был занят. Я всё ещё надеюсь на нашу встречу, но иногда отчетливо понимаю, что этому не бывать. Всё дело в искуплении, сынок, искреннем и честном, а я на него не способен.