— А если это вопрос жизни и смерти?

— Не так страшна смерть, — твёрдо сказал он. — Однажды всё равно умирать. Всем нам. Какая разница когда?

Действительно, какая… Крамольные мысли приходили Голду на ум. В отличие от Филиппа, он знал, что всё всегда может стать ещё хуже. Иногда, чтобы спастись, приходится отпиливать повреждённую конечность, и Сторибрук для него сейчас был повреждённой конечностью. Он поспешил развеять эти размышления приятными воспоминаниями и надеялся, что родные стены ему помогут.

Расставшись с Филиппом у ворот, Голд почти бегом бросился к дому и от души над собой посмеялся, столкнувшись с холодом и пустотой внутри. Ни одно яркое красочное тёплое воспоминание не может спасти от этой пустоты. Без Белль и Криса дом был мёртв. А ведь для них он и строился когда-то.

— Лучше бы я пошёл в лавку, — печально прошептал Румпель, разжигая камин в гостиной. — Там было бы не так тоскливо.

Тоска, подавленность и чувство подвешенности, которое возникает каждый раз, когда пересекается очередная черта, и человек приходит к чёткому осознанию этого факта — такие ощущения мучили его той ночью, когда он свернулся клубочком на диване в гостиной, завёрнутый в одеяло, и старался согреться. И ещё он думал, размышлял об увиденном и прикидывал, какая разрушительная сила была на такое способна. И ни одной толковой идеи не пришло ему в голову, а потом, вопреки собственному желанию, он заснул.

Голду приснился тот же сон, что и в ночь, когда Белль сломала руки. Только вот на предложение Брэдфорда сжечь город он отреагировал иначе, будто сделал сознательный выбор.

— Я должен сначала понять за что.

Голд и пошёл к колодцу вслед за полчищем крыс, а потом он сам в него прыгнул и оказался на краю странного переливающегося тёмными красками и озарённого яркими вспышками мира, будто внутри северного сияния полярной ночью. И там, совсем близко стояли двое, чьи неясные очертания угадывались с трудом. Один из них издавал странные звуки, напоминающие звон маленьких колокольчиков… И больше ничего. Только мрак.

— Мистер Голд… Мистер Голд!

Голда кто-то настойчиво пытался разбудить, и он с неохотой возвращался в реальный мир из мира грёз. С неохотой, потому что чувствовал, что нужные ответы кроются в его снах.

— Роланд! — почти возмущённо сказал он, вглядываясь в нависшее над ним лицо. — Какого черта?!

— Вы совсем неподвижно лежали. И дышали слабо, — сказал в своё оправдание Роланд. — Я немного испугался. Простите, конечно…

— Ничего-ничего, — поспешно заверил Голд. — А почему ты здесь?

— Пришёл проведать. И к тому же принёс вам завтрак, — зять потряс большим бумажным пакетом. — Ну и себе тоже.

— Спасибо за заботу.

Они устроились за низким столиком в гостиной, и Роланд извлёк из пакета термос с кофе и несколько сэндвичей с ветчиной. Надо признать, что всё это было как раз кстати.

— И где люди теперь берут еду? — поинтересовался Голд. — Я вчера заметил, что все магазины забиты досками.

— Им её бесплатно распределяют из запасов, — ответил Роланд. — К тому же пара закусочных работает, кормит врачей, полицейских и охотников вроде меня. Собственно, оттуда я и пришёл.

— Ясно…

— Как Коль? — этот вопрос он хотел задать больше всего, но, кажется, опасался реакции. — Я… Мне так больно, что я её оставил.

— Она в порядке, насколько это возможно, — сдержанно ответил Голд. — Ты её очень расстроил, но ещё не поздно её обнадежить. Если я договорюсь с Зеленой и она меня выпустит, то ты уедешь со мной?

— Да, — закивал Роланд. — Уеду. Я должен уехать. Но я уеду не совсем один.

— Генри?

— И дети Робин. Сама она не оставит Нила, но детей со мной отпустит.

— Хорошо, — согласился Румпель. — Пять человек.

— Но на чём вы собираетесь уезжать?

— На кадиллаке. Он заведётся. Я надеюсь.

— Вас остановят на первом же посту за нарушение норм экологичности.

— Думаю, это мы как-нибудь переживём, — улыбнулся Голд. — Слушай, раздвинь шторы. Слишком темно.

— Ладно, — тяжко вздохнул Роланд. — Только не удивляйтесь.

— Чему?

И он понял, когда Роланд выполнил его просьбу. Небо за окном было серо-красным с изумрудно-зелёными всполохами, чем-то напоминающее небо из его сна.

— Что за… — Голд вскочил на ноги и пошёл через кухню в опустевший ботанический сад, чтобы разглядеть получше. — И давно так?

— Говорят, что с сентября, — Роланд последовал за ним. — Чёрная дымка, полагаю, — работа Зелены.

— Правильно полагаешь, — мрачно кивнул Румпель. — Очень тёмную магию Зелена использует, подпитывается от самой атмосферы. Но небо… Такого я ещё не видел.

— У вас есть соображения на этот счет?

— Пока нет. Но будут. Мне нужны зацепки. Генри пытался использовать возможности Автора, чтобы узнать что-то?

— Пока безуспешно. Вы можете пойти со мной. Я потом как раз собирался к нему.

— Я с тобой, — у Голда были вопросы к внуку. — В конце концов я ничего не узнаю, отсиживаясь здесь.

Сразу же после завтрака, они отправились в особняк Реджины, где поселился Генри. Там же, судя по вещам, поселились и Роланд с Робин. Робин им и открыла.

Она была похожа на всех остальных жителей нового Сторибрука: тревожная, измождённая, испуганная. Но, в отличие от остальных, старалась прятаться за маской спокойствия и даже выдавила предупредительную улыбку, когда увидела Голда.

— Привет, — Роланд поцеловал сестру в щёку. — А где Кайл? Обычно он вертится под ногами.

— Спит, — ответила Робин. — Не спал всю ночь почти. Здравствуйте, мистер Голд.

— Здравствуй, Робин, — печально улыбнулся Голд. — Милая девочка.

На руках у Робин лежала её новорожденная дочь, которую она постоянно с нежностью прижимала к груди. Было заметно, что только это и помогает ей держаться.

— Спасибо. Вы, наверное, к Генри?

Генри они нашли в гостиной: он сидел в кресле, подобрав под себя ноги, и водил волшебной ручкой по страницам новой, полупустой книги сказок. Все ушли в столовую, не желая отвлекать, наблюдали за вялобегущими стрелками старых механических часов и ждали, когда Автор подаст признаки жизни. Вскоре он позвал их в гостиную, всем видом своим демонстрируя, что совсем не доволен результатом.

— Ну, хоть это, — проворчал Генри. — Здравствуй, дедушка.

— Здравствуй, — поприветствовал Румпель, да так, что они будто только вчера расстались. — Что там?

— Невразумительная маленькая заметка.

— Хотя бы что-то, — пожал плечами Роланд. — Учитывая, что ты бьёшься над этим уже два дня. Прочтёшь?

— Прочту, — согласился Генри. — «Мастера древней магии». Одно название…

— Продолжай, — ободрила Робин и села в соседнее кресло.

Роланд и Голд устроились напротив них.

— Хорошо, — кивнул Генри и продолжил чтение: — « Давным-давно жил на свете великий Волшебник, наследник мастеров древней магии. Он был такой могущественный и мудрый, что многие, очень многие желали у него учиться, да только он всем отказывал. Годы шли, Волшебник старел, но мастерством своим по-прежнему делиться не желал. И стали поговаривать, что тайны, которые он хранит, настолько страшные, что даже лучше, если о них никто никогда не узнает. Однако в один прекрасный день он всё-таки взял к себе в ученики юношу, чистого сердцем и сильного духом, назвал его достойнейшим из достойнейших, алмазом неогранённым. Ученик был во всём послушен, бережно относился к искусству и знаниям Волшебника, но одна из Тайн волновала его душу сильнее всего — Тайна Смерти. Из любопытства ли или по другим причинам юноша принял ужаснейшее решение, нашёл в свитках запретное заклинание, прочитал его, и душа его в глубокий омут унеслась, за девять врат туда, куда всем тварям земным и птицам небесным путь закрыт. Опечалился Волшебник, когда нашёл своего ученика, посетовал на свою беду, и, убедившись, что искра жизни ещё теплится в бездыханном теле юноши, решил сам отправиться за девять врат. Чтобы не нарушить тонкое равновесие между Тьмой и Светом, Волшебник изготовил девять колокольчиков-проводников: четыре из бронзы сковывали силы разрушения, четыре серебряных собирали воедино разбитое, и последний взывал к заблудшей душе. Имена колокольчиков отражали их истинную суть, их голос. Имена Волшебник повторял про себя, пока пробирался сквозь бесчисленные преграды за девятые врата, и их же продолжал повторять на обратном пути, когда отыскал душу юноши и спешил вернуть его к жизни, но опоздал. Рассудив, что такому случаться не должно, Волшебник заключил со Смертью сделку и отдал свою жизнь за жизнь юноши. Прощаясь, он велел своему ученику уничтожить любые упоминания о Тайне, к которой тот имел глупость прикоснуться, а колокольчики — лишить голосов, в чём тот ему и поклялся. Со спокойной душой Волшебник отошёл в мир иной, а юноша долго сокрушался о содеянном и так сильно, что забыл про своё обещание, посвятил всю жизнь попыткам вернуть Волшебника, не раз ходил с колокольчиками за девять врат, пока не сгинул. И после многие повторяли его незавидную судьбу, пока книги и колокольчики не попали в руки мудрого короля Элбрика. Зная о силе этих предметов, Элбрик сжёг книги, а колокольчики лишил их имён и голосов и утопил в море…»